— Я вполне осознаю, Чезаре, каким могуществом вы располагаете. И вы также должны осознавать размеры моего влияния.
Я улыбнулся. Согласно кивнул.
— Объединив усилия, — продолжил он, — мы сможем вершить судьбу Рима… судьбу Церкви. Если же мы останемся противниками, то начнется хаос. Бессмысленное разрушение. Гражданская война. А это выгодно венецианцам… но не вам и не мне.
Я опять кивнул. Он нашел верные слова.
— Так давайте же станем друзьями. Давайте забудем прошлые разногласия. Мы же разумные люди, Чезаре. У нас с вами не такие горячие головы, как у Вителлодзо. Нас интересует власть, а не месть.
— Мне не хотелось бы закончить, как Вителлодзо.
Мой враг улыбнулся:
— Поистине. Кстати я должен признаться, что восхищен вашим хитроумием. Вы провели превосходную партию — мастерская работа.
— Что вы гарантируете мне, если я дам согласие на поддержку вашей кандидатуры?
— А какие гарантии вам нужны?
— Я хочу быть утвержденным в звании главнокомандующего войсками Папской области.
— Безусловно. Никто лучше вас не справится с таким делом. В свою очередь, однако, вам придется подчиняться моим приказам. Вы будете папским воином… ваша власть будет ограничена.
— Разумеется, — я согласно кивнул и улыбнулся. — Я также хочу сохранить завоеванные мной в Романье города.
Молчание. Мой враг задумчиво нахмурился. Потом — медленно — кивнул.
— Почему бы и нет, — сказал он. — До тех пор пока они подчиняются папской власти, вы можете править ими по собственному усмотрению. Вы захотите, конечно, получить войска и деньги, необходимые для того, чтобы отвоевать их обратно у ваших врагов.
Я вздохнул свободнее. Договориться с ним оказалось легче, чем я смел надеяться. Возможно, даже подозрительно легко.
— Какие у меня гарантии того, что вы сдержите ваши обещания?
— Мое слово — лучшая гарантия. Вы можете спросить любого, Чезаре. Мне уже почти шестьдесят лет, и я ни разу в жизни не нарушил своего обещания. Более того, вопрос скорее в том, какие у меня гарантии, что ВЫ сдержите ВАШИ обещания?
Я кивнул. Он опять нашел верные слова. У этого кардинала репутация честного человека. А я таковой похвастать не могу.
— Что вы предлагаете?
— Поклянитесь мне, Чезаре… жизнью вашей сестры.
Лукреция — моя единственная любовь в этом мире. Я кивнул.
— Клянусь жизнью моей сестры Лукреции, — произнес я с мрачным видом, — что сдержу мои обещания.
Но за спиной я скрестил пальцы. Такая клятва ничего не значит без Бога… а его не существует.
Мой враг кивнул:
— Отлично. Итак, вы обеспечите мне поддержку на выборах?
— Обеспечу.
Лица кардиналов озарились сияющими улыбками — по пятнадцать тысяч дукатов за каждую. Просиял и делла Ровере — улыбкой будущего Папы. Я тоже улыбнулся, представив восстановление моей империи. Полнейшее довольство и согласие.
Я покинул Ватикан. Вернулся в замок. В мою темную келью, где углубился в размышления над человеческой шахматной доской.
Да… проклятье, ДА. Недавно мне пришлось уступить. Повсюду мне виделись одни поражения. Мои города украли, меня лишили завоеванного могущества. А теперь… полагаю, я только что сделал выигрышный ход.
31 октября 1503 года
НИККОЛО
Стояла уже глубокая ночь, но я бодрствовал. Сегодня вечером кардинальский конклав должен определить личность нового Папы. Согласно букмекерам, их выбор известен заранее, но… неужели герцог действительно поддержит делла Ровере? Мне это казалось невероятным. Однако я пока не виделся с Борджиа. Сейчас он не мог позволить себе тратить на меня время. Зато вчера я видел делла Ровере, и он выглядел так, словно только что роскошно пообедал — или овладел знойной красоткой. В его случае — вероятнее первое.
Я ходил по комнате взад-вперед — звуки моих шагов держали крыс в страхе — и лениво покусывал салями, обдумывая все возможные перестановки и последствия. Вдруг с улицы донесся решительный стук в дверь, и я бросился вниз, чтобы открыть ее. Но опередивший меня домовладелец уже впустил папского курьера. На темной улице под моросящим дождем мокли два десятка вооруженных гвардейцев.
— Я вижу, что вы захватили с собой компанию друзей.
— Сегодня из Тибра вытащили четырнадцать трупов, — с мрачной усмешкой ответил курьер, — и я не горю желанием к ним присоединиться.
Я пригласил курьера подняться в мою комнату, угостил кружкой вина и выслушал доставленные им новости. Пока нет никаких официальных данных, но, как он узнал из самых компетентных источников, завтра кардинала делла Ровере назовут новым Папой.
