Мы разговаривали до позднего вечера – бывший подполковник вермахта и генерал-лейтенант бундесвера рассказывал, демонстрировал пухлые фотоальбомы («Вот видите, это я. А это – рейхсмаршал Геринг»), вспоминал. Похоже, в глубокой старости ему остро не хватало общения, но писать мемуары он не решался или не хотел. У него появилась возможность выговориться, особенно перед представителем той страны, против которой он воевал и к солдатам которой относился с глубоким уважением.
Я навсегда запомнил его фразу: «Поймите, вместе немцы и русские смогли бы завоевать весь мир. Соединившись вместе, наш порядок и ваша стойкость произвели бы эффект больший, чем все атомные бомбы вместе взятые… Будь прокляты политики».
Потом я узнал от дяди Курта, что Эвальд Грейм умер через день после подписания Беловежского сговора, 10 декабря 1991 года. Старый танкист пережил СССР на одни сутки, а Третий Рейх – на сорок шесть с половиной лет.
Пятнадцать лет спустя, в мае 2005 года, эта история получила весьма неожиданное продолжение.
В мае я оказался в командировке в Москве по издательским делам, быстро решил все деловые вопросы и наконец-то собрался посетить музей бронетехники в Кубинке, где никогда не был прежде.
Сел на электричку с Белорусского вокзала, сожалея, что праздник 9 мая прошел, и сегодня уже 15 число. Со станции за сто рублей таксист добросил меня прямо до ворот музея, оставил свою визитку («Набери номер сотового, когда все посмотришь, я за тобой заеду»), купил билет и отправился в Танковый Рай.
Ясно, что ангар с германской бронетехникой я оставил на сладкое – сначала обошел другие экспозиции. Помня старую историю в Кобленце, я быстрым шагом прошел в дальнюю часть ангара, обогнул мортиру «Карл-герат» и остановился перед двумя мастодонтами, стоящими рядышком.
* * *
Разгадка секрета «двух монстров Куммерсдорфа» оказалась весьма прозаичной, но от этого ничуть не лишенной грозной красоты большой войны.
Выходя из окружения, Эвальд Грейм не подозревал, что обречен – 30 апреля Красная армия уже прорвалась к Луккенвальде. Направлением главного удара оставался Потсдам, но советскому командованию было известно, что дивизия «Курмарк» прорвалась на запад, отбросив 3-й стрелковый корпус 28-й армии и создав коридор на Шперемберг. Возникла угроза соединения вышедших из окружения частей с группой генерала Венка.
Командованием были немедленно брошены в бой четыре свежих танковых и моторизованных бригады, передовые части которых достигли спешно эвакуированного Куммерсдорфа ранним утром 30 апреля. Полигон был захвачен без боя, но к девяти утра советские танковые роты были переброшены южнее, к «точке встречи» частей дивизии «Курмарк».
Именно поэтому капитан Готтов и подполковник Грейм увидели брошенную деревню – через нее прошли советские танки, встретив лишь очень слабое сопротивление.
Две роты оставили держать оборону южнее Куммерсдорфа, с ними и встретились танки Грейма на поле между поселком и полигоном.
– Потери были кошмарные, – размеренно повествовал Юлий Константинович. – Сами понимаете, ближний бой с тяжелыми немецкими танками не сулит ничего хорошего. А каково было мне – корреспонденту фронтовой газеты?
– То есть?
– То и есть, Андрей! Из-за латентного туберкулеза я пробился на фронт с колоссальными усилиями! Причем я не строевик, мне дозволили работать только по политическо-пропагандистской части! Вы не представляете, как это было обидно – все сверстники воюют, а ты?.. В апреле я был приписан к газете фронта «Советский воин», рисковал, как мог. Вот и оказался в Куммерсдорфе с передовыми частями. Причем именно со своими танкистами…
– Что значит «своими»?
– Если вы полный месяц воюете с одними и теми же людьми, хотя могли бы отсиживаться в тылу и строчить выдуманные статейки, разве можно назвать их «чужими»?
– Извините…
– Ничего, ничего. Просто сейчас мало кто понимает наш настрой и наше желание победить. Были, конечно, завзятые «тыловики», но Господь им судья. В девятнадцать лет и на великой войне нормальный человек рвется в бой.
Итак, полигон был занят без потерь и без боя. Рота майора Седова первой вышла к ангарам около куммерсдорфского завода, рядом с которыми стояли два громадных невиданных танка. Наученный прежним горьким опытом, Седов сначала приказал обследовать машины саперам – точно, обе были заминированы. Заряды быстро обезвредили, немцы не проявили своего обычного хитроумия – машины минировались наспех.
Утром обстановка была спокойной: части фронта отсекали прорывавшихся с востока немцев и наносили контрудар группе Венка, по сообщениям разведки остатки дивизии «Курмарк» собирались южнее, у Шперемберга. Седов допустил один недосмотр: Куммерсдорф слишком большой, а контролировать всю территорию малыми силами было невозможно – подкрепления еще не подошли.
Незадолго до полудня пришло сообщение о танковой группе противника, наступавшей с востока. Бой на открытом пространстве повлек огромные потери, уцелевшие танки отступили. Прорыв надо было остановить любым способом. Любым.
Тогда-то командиру части и пришла в голову идея использовать захваченные сверхтяжелые танки – многие советские танкисты были знакомы с вражеской бронетехникой, в Красной армии использовались и самоходки, и «Тигры» с «Пантерами».
Главным преимуществом трофеев считалась простота в использовании и управлении.
Оба танка были на ходу – отлаженные двигатели, полный боезапас. Майор Седов стал командиром оливкового, своего нач-штаба посадил на камуфляжный. Немцев перехватили на аэродроме и полностью уничтожили при поддержке Т-34. ИСы 7-го полка и пехота подошли, когда загорелся последний «Тигр».
– …Орудия «Маусов» и их броня позволили нам противостоять очень сильному врагу, – когда мы, перепачканные в ржавчине и пыли, вылезли из гигантского танка наружу, Юлий Константинович указал на орудие. – Я тогда поработал за механика-водителя, ничего сложного. Но все равно было очень страшно. «Тигр» – жуткий противник… А вот пистолет подполковника Грейма я в трофейную комиссию не сдал. Оставил себе, как первый собственный трофей. Храню до сих пор – дома. Только об этом никто не знает. Тс-с! Никому не говорите, а то меня засудят за «незаконное хранение»!
– Грандиозно, – выдохнул я. – Теперь я понимаю – это и впрямь «ваш танк».
– Вечереет, давайте возвращаться. Я могу подбросить вас на машине до Москвы, а потом поеду домой, в Ярославль. Вы очень меня порадовали, Андрей. Никак не думал, что эта старая история вернется так неожиданно, через совершенно незнакомого мне человека!
Расстались мы около МКАД – Юлий Константинович на своей старой «семерке» отбыл в родной город, я добрался на маршрутке до метро, забрал вещи из гостиницы и спустя два часа поездом уехал в Петербург.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
