Уделялось внимание и физподготовке, правда, она не была основной дисциплиной. И хотя именно с 75-го года в качестве обязательной физической дисциплины в Школе 101 ввели карате, однако студентам каждый раз напоминали, что главное в их работе не кулаки, а мозги. Та же ситуация была и с огневой подготовкой: тот же Кузичкин за год обучения будет держать пистолет Макарова всего один раз и выстрелит из него три раза.
24 сентября Леонид Брежнев вновь принял у себя большую группу делегатов — на сей раз это были зачинатели стахановского движения. Как мы помним, в самом конце августа страна праздновала круглую дату — 40 лет со дня рекорда Алексея Стаханова и зарождения движения его имени. Брежнев в те дни находился не в лучшей форме, поэтому празднества прошли без его участия. Однако выздоровев, генсек решил наверстать упущенное и собрал у себя в Кремле группу именитых стахановцев: Константина Борина, Марию Виноградову, Ивана Гудова, Константина Петрова и других. Была у него задумка пригласить на встречу и самого виновника торжества, но его от этой затеи Отговорили: сказали, что Стаханов неадекватен и вполне может учудить какую-нибудь неожиданность. В газетах, освещавших встречу, про это, естественно, не было сказано ни слова. В них имя Стаханова вообще было упомянуто вскользь: мол, Брежнев попросил гостей передать Стаханову большой привет и пожелание скорейшего выздоровления.
Между тем Владимир Высоцкий вместе с Театром на Таганке, завершив гастроли по Болгарии, 24 сентября вернулся на родину. Два дня спустя Высоцкий был в гостях у актрисы Вахтанговского театра Людмилы Максаковой, где под хорошую закусь спел несколько песен. Среди них была и новая — «Баллада о детстве» («Час зачатья я помню не точно, значит, память моя однобока…»). Песня поразила всех присутствующих. А через день Высоцкий «развязал». Вот как об этом вспоминает Э. Володарский:
«Я уже выходил из запоя. Вдруг появляется Володя пьяный! И все начинается сначала. Мы сидим у меня дома, пьем. Володя смотрит на часы и говорит: «Через три дня Мариночка прилетает». Продолжаем гудеть. На следующий день Володя опять смотрит на часы: «Через два дня Марина прилетает. Надо ее встретить». На третий день: «Через два часа эта сука прилетит!». Естественно, мы ее не встретили. Фарида (жена Володарского. — Ф. Р.) отвезла Володю на Грузинскую, чтобы он был там, когда из аэропорта приедет Марина. Он вернулся к нам ночью в разорванной рубашке: «Вот, любимую рубашку порвала». Наутро появилась Марина, в леопардовой шубе, роскошная, волосы по плечам. И на пороге Фариде: «Дай мне денег, я улетаю». Фарида говорит: «Ну ты посиди, отдохни, потом полетишь». Она хотела их помирить. Марина зашла. Села на кухне. На столе стояла бутылка коньяка. Она тут же себе налила, выпила. А мы совещаемся в комнате. Володя говорит: «Я слышу, как она пьет! Она выпьет последний наш коньяк!». Он встал, пошел на кухню. Протянул руку к бутылке. Марина тоже хватает бутылку. Идет молчаливая борьба. Он все-таки вырвал, победоносно вернулся в комнату, и мы ее прикончили. Марина говорит Фариде: «Так нельзя. У Володи спектакли, фильм, его нужно выводить. Надо что-нибудь придумать».
Бутылка кончилась. Появляется Володя на пороге и говорит: «Где водка?». Фарида с Мариной молчат. Вдруг Марина говорит: «Володя, водка есть, но она не здесь». — «А где?»… — «Ну, там, в Склифе». Он приходит ко мне: «Эдька, они говорят, в Склифе нам водки дадут, поехали». А мы уже такие пьяные, что не соображаем, что в Склифе водку не дают, там совсем другое дают. Я даю Володьке свой пиджак, а он щупленький, рукава висят, как у сироты. Спускаемся в лифте, выходим из подъезда.
Едем. Какой-то полуподвал. Там все Володькины друзья, вся бригада реанимации, которая его всегда спасала. Они все, конечно, сразу поняли. Мы сидим, ждем, когда нам дадут водки. Володьку увели. Ну, думаю, уже дают. Вдруг его ведут. А ему уже какой-то укол сделали, я он так на меня посмотрел: «Беги отсюда, ничего здесь не дают». И его увели. А я вскочил на стол, размахивая ножом кухонным, который взял из дома, открыл окно и ушел на улицу. На следующий день пьянка уже кончилась, все тихо. Звонит Марина: «Володя уже вернулся из больницы, приезжайте, будем пить чай». Мы едем к ним. Действительно, на кухне накрыт чай. Володька сидит во-о-от с таким фингалом под глазом. Руки стерты в запястьях. Говорит: «Вот что со мной в больнице сделали, санитар мне в глаз дал». Там жесточайшие способы. Они его раздевали догола, привязывали к цинковому столу и делали какие-то уколы. Он выворачивал руки, стер их в кровь и все время вопил, что он артист, что с ним так нельзя. И так надоел санитару, что тот дал ему в глаз. А он тогда снимался в «Арапе Петра Великого» у Митты. Вот так нас привели в чувство, и мы кроткие, аки голуби, сидели на кухне и пили чай…».
