Осторожно начинаем вытаскивать Преловского. Вот над поверхностью снега показалась его голова, он подтягивается и выползает на снег. Также, по-пластунски, оба отползают от опасного места, и вот мы уже тискаем в объятиях спасенного.
— Он молодец, — Москаленко широко улыбается. — Успел стать «в распорку», руки-ноги раскинуть, его и заклинило неглубоко. А то ушел бы черт знает куда. Дна этой пропасти я не увидел.
— Нет, Петр Палыч, вы мне объясните, — горячится Преловский, — я же на тракторе дважды здесь прошел... Гладилка проскочила!
— Слава, спрыгнув, ты создал точечную нагрузку на снежный наст — он и не выдержал.
— Ну, девка! — Преловский явно имеет в виду Антарктиду. — Везде достанет!
— Моли Бога, что цел остался, — Дуксин прав, Преловский отделался несколькими ушибами, а могло быть гораздо хуже.
— Придется начинать все сначала, — Москаленко протягивает мне конец веревки. — Запрягайся, Нансен!
— Петр Палыч, почему Нансен, а не Амундсен? — меня разбирает любопытство. К тому же я знаю умение Москаленко давать прозвища: припечатает, так надолго. Теперь мне точно предстоит быть «Нансеном». Хорошо, если только в этой экспедиции.
— А ты книжки про Нансена читал?
— И про Амундсена тоже.
— Вот на досуге и сравни обоих. Пошли. Чем тебе Нансен не нравится? Героическое имя!
На новом месте тоже обнаруживаем несколько трещин. Пробуем бутить их пустыми бочками, но они уходят в какую-то неизвестную глубину. Снова поиск и снова трещины... Наконец, находим узкую полоску ледника между озерком и трещинами, на которой разбиваем ВПП. Израэль, видя, сколько и как мы работаем, молчит, но его нетерпение нам понятно — время уходит, а мы должны доставить комиссию на «Восток», потом к американцам — на географический Южный полюс, где расположена их станция «Амундсен-Скотт», и успеть вернуться обратно, до отхода корабля в Австралию или Новозеландию на пополнение топлива.
Ко всем неприятностям добавляется еще одна — в «Мирном» синоптическую службу упразднили и прогноз погоды приходится запрашивать в «Молодежной», которая находится за 2250 км. Но деваться некуда — запрашиваем, и я назначаю вылет в час ночи. Кстати, это лучшее время в летний период.
Смотрю на часы, сообщаю свое решение экипажу, который работает на самолете:
— Едем в «Мирный». На сон остается совсем мало времени...
Разлетаемся «по углам»
Взлетаем точно по плану. Перегрузка — три тонны. «Ты уж прости нас, — мысленно обращаюсь я к Ил-14, который с трудом наскребает высоту, — ребятам на «Востоке» есть нечего...» Через час сорок минут полета встречаем санно-тракторный поезд, который возвращается с «Востока». Покачали крыльями, стали на их след и спокойно дошли до пункта назначения. Израэль грузный человек, а на «Востоке» таким людям тяжелее адаптироваться, чем худощавым. Но он держится мужественно, работа для него основное, да и сам крепкий, физически закаленный.
А мы начинаем готовить машину для полета на «Амундсен-Скотт». С американцами все согласовано, дополнительное топливо на «Восток» завезено раньше.
— Слава, ты уверен, что горючки хватит на весь маршрут? Дарчук еще раз просматривает свои расчеты:
— Хватит. С запасом.
— Николай Нилыч, как движки?
Но бортмеханик не успевает ответить. В комнату протискивается Израэль:
— Спасибо, товарищи, но полет к американцам отменяется. До следующего раза.
Видно, что он расстроен, но старается улыбаться.
— Юрий Антониевич, почему?
— Только что получил тревожные телеграммы от руководства экспедиции. Несколько последних циклонов вызвали большую подвижку льдов, суда зажимает, разгрузка под угрозой срыва. Нужна ледовая разведка, а Ил-14 у нас пока один — ваш.
