вышел из палаты, что-то весело насвистывая.
Я облегчённо вздохнула.
Благодаря неизвестному доктору на одну проблему в моём богатом арсенале проблем стало меньше. Теперь не нужно было ломать голову и придумывать, что говорить следователю. Эта версия не только являлась вполне правдоподобной, но и как нельзя лучше меня выгораживала. Однако другие проблемы остались — они позвонят отцу, и что я ему скажу? Что я могла сказать человеку, который отдал душу Тьме и был прекрасно обо всём осведомлён?
Я вдруг поняла, что боялась встречи с ним даже больше, чем нового прихода голубого свечения.
Немыслимо…
Хотя, если посмотреть на ситуацию с меркантильной точки зрения, то он был единственным близким родственником, способным мне чем-то помочь. Я пыталась привить себе мысль, что больше не хотела его видеть и знать, но на самом деле я в нём нуждалась.
А как он относился ко мне? По-прежнему считал своей дочерью или я превратилась для него в объект мониторинга?
Его отсутствие говорило скорее о последнем.
И имело некоторые плюсы, ведь если папа не захочет приехать, то они позвонят Ване. Конечно, после всего, что произошло между нами, я волновалась, как он отреагирует на этот звонок. Однако впервые у меня не было ощущения, что я делала что-то неправильно, что кто-то подталкивал или наоборот, мешал мне. Наверное, в данный момент ни Свету, ни Тьме не было до нас дела, и потому мы, наконец, могли встретиться.
Мне безумно хотелось всё ему рассказать. Хотелось, чтобы Ваня понял, почему я так поступила, ведь теперь он находился в схожем положении и был вынужден хранить тайны, о которых никто и никогда не должен был знать. Только внутренний голос подсказывал, что не стоило этого делать. В своё время он обо всём узнает — ему расскажет Свет или Тьма, но не я и не сейчас…
Время шло, однако ко мне никто не приходил, словно весь персонал больницы вымер, подобно мамонтам. Я попыталась уговорить себя немного потерпеть. Потом стала ёрзать в кровати, заставляя тело снова и снова испытывать боль. Потом успокоилась. Потом веки начали слипаться…
Как оказалось, врачебное «Скоро» могло длиться много часов. А когда дверь в палату, наконец, открылась, и вошла светловолосая медсестра в компании высокой, полной и невообразимо-рыжей женщины, я поняла, что крепко и надолго заснула.
— Семёнова, просыпайся! — скомандовала рыжая, хорошенько тряхнув мою койку огромной ручищей.
— Я не сплю, — тут же отозвалась я, почувствовав, как мозг начал биться о стенки черепа, словно мячик для пинг-понга.
— Отлично, — бросила она и скрылась за занавеской.
— Отлично, — повторила блондинка, направляясь ко мне. — Если бы ты спала, Галка трясла бы тебя до нового сотрясения…
— Почему Галка? — промямлила я.
— Потому что её зовут Галина Сергеевна. Но за скверный характер мы называем её Галкой, — доверительно прошептала блондинка.
Хотелось заметить, что у неё характер тоже был не из лучших, но я промолчала, обескураженная действиями девушки. Она бесцеремонно отключила прибор подачи воздуха, даже не спросив меня о самочувствии, резким и болезненным движением оторвала полоски лейкопластыря, которые удерживали на месте кислородные трубки, и сняла маску, прихватив половину скальпа вместе с запутавшимися в ремешках волосами.
— Ай! — воскликнула я, но медсестра не обратила на это внимания.
— Кстати, до твоего отца дозвониться не смогли, — вместо извинений произнесла она.
— И?..
— И… Как ты и хотела, позвонили типа-брату.
— Спасибо, — прошептала я, тут же перестав на неё злиться.
В ответ медсестра хмыкнула:
— Надеюсь, типа-брат привезёт твои документы. А то он был не очень уверен, что сможет их добыть.
— Он приедет? — я встрепенулась, моментально почувствовав себя лучше, и попыталась приподняться.
— Лежи! — повелела она, с силой придавив меня к койке, а потом добавила почти шёпотом: — Приедет. Но если не успеет до конца моей смены, то его к тебе не пустят. У Галки снега зимой не допросишься, не то, что свидания…
— Какого свидания? — раздался громкий голос.
Занавеска пришла в движение.
Галка вплыла в мою часть палаты, забыв задёрнуть её обратно, и я увидела человека на соседней койке. Им оказался мужчина. Возраст я не смогла определить, поскольку голова, видневшаяся из-под простыни, была наполовину забинтована, а наполовину покрыта багровым кровоподтёком. Лицо опухло до такой степени, что в сплошном месиве с трудом просматривались составляющие части. Невозможно было понять, где находился глаз, заканчивался нос или начинались губы, и только вставленная в горло трубка помогала определить место расположения рта. Мне показалось, что череп мужчины тоже был деформирован и покрыт вмятинами. А ещё я вдруг осознала, что там, где должны были находиться ноги, простыня лежала совершенно ровно — у него отсутствовали ступни и голени. Как отсутствовала и левая рука — её обрубок, замотанный в толстый бинт, лежал вдоль туловища. Точнее, только вдоль рёбер…
— Не с этим ли полутелом встречаться собралась? — загоготала Галка, кивнув в сторону соседней койки ядовито-рыжей головой.
Я подняла на неё глаза, полные ужаса и боли, не понимая, как можно было шутить над такими вещами. Но увидела лишь злую улыбку на покрытом веснушками круглом лице.
— Перестань, Галь, — равнодушно произнесла блондинка и поспешила задёрнуть занавеску обратно. — Это не смешно.
— А по мне, так очень даже! — снова гоготнула она. — Ритка, ты закончила? Тогда покатили.
Галка схватила мою кровать за борта и с силой рванула вперёд. Колёсики, приделанные к ножкам, поддались не сразу, поэтому сначала меня хорошенько тряхнуло, как в маршрутном такси, а потом сдвинуло ближе к изголовью. Галка толкала койку перед собой, распахивая ею двери и сшибая все углы. Мы то резко набирали скорость, то так же резко останавливались, столкнувшись с каким-нибудь препятствием. При этом я испытывала перегрузки не меньшие, чем летчик-испытатель во время исполнения фигур высшего пилотажа. У меня даже голова разболелась от непрекращавшихся ударов и толчков. А также от непрекращавшейся болтовни Галки — её рот просто не закрывался. Она трещала и трещала, обсуждая всех и каждого в этой больнице. Отпускала шуточки в адрес тех или иных пациентов, жаловалась на плохое финансирование, состояние оборудования и отсутствие расходных материалов. Сплетничала про местных врачей и перемывала кости знакомым и незнакомым. Рита молча шла рядом. Она не участвовала в монологе, лишь изредка вставляя фразы, вроде: «Неужели?» или «Конечно!», за что я была ей безмерно благодарна. Правда, через некоторое время я привыкла к постоянному шумовому фону, который создавала Галка, и перестала его замечать, погрузившись во внимательное разглядывание ламп, мелькавших над головой.
Когда-то я слышала, что каждый медицинский работник проходил три обязательных стадии деформации психики. Сначала он жалел
