пациентов, пытался вникнуть в их проблемы и боялся причинить боль. На второй стадии происходило привыкание и отстранение. Врач словно отращивал толстый, бронированный панцирь и к пациентам начинал относиться, как к материалу или неодушевлённым предметам. На данной стадии останавливалось большинство врачей в наших больницах… Но самой извращённой и страшной стадией была третья, когда врач превращался в садиста. Такому доктору нравилось иметь власть над людьми и их жизнями, нравилось издеваться физически и морально, намеренно причинять боль и высмеивать немощность и проблемы.
Похоже, Галка относилась именно к третьему типу. А вот с Ритой мне повезло больше. Наверное, она находилась между первой и второй стадией. Всеми силами пыталась отстраниться и перенять поведение давно работавших в больнице коллег, однако иногда человеческие качества всё же пересиливали её старательную хладнокровность…
Последним неожиданным рывком Галка припарковала мою кровать возле какого-то кабинета и направилась в другой конец коридора, чтобы поболтать с двумя тётками в белых халатах. А Рита, не проронив ни слова, быстро скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве.
Лежать посреди коридора совершенно голой было не слишком приятно, и я попыталась отвлечь себя, прислушиваясь к разговору женщин. Галка рассказывала пошлый анекдот, смеясь гораздо громче, чем её слушатели. Это показалось мне неинтересным и даже скучным, поэтому я просто уставилась на мерцавшую лампу дневного света, криво прилепленную к потолку надо мной. Так прошло минут десять, пока Рита, наконец, не появилась в коридоре в компании второй блондинки и нескольких шприцов. Они взяли у меня кровь для анализов откуда возможно и сколько возможно, выкачав не меньше литра, после чего неизвестная блондинка вернулась в свою лабораторию, а Рита окликнула Галку, оторвав её от рассказа очередного анекдота.
И меня снова куда-то покатили.
Мы спустились на лифте. В коридорах появилось больше народа, гудящего, словно рой диких пчёл, свет стал ярче, а пятна на давно побеленных стенах — чаще и темнее. Потом свернули в какой-то закуток, и гул остался позади.
Как оказалось, в этот раз меня привезли на обследование мозгов.
Боковым зрением я увидела, что по центру просторного и светлого помещения стоял огромный агрегат, похожий на машину времени — квадратный, с круглым отверстием посередине. Над отверстием располагалась панель, усеянная датчиками, кнопками и светившимися лампочками, а возле отверстия были установлены большие пластиковые салазки. Галка с местным медиком — здоровенным парнем под два метра ростом — благополучно водрузила меня на них, чуть не содрав кожу с подмышек. Я жалобно заскулила, но рыжая лишь хмыкнула в ответ, а Рита и мужчина сделали вид, что ничего не заметили.
— Обследование будет проходить в четыре этапа и займёт минут двадцать, — сообщило склонившееся надо мной симпатичное лицо доктора, наверное, какого-то специалиста по МРТ. — Вы будете слышать, как меняется звук на каждом этапе. Постарайтесь не шевелиться.
— Даже если захочу, не получится, — попыталась я отшутиться.
— Ага, — хмыкнул он, подкладывая мне под голову твёрдый, шуршащий предмет.
Потом что-то сказал. Однако слов я не разобрала, поскольку этот предмет закрывал уши с обеих сторон и плохо пропускал звуки. Врач повторил вопрос, но я снова ничего не поняла, догадавшись о его сути лишь по движениям губ.
— Нет, — ответила я, слегка мотнув головой.
Врач кивнул и нажал несколько кнопок на верхней панели машины времени. Я почувствовала едва заметную вибрацию, которая неприятной щекоткой отдалась под гипсом. Затем он нажал ещё какую-то кнопку или рычаг чуть ниже уровня салазок, и те послушно пришли в движение, медленно заехав в круглое отверстие внутри квадрата. Над головой наплыл пластиковый свод, заполнив всё поле зрения, после чего салазки остановились. Больше я ничего не видела, кроме белого потолка и полукруглого пятна света в районе ног, и могла лишь догадываться о стадиях обследования по лёгкому гулу, который всё-таки доносился до внутреннего уха сквозь пенопластовую подушку.
Время тянулось ужасно медленно. Мне показалось, что всё тело затекло в ту же секунду, как меня загрузили в чудо-аппарат. Но я помнила, что шевелиться было нельзя, и в попытке отвлечься стала мысленно отсчитывать секунды, стараясь соблюдать нужный интервал. Однако моя затея провалилась. Сбившись два или три раза, я плюнула и просто попыталась расслабиться.
Затем гул стал чуть громче, и я сделала вывод, что началась вторая стадия сканирования. Следующее изменение я почти не заметила — его уловило моё затуманенное, наполовину уснувшее сознание, с усилием забросив данный факт в частично бодрствовавший мозг.
В борьбе со скукой и с периодическими провалами в никуда прошло ещё несколько минут. Я не знала, начался ли четвёртый этап обследования, однако неожиданно меня что-то встревожило. Я резко распахнула глаза, но не увидела перед собой ничего, кроме белого потолка. Сердце забилось чаще, разгоняя по организму дозу адреналина. Возможно, подскочило давление, поскольку я почувствовала, как запылало лицо, а в висках началась сильная пульсация, заглушавшая остальные звуки. Мне захотелось немедленно выбраться из пластикового гроба, и я заметалась по маленькой камере, часто и нервно дыша, как когда-то металась по кровати. Только теперь я понимала, что не спала и не могла просто проснуться и оказаться в другом месте…
Затем была яркая вспышка, раскалённой иглой пронзившая мозг. Она прошла сквозь голову, оставив чувство жжения в крошечной точке под черепной коробкой, и на секунду отключила зрение. Но за этот краткий миг я увидела всё: чёрное поле из снов, Воинов в доспехах, жутких Бесов и кровь… Кровь повсюду…
И тут же видение исчезло, оставив перед глазами лишь белизну пластика.
Я схватилась за стенку аппарата здоровой рукой и попыталась от неё оттолкнуться, чтобы выползти из камеры. Но не успела — меня накрыла вторая вспышка. Теперь это были кривые скалы, темневшие на фоне серого неба. Я смотрела на них откуда-то издалека. Я стояла одна посреди огромной, гладкой равнины, а в воздухе вокруг шевелились клубы пара.
Сразу за ней появилась третья: я увидела меч, увидела тонкую струйку крови, подобно змее скользнувшую по нему, увидела Стража, распростёртого на земле, которого, как самую большую драгоценность, заботливо обнимали чьи-то руки. И поняла, что это были мои руки.
А потом вспышки и видения начали сменяться с бешеной скоростью, показывая всё новые и новые ужасные картины. В перерывах между ними я выгибалась и дёргалась, пытаясь выбраться из белой камеры. И в конце концов у меня это получилось — кто-то снаружи сжалился и привёл салазки в движение. Спустя несколько самых долгих и мучительных секунд в моей жизни, за которые перед глазами пронеслись сотни фрагментов пережитой когда-то Битвы, я,
