– Он тебе, часом, ничего не обещал?
– Вестимо, обещал, – кивнул человек с метлой. – Обещал, что непременно санитару Лебядкину голову снесет. Да только ведь опять меч свой дома оставил.
Под осуждающим взглядом метельщика Фредриксон виновато развел руками.
– Ага, – Вениамин приложил указательный палец к губам.
Ситуация была наиглупейшая.
– А Рафаила вы сегодня с собой не взяли? – спросил метельщик.
– Нет, – рассеянно махнул рукой Вениамин. – Дома оставили.
– А хочешь, я за губной гармошкой сбегаю? – с надеждой предложил метельщик. – Заодно и Фому с собой приведу, а то он не верит, когда я ему про вас балакаю. Говорит, мол, крышак у тебя поехал, Пергалезыч.
– Нет, не надо, – решительно отказался Вениамин.
Помимо того, что он не испытывал ни малейшего желания познакомиться с новоявленным Фомой Неверущим, он еще и не умел играть ни на одном музыкальном инструменте.
– Ну так напой! – потребовал Пергалезыч.
Делать было нечего, и Вениамин принялся негромко что-то мычать. Склонив голову к плечу, Пергалезыч с интересом прислушивался к издаваемым Вениамином звукам. С неменьшим интересом внимал им и Фредриксон. Невнятное вначале мычание постепенно стало складываться в нечто похожее на мелодию. Поймав нужный ритм и размер, Вениамин замычал увереннее и громче. Вскоре в том, что натужно выдавливал из себя Обвалов, можно было опознать отдельные фрагменты классической пьесы «Summertime». Но при том, что музыкального слуха у Вениамина не было, лирическая мелодия Гершвина в его исполнении приобретала угрожающее, почти инфернальное звучание, вполне соответствующее атмосфере Страшного суда в том виде, как представляли его художники раннего Возрождения.
Выдохнув из легких последние вибрирующие звуки, Вениамин с облегчением перевел дух. Пергалезыч, точно зачарованный, стоял неподвижно, опираясь на метлу. Взгляд его был устремлен в даль бесконечности, что раскрылась перед ним при звуках апокалиптического мычания специального агента СГБ Вениамина Обвалова, временно выполняющего обязанности архангела Гавриила.
– Ну как? – с надеждой спросил Вениамин.
При звуках человеческого голоса Пергалезыч вздрогнул.
– Сила! – произнес он с придыханием. – Я как будто своими глазами все увидал!
Не зная, как иначе выразить обуревавшие его чувства, метельщик схватил метлу обеими руками и раскрутил ее над головой.
– Что ты видел? – с тревогой спросил Фредриксон.
– Все! – воодушевленно взмахнул рукой Пергалезыч. – Все видал! И зверя с именем Шестьсот Шестьдесят Шесть, и седьмую печать, и шлюху из Вавилона! Ох, какая, скажу я вам, бабища!
Метельщик в восхищении закатил глаза.
– Я рад, что тебе понравилось, – улыбнулся немного смущенно Вениамин.
Не обольщаясь на счет своих вокальных данных, Обвалов даже и не рассчитывал на подобный успех.
– Понравилось? – Пергалезыч перехватил метлу, как винтовку. – Понравилось – это не то слово, которым можно определить сию музыку, изливающуюся из небесных сфер и вырывающуюся из самых глубин Ада!
Пытаясь понять, чем же пронял слушателя Вениаминов стон, Фредриксон озадаченно сдвинул брови.
– Я рад, – еще раз повторил Вениамин. – А теперь прости, Пергалезыч, нам пора.
Глаза метельщика обиженно округлились.
– Уходите?
– Дела, – с досадой вроде как цокнул языком Вениамин.
– Понимаю, – удрученно кивнул метельщик.
– Будь здоров, Пергалезыч, – махнул на прощание рукой Фредриксон.
– И вам того же, – ответил метельщик.
Новоявленные архангелы не успели еще и с места сойти, а Пергалезыч уже снова сосредоточенно мел крышу. Как будто и не было рядом двух незнакомцев, спустившихся с небес.
Переглянувшись молча, Фредриксон и Вениамин быстро и тихо скользнули за чуть приоткрытую дверь. Сразу же за дверью начиналась лестница, ведущая вниз.
Только на предпоследнем пролете агенты встретили санитара, одетого в форменную куртку болотного цвета с накладными карманами и стоячим воротничком. Санитар с интересом посмотрел на незнакомых людей. Но, судя по всему, вид агентов не внушал специалисту опасения за состояние их психики, и санитар неспешно проследовал мимо.
Оказавшись на улице, Вениамин безошибочно выбрал нужное направление, и вскоре агенты вышли на угол Бейкер-штрассе и Модем-стрит, откуда открывался восхитительный вид на обшарпанную дверь кабака «Бивис и Батхед» и где нес свою бессменную вахту виршеплет Лука Голослов.