— Выбор практически единогласный. Он будет править под именем Юлий Второй.
— Как же ему удалось добиться такого единогласия? — спросил я.
— Он заплатил кучу денег и надавал столько же обещаний. Слишком много обещаний… как-то не верится, что он сдержит их все.
6 ноября 1503 года
ЧЕЗАРЕ
Мои покои великолепны. Интерьеры сплошь отделаны золотом и бархатом. Так почему же возникло ощущение, словно меня заперли в клетке? Я мерил шагами зал. Поглядывал в окна — за ними дождь, хмурые небеса. Ожидание… размышления…
Папа правил уже почти неделю, однако не торопился выполнять свои обещания. Меня пока так и не утвердили главнокомандующим войсками Церкви. И Романья пока не принадлежит мне.
Неужели он солгал? Мог ли он обмануть меня? Нет… это невозможно. Первая консистория соберется девятого числа. Тогда-то Папа и сделает меня главнокомандующим.
Спокойствие. Терпение. Победа близка.
А потом я отправлюсь в Романью. Заберу обратно мои города. Снова стану победоносным Цезарем. Вспомним судьбу Иль Моро… Власть — это состояние души. Никогда не сдаваться — всегда верить.
Да… я должен верить.
Но внутренний голос упорно нашептывал сомнения. Почему эти покои кажутся мне клеткой? Почему венецианский посланник не явился по моему вызову? Почему Папа избегает со мной встреч?
Я расхаживал по залу. Глазел в окна. Ворчал на слуг. Кричал на посланников. Я подобен чудовищу, запертому в клетке зверинца.
Агапито постучал в дверь, вошел. Его взгляд устремлен куда-то за мою спину. Вид у него какой-то нервный и суетливый.
— Мой господин, вас хочет видеть флорентийский посланник.
Вошел Макиавелли. Он принес мне новости… плохие новости. Венецианцы уже на подступах к Фаэнце. Комендант замка Имолы сдал крепость.
Он выдал мне все это с легкой улыбкой. Неужели он издевается надо мной? Смеется над моим позорным провалом?
Макиавелли спросил, что я намерен предпринять. По его словам, Флорентийская Синьория обеспокоена. Венецианцы — их враги. Складывается опасная ситуация, и тому подобное, и все такое прочее.
Я разозлился. Сам не знаю почему.
— Вы явились сюда просить о покровительстве? — вскричал я. — Вы полагаете, что мне следует помочь Флоренции? Проклятая Флоренция… вы всегда были моими врагами. И я не обвиняю венецианцев… Я обвиняю ВАС. С сотней людей вы могли бы обеспечить безопасность этих городов, но вы не способны побеспокоиться даже о такой малости.
Улыбочка сползла с его лица, в глазах я заметил потрясение и страх.
— Значит, Имола потеряна? — взревел я. — Ну и черт с ней… Я не буду набирать войска. Я не собираюсь больше рисковать, возвращая утраченное. Больше вы меня не одурачите вашими намеренными двусмысленностями. ВСЕ получит Венеция. Пусть забирает все мои города. А я посмотрю, как погибнет ваша республика! Вот тогда настанет мой черед посмеяться!
Я заглянул в глаза посланника — страх растаял, появилось что-то новое. Я пригляделся повнимательнее. Что же это? Я заметил… скуку. Заметил — насмешливый прищур.
Макиавелли, еще недавно вы преклонялись передо мной. А теперь заявляетесь сюда и насмешливо щурите ваши проклятые глаза? Теперь вы торчите здесь, подавляя зевоту?
Я могу РАЗДАВИТЬ вас, жалкий червяк. Могу уничтожить вас, хилый флорентиец. Я буду насиловать ваших женщин и пить из ваших рек. Я разрушу ваши здания и сожгу поля.
— Вы слышите меня? Слышите? Разрази вас гром, вы слышите меня?
НИККОЛО
Увы, ваша светлость, я слышал и отлично понимал вас. К несчастью для нас обоих.
Мне стоило неимоверных усилий не рассмеяться в лицо Борджиа, пока он орал на меня, но при этом я невольно испытывал грусть и даже горькое разочарование. Неужели передо мной тот же самый человек — тот великолепный правитель, чей вид и острый, невозмутимый ум так поражали меня в Урбино и Имоле, в Чезене и Сенигаллии? Что, черт возьми, могло с ним случиться? На лице его противоестественная бледность; он выглядел изможденным, похожим на скелет, обтянутый кожей скелет. Но меня встревожило не его физическое состояние. Прежде герцог Валентинуа никогда не делился своими планами; теперь же он заявлял (громко и неоднократно), что намерен сделать то, что попросту не в его силах. Такое впечатление, что прежнего герцога убили и заменили его плохим актером.
