Ко времени армейской службы Гитлера его мировоззрение в основном уже было сформировано. Его сердцевина — социально-дарвинистское видение истории как борьбы между отдельными расами, в которой победа приходит к самым сильным, самым приспособленным и самым безжалостным, — по-видимому, заняла доминирующее место не позднее 1914–1918 гг. Истеричная реакция, когда во время лечения в госпитале он узнал о триумфе тех, кого ненавидел всей душой, привела к укреплению его и без того стойкого дуалистического мировоззрения, прежде всего к уверенности, что вина за катастрофу лежит на вездесущих евреях.
Ранее в разговоре с одним из своих фронтовых друзей Гитлер говорил, что после войны станет либо архитектором, либо политиком. Он пишет, что принял решение заняться политикой, когда находился в госпитале. Когда после госпиталя Гитлер приехал в Мюнхен, в политической ситуации царила полная неразбериха. После революции правительство возглавил левый социалист, еврей Курт Айснер. Его убийство в феврале 1919 г. молодым графом Антоном Арко-Валлей привело к политическому хаосу в республике солдатских и рабочих Советов (лидерами многих из них были евреи), провозглашенной в апреле. Она в свою очередь была свергнута через несколько недель фрейкоровцами.
Гитлер воздерживался от активного участия в этих событиях. Однако из своей казармы он видел, что происходит, а чтение правой прессы подтверждало его собственную оценку событий. Весной и летом он обучался на идеологических курсах. Это позволило ему лучше понять работу международного капитала, — в этой области сильное влияние на него оказали идеи Готфрида Федера — экономического эксперта нацистской партии. Он посещал также лекции и семинары по германской истории, социализму, в теории и на практике изучал экономическую ситуацию в России, находящейся под большевистским правлением, а также вопросы ценовой политики и единства Баварии и рейха. Он обратил на себя внимание благодаря своим пылким и спорным взглядам.
В те времена, когда Гитлер стал заметен в мюнхенских пивных как оратор, склонный к популизму и демагогии, его политические взгляды были более традиционными и далекими от ультраправых. Они совпадали с воззрениями пангерманских и других националистических групп, наводнявших Мюнхен в то время. В его ранних выступлениях преобладала агитация против
Версальского договора. Он, как и все пангерманцы, требовал возвращения колоний и объединения Германии и Австрии. Главными врагами Германии представлялись Франция и Британия, но не Россия. Евреи подвергались нападкам прежде всего как агенты финансового капитала.
Значительные коррективы в мышление Гитлера внесли баварский поэт Дитрих Эккарт и балтийские немцы Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер и Альфред Розенберг. Эккарт считал свою философию борьбы с «бездушным еврейством» прелюдией к настоящей в отличие от «ложной» 1918 г. революции, которая породит новых лидеров и настоящий социализм. Розенберг и Шойбнер-Рихтер в еще большей степени повлияли на его мысли о «еврействе» русского большевизма. Они на себе испытали русскую революцию, оба были ярыми антисемитами, связанными с радикальными кругами. В ранней нацистской идеологии ни Россия, ни большевизм не играли сколько-нибудь заметной роли, но Розенберг познакомил Гитлера с деталями «всемирного еврейского заговора», изложенными в «Протоколах сионских мудрецов». Сначала в публичных выступлениях Гитлера злобный антисемитизм имел, скорее, антикапиталистические настроения. Его первое зафиксированное упоминание о «еврейском вопросе» в лекции по капитализму относится к августу 1919 г.
Основная направленность ранних речей Гитлера против еврейского финансового капитала связана с его утверждениями об ответственности, которую евреи должны нести за войну, поражение Германии и за миллионы погибших немцев. Ненависть к «еврейским» военным финансистам доминирует во многих из его ранних выступлений. Он снова и снова требует вешать еврейских ростовщиков, заявляет, что настоящий социализм означает для него «антисемитский».
От одной речи к другой Гитлер давал евреям самые злобные определения. Он отрицал эмоциональные «погромы» как средство решения проблемы, но считал, что немцы при необходимости должны пойти на сделку с дьяволом, чтобы окончательно искоренить зло еврейства. Он требовал «удалить евреев из нашего народа» и заключить их в концентрационные лагеря.
Растущая вера в Гитлера как будущего лидера Германии, изначальная вера в политического мессию охватила всех, кто в то время и позднее был связан с ним регулярно и длительно.