Виршеплет сидел на корточках, привалившись спиной к стене, и грустно созерцал безлюдную улицу. Лютня, украшенная новой голографической наклейкой с изображением томной красотки явно внеземного происхождения, тоскливо стояла рядом.
Едва завидя агентов, виршеплет тут же вскочил на ноги и замахал руками над головой.
– Эй! – закричал он во всю глотку, хватаясь за лютню, точно утопающий за спасательный круг.
– Кто это? – спросил Фредриксон.
– Местный самородок, – процедил сквозь зубы Вениамин. – Живет в интерфонной будке, сохнет по китаянке и между делом сочиняет вирши.
– Да ну? – Фредриксон с интересом посмотрел в сторону Голослова.
– Вот только подходить к нему не советую! – предупредил Вениамин.
Но этого и не требовалось – подхватив беспомощную лютню, виршеплет уже бежал в сторону прохожих, должно быть, рассчитывая очаровать их своим пением и перехватить пару грошей. Узнав же Вениамина, Голослов расцвел, словно ландыш майским днем.
– Буэнос диос, генацвали! Куйдас кяси кяйб?
– Шо вы хочите, молодой человек? – неприязненно глянул на виршеплета Вениамин.
– Вот те на! – взмахнул лютней Лука. – Никак не признали? Я ж Лука, – виршеплет хлопнул себя ладонью по груди. – Лука Голослов. Нас с тобой пару дней назад Сид познакомил!
– И шо с того? – взгляд Вениамина окатил виршеплета ледяным холодом.
– Ну як же… – растерялся Лука. – Мы же теперь вроде як приятели… Сыберы вроде як…
– Вот индид, шо вроде як, – усмехнулся саркастически Вениамин.
Голослов хлопнул глазами и растерянно приоткрыл рот.
– Вениамин, ты не прав, – вмешался в разговор Фредриксон.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивленно посмотрел на ИскИна Обвалов.
– Нельзя же так с людьми, Веня, – с укоризной покачал головой Фредриксон.
– А как с ним можно? – небрежный кивок в сторону виршеплета.
– Ну, я не знаю, – развел руками ИскИн. – Лука к тебе по-человечески, а ты рычишь на него, аки тать какой.
– Во-во! – поддержал Фредриксона виршеплет.
– Фредриксон, – устало посмотрел на напарника Вениамин. – Я поэзу этого виршеплета уже слышал.
– Он же не стихи пришел читать, – мягко, по-отечески улыбнулся виршеплету ИскИн.
Улыбкой своей он будто спрашивал Голослова – у тебя ведь нет никаких дурных намерений? Так ведь, камрад? И одновременно как бы подсказывал ему нужный ответ. Но виршеплет оказался не столь прозорлив, как рассчитывал Фредриксон.
– А шо! – гордо вкинул срезанный подбородок Лука. – Я могу и вирши прочесть, и песню слабать, и сплясать, коли треба!
– Треба тебе это? – насмешливо посмотрел на друга Вениамин.
Фредриксон сделал неопределенный жест рукой. По всему видно было, что слушать авторские песни или смотреть народные пляски настроения у него не было, но в то же время ИскИн не хотел обижать отказом общительного виршеплета.
– А тебе шо треба? – спросил у Голослова Вениамин.
– Грошей бы чуток, – осклабился в похотливой ухмылке Лука.
– Перебьешься, – ответил с последней прямотой Вениамин.
Лука спорить не стал.
– А виршу новую послухаешь?
– В другой раз, – отрубил Вениамин. – Еще вопросы маешь?
Лука задумался. Спросить ему, судя по всему, было нечего, а отпускать прохожих не хотелось. Скучно было стоять целый день на углу – не спеть, так поболтать хотя бы.
– Но то цо? – поторопил виршеплета Обвалов.
– Где Сид, не ведаешь? – спросил первое, что пришло в голову, Голослов.
– На Мусорном острове, – честно ответил Вениамин.
– Я так и разумел, – грустно кивнул Лука. – Сидору одна дорога была – на Мусорный остров. Шебутной он больно.
– Все, будь здоров, – хлопнул Голослова по плечу Вениамин.
Лука проворно ухватил Обвалова за рукав.
– Эй, а вы сейчас куда?
– В «Бивис и Батхед», – взглядом указал на дверь кабака Вениамин.
– А меня с собой не возьмете? – с надеждой заглянул в глаза ему виршеплет.
– А на фига ты нам нужен? – вопросом на вопрос ответил Вениамин.
Фредриксон вновь укоризненно качнул головой, но на этот раз ничего не сказал – видно, ему тоже не очень хотелось оказаться за одним столиком с Лукой Голословом.
Вопрос, заданный Вениамином, поставил виршеплета в тупик.
– Разумеешь ли, – медленно произнес он, оглаживая ладонью затылок. – Виршеплет являет собой предмет, чья ценность заключается в его потенциале. Ты ведь можешь даже не подозревать, какие страсти кипят в душе художника.
