В следующем месяце Франческетто назначили правителем Рима и главнокомандующим. Кардинал Борджа пытался признать назначение недействительным, но у него ничего не получилось. Он решил, что будет лучше, если сын Папы окончательно исчезнет. Но Франческетто спасся от банды головорезов, покушавшейся на его жизнь, благодаря вмешательству Пречистой Девы, которая ему особенно благоволила. Так, по крайней мере, говорили люди. В следующее воскресенье Иннокентий VIII и сам Борджа вместе произнесли благодарственный «Те Deum»[75] в базилике Святого Петра.
Спустя два года, в феврале, Иннокентий почувствовал себя плохо. На теле понтифика появились красные и фиолетовые пятна. Его мучил постоянный понос, что указывало на симптомы отравления мышьяком. Все это заметно обеспокоило Родриго Борджа, который испугался, что у него появился малосведущий неизвестный соперник при папском дворе. Мышьяк обычно используют, когда планируют длительное отравление, а для быстрого эффекта применяют другие средства.
Франческетто, как и подобает хорошему сыну, целые дни проводил у постели больного, но попытался сбежать, когда стало ясно, что наместник Христа вот-вот отдаст душу Творцу. Его задержали у ворот Рима те же гвардейцы, которыми он командовал. Солдаты ничуть не удивились, обнаружив в сопровождавшей его карете два сейфа, набитых золотом и драгоценными камнями. Это было церковное сокровище. Франческетто признал, что взял его, но пояснил при этом, что не мог поступить иначе, ибо в период, когда папский престол будет вакантен, может найтись какой-нибудь негодяй, который этим воспользуется и украдет драгоценности.
Прошло несколько дней. Иннокентий чуть оправился, но его здоровье, и без того подорванное французской болезнью, так до конца и не восстановилось, что вынудило его отказаться от развлечений с юными фаворитками. За свой благородный поступок Франческетто был пожалован титулом графа Священного Латеранского дворца. Отныне он мог вершить правосудие, выказывая при этом справедливость и благоразумие, всегда имея в своем сердце интересы Святой Римской церкви. Ему также были предоставлены земли в Черветери и Ангвилларе с пожеланиями почаще появляться в новых владениях и оставаться там как можно дольше.
Во Флоренции Лоренцо Медичи рассуждал о философии и слагал сонеты. Народ, исключая, конечно, придворных поэтов, искренне рукоплескал «Вакхической песне». Этот гимн молодости призывал наслаждаться настоящим, не заботясь о будущем. Великолепный был доведен до крайности поведением Савонаролы, который продолжал произносить проповеди против Церкви и нравов новой флорентийской буржуазии. В конце концов Лоренцо выгнал его из Флоренции. Однако через несколько месяцев он внял мольбам Джованни Пико, по отношению к которому чувствовал себя виноватым, и вернул монаха. Тот немедленно ему отплатил неистовыми проповедями против него и двора. На упреки своего патрона Савонарола ответил, что на этот раз ему самому следовало бы убраться из Флоренции, и предсказал ему скорую смерть.
Третьего марта 1491 года Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская подписали декрет об изгнании всех евреев, не принявших христианскую веру. Об обращенных позаботился духовник королевы, великий инквизитор Томмазо ди Торквемада. После того как им вырвали ногти и выбили зубы, он заставил их сознаться в том, что они отреклись от веры отцов по корыстным соображениям. Тех, кто выжил и не взошел на костер, изгнали навечно, предварительно конфисковав все имущество.
Тем временем Христофор Колумб готовился к экспедиции. Ему придавал силу тесный союз правителей Испании с его отцом. К тому же он открыл королеве некоторые подробности относительно существования верховного женского божества, предшествовавшего всем религиям, и высокомерие повелительницы Испании было наконец сломлено. На самом деле Изабелле, повелительнице богатой, сильной и густонаселенной Кастилии, никогда не был по душе союз с бедным и маленьким Арагоном, державшийся исключительно на наглости ее супруга. Их соединяли только политические соображения. Колумб испросил и получил для себя и своих наследников назначение правителем всех земель, которые он откроет за океаном и за зоной жары, где, и это знает каждый моряк, невозможно дышать.
