Чуть выше Падшего, когда-то звавшегося Утренней Звездой, на плече Евы, неподвижно замерла высокая женщина, для описания которой лучше всего подходило слово «белая». Платье, волосы, радужка глаз и шесть крыльев — все было эталонно белым, без малейшего изъяна и примеси иных цветов. Иеремилла, которую все называли просто Милой, — бывший Архангел Милосердия. Первый, последний и единственный — с тех пор, как она добровольно отказалась от Небес, не согласившись с изгнанием Хелела, не родилось еще существа, способного вместить в себя столько сострадания и умения прощать, чтобы их хватило на все грехи Мироздания. Она покинула Небеса вскоре после Падения Утренней Звезды и поклялась не возвращаться домой, пока Творец не примет его обратно. Официально она считалась Падшим ангелом, но безупречная белизна ее крыльев, столь же совершенная, как и в День Творения, не оставляла сомнений в ее незапятнанной чистоте. Почти четыре тысячи лет Иеремилла путешествовала по мирам, так, как умела только она: с открытым сердцем, безоружными руками, отрицая звериное «око за око». Люди и не люди тянулись к ней, герои посвящали свою жизнь ее защите, злодеи не смели поднять на нее руку, грешники смущенно отводили взгляд при ее появлении… Святая Дева — звали ее под Небесами и даже Израил, Гнев Господень, на дух не переносящий Падших, разговаривал с ней тоном, в котором очевидцы с изумлением слышали нежность. «Осуждать Чистоту — худший из выборов, который может сделать разумный» — как всегда, лаконично отвечал Возмездие на вопросы смельчаков.
…Они все были здесь. Легкий гул, что царил во внутреннем дворе отвоеванной у некромантов крепости, стихал с каждым шагом, что делал ангел на пути от башни к тому месту, где он находился сейчас.
Прямо напротив Метатрона, мягко улыбаясь, стояла Домина в окружении своих Рыцарей. Страж Авалона, как говорится, светилась изнутри — он прекрасно видел это даже с крепостной стены. Смешно и грустно — поводом стал один единственный вечер, проведенный за непринужденной беседой о пустяках и важном, заказывании всего подряд в меню и двумя бутылками вина. Смешно, потому что ангел действительно чувствовал себя как подросток на первом свидании — в конце концов, когда он вообще в последний раз был на таковом? Девять лет назад, да…
Грустно… Грустно потому, что ему понравилось.
У ног Владычицы Озера свернулся в клубочек «китайский» дракон с белоснежной чешуей — басновловно дорогой пет, купленный для него Габриэль еще когда она жила в Англии. Она долго уговаривала его принять дорогой подарок целой в четыре его тогдашних зарплаты… а он упирался изо всех сил, не зная тогда, что если Габриэль действительно чего-то хочет — она это получит и ничто не сможет ее остановить. Он чувствовал себя неловко из-за этого подарка еще долгое время, до тех пор, пока не узнал, что если бы его жена того пожелала, она бы купила ему весь Иггдрасиль — и в общем-то не слишком напрягла бюджет своей семьи.
Он качал его долгих три года… а когда появилась Лестница в Небо и его задачи вместо личных цифровых подвигов сместились в область управления гильдией, — прикрепил раскачанного до неприличия пета к гильдейской сокровищнице, решив что дракон, хранящий золото — это традиция, а японцы традиции уважают… пусть даже и не свои.
За спиной Стража Авалона выстроились ее подчиненные — боевое крыло в первую очередь: Корпус Рыцарей.
Вифания, рожденная в замке Небесный Трон и воспитанная в служении своей богине, принявшая имя Первого Рыцаря, передающегося из поколения в поколение — потому что Владычица Озера с трудом запоминала имена смертных. Вместо доброты в ней жила дисциплина, вместо прощения — непреклонность, вместо страсти — холодный расчет. Ее архетипом был «Крестоносец» — воин, сражающийся за веру… веру тех, кто посылает его убивать и умирать.
Элайза, землячка Арессии, Богини Войны, пришедшая в Лестницу сама несколько лет назад. Насколько он успел понять — не было в Авалоне человека, желающего служить Добру столь же искренне и с той же страстью, что жила в душе этой невежественной, грубой женщины, воспитанной дикарями, почитающими волка в качестве своего прародителя. Ей мешал характер — вспыльчивый, огненный, с трудом отличающий такие понятия как «компромисс» от «уступка врагу». Она с трудом отличала оттенки «пограничного» Добра от самого настоящего Зла, поэтому вручила свою верность тем, кто был умнее нее, кто понимал, когда нужно бить и безжалостно выжигать заразу, не считаясь ни с чем, а когда — долго и мучительно для обоих сторон применять «щадящие средства», убеждать и договариваться, когда нужно отступить, а когда — стоять на своем до конца.