— Как жаль, — срывается у Дуксина. — Мне так хотелось поболтать с американцами.
— Мне тоже хотелось побывать на Южном полюсе, — в голосе Израэля грусть. — Но иногда обстоятельства сильнее нас. Возвращаемся в «Мирный».
Задача... По прогнозу к вечеру «Мирный» будет накрыт циклоном. Значит, мы должны успеть сесть до его буйства.
— Борис Николаевич, — я поворачиваюсь к радисту, — сможешь связать меня с санно-тракторным поездом?
Через несколько минут на связь выходит начальник поезда, который мы встретили, мой добрый знакомый по 9-й и 16-й САЭ Иван Петрович Бубель. Разговор короткий:
— Иван Петрович, как у вас погода?
— На глазах портится, подходит циклон. Но нас он зацепит слегка. Внизу дела хуже.
— Мы с Израэлем должны сегодня вернуться в «Мирный».
— Понял. Подстрахуем.
Больше мне ничего не надо. Хорошо, когда в этой ледовой пустыне есть маленький островок человеческого жилья — поезд, где тебя могут подстраховать.
Взлет. Серая лента дороги под нами убаюкивает. Глаза слипаются, ощущение такое, будто в них полно песку. Дают себя знать бессонные ночи, когда готовили ВПП.
Проходим над стоящим поездом. Связываемся.
— Командир, что решил? — в наушниках голос Бубеля.
— Буду пробиваться в «Мирный».
— Когда сядешь, дай нам знать.
— Хорошо.
Бубель прав, чем ниже мы спускаемся к океану, тем погода становится хуже. Выхожу в пассажирскую кабину, Израэль, другие члены комиссии, впервые летавшие на «Восток», заметно повеселели. Ладно, не буду портить им настроение.
— Кофе, Юрий Антониевич?
— Не откажусь.
Я наливаю две кружки кофе, который мастерски готовит Чураков. Пьем молча. Ну что же, теперь я готов к посадке.
— Юрий Антониевич, и вы, и ваши люди пусть хорошо пристегнутся привязными ремнями. Нас немного поболтает.
— Повторение «Новолазаревской»? — он испытывающе смотрит на меня.
— Не думаю.
Занимаю свое кресло. Мы идем под нижним краем облачности, а дорога вот она рядом — в тридцати метрах. Побалтывает. Ветер усиливается с каждой минутой и пытается стащить нас в сторону.
— Слава, держим дорогу.
Эта ниточки ведет нас в «Мирный», потеряем ее — могут быть неприятности.
— Командир, руководитель полетов на связи, — докладывает Сырокваша.
— Роман Петрович, что у тебя? — Ковригин бывший летчик, и я ему доверяю.
— «Молоко». Зажигаем плошки. Сильный боковой ветер.
— Понял.
Приземлились, зарулили на стоянку.
— Боря, — окликнул я бортрадиста, — передай Бубелю, что мы дома. Ждем теперь их.
С Израелем попрощались очень тепло и улетели на ледовую разведку. Подошли остальные суда, мы поработали на их разгрузке и стали разлетаться «по углам».
Забегая вперед, скажу, что с Юрием Антониевичем мне пришлось еще много раз встречаться в Госкомгидромете, в МГА, в Министерстве морского флота, где обсуждались вопросы взаимодействия гражданской авиации, науки и Морфлота, и всегда эти встречи были радушными, теплыми и непринужденными. Он умеет показать человеку, которого уважает, что искренне рад тому, что встретил его в своей жизни. А еще в нем есть черта, которую меня научили ценить в людях с детства, — высокий профессионализм. С учеными говорит на их языке, моряки, летчики, геологи, представители других профессий признают в нем своего человека. При этом всегда в нем чувствовался государственный деятель, умеющий решать сложнейшие проблемы...