После посещения Склифа Высоцкому на какое-то время пришлось надеть на глаза темные очки, а запястья на руках перевязать бинтами. Всем любопытным он объяснял, что поранился во время съемок в «Арапе»: дескать, скакал на лошади, та угодила копытом в яму от старого телеграфного столба, и он вылетел из седла. Из-за этих ран было под вопросом участие Высоцкого в гастролях «Таганки» в Ростове-на-Дону, которые должны были начаться в начале октября, но актер заверил всех, что вполне работоспособен.
В эти же дни 60-летний юбилей отмечает известный писатель Сергей Смирнов. 26 сентября в «Комсомольской правде» была напечатана поздравительная заметка, в которой описывался неоценимый вклад юбиляра в летопись Великой Отечественной войны (написано несколько книг, в том числе эпохальная — «Брестская крепость», на ТВ выходит передача «Подвиг», которую он ведет). Однако в заметке умалчивались другие, неудобные факты, которые случились буквально накануне юбилея писателя. А случилось вот что. Один из главных героев книги «Брестская крепость» — Самвел Матевосян — был обвинен в злоупотреблении служебным положением (якобы при строительстве дома приобретал стройматериалы не по розничным, а по фондовым ценам, чем нанес государству материальный ущерб на 641 рубль 19 копеек), лишен звания Героя Соцтруда, исключен из партии и осужден к шести месяцам лишения свободы. А тут, накануне 30-летия Победы, в волго-вятском издательстве готовились к очередной публикации 130 тысяч экземпляров «Брестской крепости», где Матевосян фигурировал в качестве героя. В итоге по приказу сверху весь тираж «изрезали в лапшу» и отправили в макулатуру. А писателю сказали, что книга может остаться в планах других издательств, если он внесет в нее изменения и уберет главу про Матевосяна. Смирнов отказался, после чего его знаменитая книга «легла на полку». В «Комсомолке» про это не было ни слова.
Забегая вперед, скажу, что Матевосян будет реабилитирован десятилетие спустя — в конце 80-х. А в середине следующего десятилетия ему вернут и Звезду Героя Соцтруда. К тому времени Сергея Смирнова уже давно не будет в живых. Но вернемся в сентябрь 75-го.
В Саратове вот уже почти месяц орудует шайка грабителей. Как мы помним, свое первое ограбление — кражу из сейфа учебно-производственного комбината общества слепых 4200 рублей — эти преступники совершили в начале сентября. И вот в конце месяца они вновь проявили себя: 26 сентября пробрались в почтовое отделение, откуда похитили 6 046 рублей, а также прихватили из сейфа револьвер, а четыре дня спустя грабанули сберкассу на сумму 2 640 рублей и завладели еще одним револьвером. Милиция буквально сбивалась с ног в поисках грабителей, но напасть на их след никак не могла. Уж больно грамотно те действовали: работали в перчатках, никаких контактов с уголовным миром не поддерживали.
В эти же дни с ног сбиваются и стражи порядка в Риге, где вот уже девять месяцев орудует неуловимый душегуб, отправивший на тот свет двух человек, один из которых старший оперуполномоченный КГБ Латвии. Все свои жертвы преступник убивал выстрелом в затылок из пистолета системы «парабеллум», после чего обязательно грабил. 27 сентября к двум его жертвам добавилась третья: на этот раз пуля настигла гражданина А. Сердечного. Судя по всем признакам, его убили по следующей схеме: убийца подсел к нему в «Жигули» где-то в городе, попросил подвезти до нужного места, а по дороге убил и ограбил. Автомобиль с убитым был обнаружен случайными прохожими в половине второго дня в жилом массиве Иманта, у дома номер 40 на улице, носящей имя одного из основоположников коммунизма Фридриха Энгельса.
27 сентября в странах соцлагеря был проведен Всемирный день борьбы за освобождение Луиса Корвалана. Сегодня имя этого человека у нас уже изрядно подзабыто, а тогда чуть ли не на каждом заборе висели плакаты с его изображением. Вот уже почти два года Корвалан томился в застенках пиночетовского режима и советское руководство делало все от него зависящее, чтобы вырвать его оттуда. Что касается простых советских граждан, то они в большинстве своем тоже сочувствовали заключенному, однако на митинги в его защиту шли без особого энтузиазма (обычно их чуть ли не силком сгоняло туда руководство предприятий). Именно тогда в народе пошла гулять следующая шутка: «Я не знаю, кто такой Луис, я не знаю, кто такой Корвалан, но если их обоих не выпустят из тюрьмы, я завтра на работу не выйду».