За их спинами, скромно пряча лицо под капюшоном, неподвижно замерла Астерия — плод запретного союза ангела и демона, — нефелим. Разрываемая на части двумя противоположными частями своей натуры: ангельской, взывающей к Порядку, и демонической, требующей Хаоса, она, после смерти своих родителей, годами скиталась по мирам в поисках места, где приняли бы ее противоречивую натуру. Этим местом стала Лестница в Небо — ей было неуютно как на седьмом этаже, так и на первых и в конце концов она осела в Авалоне.
…Они все были здесь. Несколько тысяч — в Небесном Троне осталась лишь дежурная смена, на всякий случай. Личности если не планетарного, то государственного масштаба — точно. Таким, как они, поклонялись и обожествляли, легенды о таких людях передавали из уст в уста поколениями, преклоняясь перед силой, что жила внутри них. Ангелы, видевшие Первый Рассвет. Демоны, сражающиеся с ними с момента Первого Заката. Бессмертные и не очень, тысячелетние и едва начавшие жить, безупречные и полные изъянов, кристально чистые и едва начавшие отмываться от грязи.
Они. Все. Были. Здесь.
И вот он, бывший администратор логистической службы крупной корпорации, стоит перед ними и собирается указывать, что они должны делать дальше. Он собирается рассказать им, куда поведет их за собой, как распорядится их огромной силой. Он отдаст приказ… и его послушают — в этом нет сомнений.
Заваленный делами, спешно разбираясь в новых реалиях, знакомясь со своими подчиненными, планируя дальнейшие действия и это собрание, ему некогда было остановиться и подумать о, без преуменьшения, исторической важности своих планов. То, что он собирается сказать сейчас, изменит мир, повернет русло истории в другом направлении, сломает существующий порядок вещей и все переделает.
Сгодится ли для этой роли обычный смертный, желающий лишь любить свою жену и быть любимым ею, не слишком напрягаться на работе и играть в любимую игру?
Совершенно определенно — нет. Для этой задачи необходима личность побольше: даже не в разы — на порядки.
Существо, рожденное «перед-Временем», старше планет и звезд, правивший ангелами тысячелетия, собравший под своими знаменами героев и демонов, богов и драконов, однозначно принимаемый в качестве лидера всей этой разношерстной толпой, Глас Всемогущего Творца, избранный Им в качестве своего Голоса еще до создания Древа Миров… вполне подойдет.
Он думал, что уже выбрал свой путь, уже принял изменения, которые принес с собой его новый статус — он ошибался. Он делает выбор прямо сейчас… и будет делать его еще не раз, решая, какие изменения принимать, а с какими — бороться всеми силами.
Путь назад оставался у него и сейчас — совершить пару злодеяний, чтобы сбить параметр «Мировоззрение», разломать Символ Гильдии, на который была завязана система управления всей организацией — источник его изменений вполне мог быть и там… сделать еще что-нибудь, отчаянно борясь с изменениями.
«Просто Мэтт», глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Открыл их — уже Метатрон, заливая внутренний двор замка светом, хлынувшим из глаз, засиявшего тела и шести огромных крыльев, с легким шорохом развернувшихся за спиной. Сила, дарованная одному из сильнейших паладинов Иггдрасиля, фонтаном била вверх и в стороны — выпущенная из тисков воли, она заполнила собой все вокруг, прикасаясь к каждому, кто стоял сейчас перед ним.
Первой на колени опустилась Домина. Следом за ней, с ударившим по ушам металлическим грохотом — Корпус. Хелел, держа дочку подмышкой, склонился в глубоком поклоне. Болезненно дернулся Бальтазар — его демоническая природа плохо переваривала святость, — но был аккуратно подхвачен под локоток монументальной Арессией, что чьему-то, не слишком удачному, совету начала носить платья — и теперь походила на танк, раскрашенный в легкомысленный цветочек. Сама Богиня Войны независимо отвела взгляд в сторону, игнорируя коленопреклоненных соседей, не желая кланятся никому и никогда.
Метатрон медленно обвел взглядом своих подчиненных, скользя по почтительно склоненным головам и заговорил: субъективно — негромко и спокойно, объективно — стоявшие ближе всех вздрогнули и ошеломленно замотали головой, кое-кто даже уши закрыл.