При дворе не всем понравилось это назначение. Оно влекло за собой разделение богатств между адмиралом Колумбом и испанской казной. Что толку становиться владельцем территорий, которые, как Индия, к примеру, веками принадлежат законным и уважаемым суверенам? Но перечить королеве никто не осмелился, а ее супруг Фердинанд был слишком занят завершением военных действий против Гранады, последней арабской твердыни.
* * *
Ферруччо и Леонора де Мола очень огорчались тем, как сложилась судьба их друга. Во время долгих совместных прогулок в окрестностях виллы во Фьезоле они часто старались отвлечь его от навязчивых идей, но граф делла Мирандола уже не был тем, что прежде, и разум его постепенно терял контакты с действительностью. По крайней мере, так казалось его друзьям. Он без конца твердил о том, как посредством магии изменит ход событий. При этом постоянно оглядывался и застывал в задумчивости, а потом снова шел вперед.
Джованни был убежден в том, что нашел некий алхимический секрет в книге из листьев и коры, принадлежавшей самому бессмертному Николя Фламелю. Утрата связи с огненным шаром приводила его в отчаяние. Шар появился, когда он родился, и сопровождал его в самые важные моменты жизни. Пико говорил, что Великая Мать покинула его, потому что он не смог поведать миру о ее существовании. Зато каждую ночь ему являлись видения Грозного Бога, и он страдал от них физически и духовно. Ферруччо видел в этом дурное влияние брата Савонаролы, к которому Джованни Пико часто наведывался. Де Мола не мог слушать его пророчества о смерти и леденящие кровь описания страшной Божьей кары. Он не выносил религиозного фанатизма Савонаролы, хотя и разделял презрение монаха к римскому двору.
~~~
Флоренция
Суббота, 7 апреля 1492 г., и последующие месяцы
В последние недели по Флоренции ходили слухи о здоровье Лоренцо Великолепного. Ферруччо проник ко двору и узнал, что Лоренцо внезапно стало плохо сразу после визита зятя, Франческетто Чибо. От слуг, день и ночь дежуривших в комнате господина, он узнал некоторые подробности, которые сразу вызвали подозрение. Лоренцо страдал кровотечением из заднего прохода, и каждую ночь ему приходилось менять простыни и одеяла. Ферруччо попросил, чтобы ему показали простыни: пятна темной крови указали бы на присутствие какого-то яда. Лишь немногие знали, что Лоренцо был начисто лишен обоняния. Поэтому любому из близких родственников не составляло труда во время трапезы в узком кругу, когда дегустаторы не присутствовали, подсыпать ему тошнотворного снадобья в какой-нибудь гриб. И легче всего это удалось бы его дочери Маддалене и ее супругу Франческетто. К своему удивлению, он увидел на простынях пятна свежей, а не темной крови. Он выпросил одну из простынь, расплатившись золотом, и вытащил ее из общей кучи, подготовленной к стирке в огромной лохани, с добавлением нескольких лопат золы. Простыни были так выпачканы кровью, что нуждались в очень тщательной стирке.
Ферруччо знал, что врач Паоло Реджо по субботам наверняка находится дома. Он приехал из Испании и раньше звался Моисей Коэн. Они вместе дождались вечера и при огоньке свечи, вдыхая ароматный дым каких-то воскурений, троекратно прочитали над бокалом с вином молитву об отделении священного от мирского, именуемую авадала. Потом врач взялся осматривать простыню.
— Кровь здоровая, — сказал он, — а вот человек скоро умрет. Посмотри, как поблескивают пятна. Видна мельчайшая пыль драгоценных камней, возможно рубинов: их легче смешать с пищей так, чтобы никто не заметил.
— И чем она опасна?
— Ее можно подсыпать, к примеру, к мясу. Во время еды человек ничего не замечает. Пыль попадает в желудок, серьезно ранит стенки, и они начинают кровоточить. То же самое происходит и в кишечнике. Способа заживить эти внутренние язвы не существует.
На следующий день во Флоренции зазвучали медленные удары погребального колокола. Великий Лоренцо, меценат и диктатор, умер. Еще через несколько дней Ферруччо узнал, что Моисей поставил точный диагноз, но заговор тут вроде и ни при чем. Новый медик, Ладзаро ди Павиа, прибывший из Милана от семейства Сфорца, указал в свидетельстве о смерти, что лечение жемчугом и измельченными драгоценными камнями, которое проводилось прежде, не помогло.
Может, таким образом кто-то хотел публично объявить преступление лечением? Так что же это было? Честная ошибка или давно задуманный маневр?