«Увы, мой бедный Росваль, – мысленно говорил Кеннет, – ты просишь помощи и сочувствия от пленника, состояние которого значительно мучительнее твоего. Нет, лучше сделать вид, что я не слышу тебя, так как не могу ничем ответить на твою любовь».
Так прошли последние часы ночи, время туманных сумерек перед наступлением сирийского утра и появлением первых солнечных лучей с их слабым блеском. Но как только сверкнули первые лучи восходящего на горизонте солнца и в них заиграли, засияли прозрачные капли росы по всей необозримой пустыне, по которой двигался караван, раздался звучный голос эль-хакима. Прервав сказочника, эль-хаким огласил пустыню тем же торжественным призывом, который раздается с высоты минаретов каждой мечети, когда муэдзины сзывают к утренней молитве правоверных сынов Ислама.
– Помолимся Богу, помолимся Богу! Нет Бога, кроме Бога! Един Аллах и Мухаммед, пророк его. Время быстро несется вперед. Помолимся! Близок час Страшного суда.
При первых же словах призыва к молитве мусульмане мигом соскочили с коней и каждый из них, обратясь лицом к Мекке и совершив, за недостатком воды, с помощью песка обряд омовения, в короткой, но пламенной молитве стали призывать покровительство Аллаха и его пророка Мухаммеда, моля о прощении своих грехов.
Сэр Кеннет, который в силу своих религиозных предубеждений всегда возмущался при виде молящихся мусульман и считал эти моления идолопоклонством, вдруг проникся их набожностью, не задумываясь, каким образом могло моление этих сарацин, врагов его религии, вызвать в нем религиозное настроение, и вознесся мыслями к престолу Всевышнего.
Прочитав молитву, рыцарь почувствовал облегчение, приободрился, воспрянул духом и ощутил в себе силу, готовность покориться неисповедимым велениям мудрого Провидения.
Окончив молиться, всадники снова сели на коней, караван двинулся вперед, а веселый рассказчик Хасан стал продолжать прерванную историю, интерес к которой теперь значительно угас.
Спокойное движение каравана продолжалось недолго. Вскоре один из всадников, взобравшись на вершину песчаного холма, лежавшего на пути движения каравана, вдруг резко повернул коня и пустился во весь опор назад, к эль-хакиму, и что-то шепотом сообщил ему. Тотчас пять или шесть вооруженных всадников были высланы вперед. Весь караван, состоявший из тридцати человек, с напряженным вниманием следил за удалявшимися наездниками, пытаясь по движению их коней узнать, не беда ли их ожидает. Хасан, заметив, что его перестали слушать, или сам заинтересовавшись тем, что происходит на правом фланге, прервал свой рассказ. Все продолжали ехать молча. Изредка раздавался голос какого-нибудь погонщика верблюдов, ободрявшего животное криком, или слышались отрывистые замечания кого-либо из путников.
Неизвестность длилась недолго. Обогнув ряд холмов, до сих пор скрывавших от каравана предмет, возбудивший подозрение дозорного, Кеннет и его спутники увидели приблизительно на расстоянии получаса езды нескольких всадников, быстро двигавшихся по направлению к ним, в которых привычный глаз рыцаря узнал конный отряд, численностью значительно превосходивший их небольшой конвой, сопровождавший мусульманского врача. Судя по ярким лучам солнца, отражающимся на полированных металлических латах, можно было безошибочно определить, что встречный отряд вооружен с ног до головы.
Всадники каравана беспокойно поглядывали на своего предводителя эль-хакима. Взгляды эти выдавали их сильную тревогу. Один эль-хаким оставался спокойным, сохраняя тот же важный и торжественный вид, как и при призыве правоверных к молитве. Он спокойно отдал приказание отрядить еще двух наездников и приказал им как можно ближе подъехать к встречному отряду, определить его численность и род войска, а также, если удастся, разведать намерения этого отряда.
Приближение опасности действует на людей подобно возбуждающему напитку: оно концентрирует энергию, повышает внимание и осмотрительность. То же произошло и с отрядом эль-хакима, люди которого сразу прибодрились и вышли из того безразличного состояния, которое вызвал долгий и утомительный путь.
– Мне кажется, – сказал Кеннет эль-хакиму, – что эти всадники – христиане, их нечего опасаться.
– Опасаться! – с презрением повторил Адонбек. – Мудрый боится только одного Бога, но от злых ожидает всякого зла, какое они только способны причинить.
– Но ведь это христиане, – настаивал рыцарь, – а теперь, как ты сам знаешь, заключено перемирие, следовательно, нападения с их стороны быть не может.
– Да, я узнаю этих воинов, – ответил эль-хаким, продолжая напрягать свое острое зрение, – это монахи-тамплиеры. Они дали клятву не соблюдать никаких правил, не считаться с честью, когда дело идет о мусульманах. Да ниспошлет на них гибель великий пророк, так как их перемирие – война, а их правда – ложь. Другие враги-христиане, правда, придерживаются законов перемирия, и они более или менее выполняются! Ричард Львиное Сердце щадит побежденных, Филипп Орел также опускает свои крылья, настигнув и победив врага. Но эта волчья стая не знает ни отдыха, ни насыщения. Смотри… видишь, они отделили часть своего отряда и направляют его к востоку. Это их оруженосцы, которых они приучают к своим проклятым ухищрениям. Их, как легкую конницу, посылают отрезать нам путь к источнику. Но они сильно ошибаются, если думают перехитрить меня: война в пустыне со всеми ее секретами мне знакома лучше, нежели им.
Отдав несколько приказаний на арабском языке главному из своих приближенных, эль-хаким, как по мановению волшебного жезла, превратился из спокойного наблюдателя и погруженного в свои мысли восточного мудреца в горделивого, энергичного, храброго военачальника, готового противостоять ожидаемой и в то же время презираемой им опасности.
В предстоящем столкновении сэр Кеннет видел весьма благоприятный для себя случай избавиться от своего рабства, и он решил перейти на сторону христиан.
Казалось, эль-хаким прочитал его мысли:
– Ты должен все время оставаться рядом со мной, – заявил, вернее, приказал он ему.
Однако шотландский рыцарь твердо отказался подчиниться этому приказанию.
– Там мои братья по вере и оружию, – возразил он, – я дал клятву сражаться за них и заодно с ними либо победить, либо умереть. На их знамени блистает эмблема нашего искупления, и я не могу бежать от креста, чтобы укрыться под сенью полумесяца.
– Безумный, – воскликнул эль-хаким, – ведь они первым делом постараются убить тебя, если только им удастся нас одолеть! Они сделают это, хотя бы для того, чтобы лишить тебя возможности выдать их, оповестив всех о вероломном нарушении перемирия.