Рудольф Гесс, один из наиболее фанатичных последователей Гитлера с самых первых дней, говорил о «силе личности» фюрера, «излучавшей что-то, что заставляло всех окружающих подпадать под его обаяние». Альфред Розенберг во время Нюрнбергского процесса заявил, что восхищался Гитлером с самого начала, видя в нем создателя нацистской партии и ее политической платформы, лидера, постоянно поднимающего свой интеллектуальный уровень вождя в решении множества вопросов, «заслужившего величайшую веру своего народа в себя и свою миссию», свою «созидательную силу» и «железную волю». Губернатор Польши Ханс Франк вспоминал, что когда в январе 1920 г. первый раз услышал выступление Гитлера, то почувствовал, что лишь этот человек способен спасти Германию. Вступив в 1923 г. в НСДАП, он был «буквально очарован» личностью руководителя, и когда в 1929 г. Гитлер лично обратился к нему с предложением оставить карьеру в области юриспруденции, Франк согласился вступить «на лучезарно сверкающий путь в мир Адольфа Гитлера». Йозеф Геббельс после прочтения «Майн Кампф» писал в дневнике: «Кто этот человек? Полуплебей, полубог! Правда, Христос или только Святой Иоанн?» Бальдур фон Ширах, вождь «Гитлерюгенда», вспоминал, как он был покорен голосом Гитлера, когда в 1925 г. впервые услышал его публичное выступление. Он был потрясен и поверил, что Гитлер — это «грядущее спасение Германии».
Психология Гитлера
У Гитлера были очень ярко выраженные черты нарциссизма. Он интересовался только собой, своими желаниями, размышлениями, планами и мог об этом рассуждать часами. Реального мира для него как бы не существовало — только мир как объект его замыслов и намерений. И люди интересовали Гитлера лишь как исполнители его планов. Нет более яркого проявления нарциссизма, чем абсолютная уверенность человека в правильности собственных идей и представлений.
Гитлер и Ева Браун
В целом Гитлер был просто не способен к нормальным человеческим контактам, в том числе и сексуальным, и сам сознавал свое полное внутреннее одиночество. Он говорил Шпееру, что, как только отойдет от власти, его все оставят, никто даже не захочет его навестить, а с собой он возьмет только Еву Браун и овчарку Блонди. Если это не позерство, то из слов Гитлера видно, что он понимал: никто его не любит по-настоящему, всех притягивает лишь его власть. Показательно, что с собой он хотел взять только женщину, которую любил, но не уважал, и собаку— единственное живое существо, вызывавшее в нем, по словам Шпеера, «проблески человеческих чувств». Увы, 30 апреля 1945 г. на этом бедном и ни в чем не повинном животном был испробован яд, которым намеревался воспользоваться Гитлер. Его адъютант Отто Гюнше пристрелил и пятерых маленьких щенков Блонди, в том числе и любимца фюрера Вольфа.
* * *
Задаваясь вопросом о том, почему Гитлер сумел дорваться до вершин государственной власти и добиться ряда значительных успехов, следует непременно обратиться к его способностям, ведь абсолютно ничтожная личность не смогла бы достичь всего того, чего добился Гитлер. И действительно, он обладал некоторыми бесспорно выдающимися чертами.
Прежде всего, нельзя отрицать его умения влиять на людей, особенно на женщин, и убеждать их в своей правоте. Задатки лидера проявились у Гитлера еще в детстве, когда он играл с другими детьми в войну. В венском мужском общежитии Гитлер впервые нашел зачарованных его тирадами слушателей.
Умение влиять на людей, эта неотъемлемая черта любого демагога, зиждется на излучаемом им магнетизме. Большинство авторов единодушны в том, что источником магнетизма Гитлера были его необычайно выразительные, небесно-голубые и слегка выпуклые глаза, неотразимо действующие, в частности, на женщин. Известно много достоверных (и не очень) случаев, когда люди меняли свою точку зрения и проникались доверием к Гитлеру, если он, беседуя с ними, смотрел им прямо в глаза.
Эрих Фромм — психолог и социолог, представитель неофрейдизма — находил в подобных свидетельствах подтверждение нарциссизма Гитлера — у таких людей часто заметен специфический блеск в глазах, который создает впечатление целеустремленности и особой, как бы не от мира сего значительности. Такие глаза бывают как у людей необычайно одухотворенных, так и у тех, кто охвачен сильнейшим нарциссизмом, переходящим в ненормальное, полусумасшедшее состояние. Но если у людей одухотворенных глаза обычно излучают человеческое тепло, то гипнотический взгляд Гитлера был совершенно холодным и не выражал никаких чувств, что отмечают все свидетели.
