– Ну, поглядим, на сколько тебя хватит! – Делоннэ швырнул в воду кусок чьей-то окровавленной плоти. Вода у ног аббата мгновенно покраснела от крови.
В первый момент священник не понял, что задумал пират. Он продолжал громко молиться, с трудом преодолевая боль в вывернутых, туго перетянутых веревкой руках. Однако бросив взгляд на море, он увидел на его поверхности быстро приближающийся косой плавник, за ним – еще один. Только теперь до него дошел жестокий замысел Делоннэ: запах крови приманил акул, и скоро целая их стая широкими кругами плавала возле борта «Сирены». Они подплывали все ближе и ближе, и аббат уже представлял, как острые зубы разрывают его плоть…
– Ну что, святой отец, ты все еще не передумал? – раздался над его головой хриплый голос Делоннэ.
– Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… – проговорил священник вместо ответа.
– Так сдохни же! – рявкнул Делоннэ и замахнулся саблей, намереваясь перерубить веревку.
Аббат уже приготовился к смерти, но вдруг над бортом корабля рядом с разъяренным лицом Делоннэ показалась обвязанная красным платком голова того старого пирата, который сказал Делоннэ о португальце и отыскал аббата в его убежище.
– Подожди, капитан! – обратился он к Делоннэ. – Ты всегда успеешь убить святошу, но если ты его убьешь, нам нипочем не узнать тайну, которую передал ему португалец!
– Клянусь морским дьяволом, ты прав, Джон Метьюз! – проговорил Делоннэ и крикнул своим подручным: – Билли! Жан! Вытащите святошу да привяжите его как следует возле грот-мачты, пускай подумает о своих собственных грехах!
Пираты вытащили аббата, при этом едва не вывернув его руки из суставов, и швырнули на палубу возле грот-мачты. Пинками заставив его подняться на ноги, они намертво привязали его к мачте просмоленным канатом. Делоннэ подошел взглянуть на него и удовлетворенно проговорил:
– Постой, святоша, да подумай – стоит ли тайна исповеди таких мучений!
Аббат закрыл глаза и снова принялся молиться.
Делоннэ, будто утратив к нему интерес, отправился на полубак, где пираты делили захваченную на корабле добычу.
До аббата доносились обрывки их препирательств.
– Капитан, требую справедливости! – кричал какой-то пират. – Боцман, собака, не хочет выделять мне положенное!
– О чем ты говоришь, Вилли? – осведомился Делоннэ.
– Меня ранили при абордаже пулей, а по правилам за огнестрельную рану мне причитается триста реалов возмещения!
– За рану, – возразил боцман. – За рану, а не за царапину!
– Тебе бы такую царапину! – окрысился на боцмана скандалист. – Это рана, серьезная рана! Небось когда на прошлой неделе Толстому Чарли оторвало пулей палец, ты без слов выложил ему сотню реалов!
– Покажи твою рану, Вилли! – потребовал Делоннэ.
– Вот она, вот! – Пират задрал свой камзол. – Видишь, она еще кровоточит! Это настоящая рана, и мне за нее положено возмещение!
– Да, это хорошая рана, – странным тоном проговорил Делоннэ. – За нее и впрямь положена награда. Одна беда, Вилли, – эта рана у тебя на спине. А только трус во время боя поворачивается спиной к врагу. Так что вот твоя награда… – И молниеносным ударом сабли капитан отрубил скандальному пирату голову.
– Ну что, – как ни в чем не бывало проговорил он, оглядев команду. – Еще кто-нибудь требует компенсации за раны и увечья?
Пираты молчали.
– Ну, раз так – продолжайте дележку и не забудьте, что мне по закону причитается пять долей.
С этими словами он удалился в капитанскую каюту.
Аббат Батайль продолжал молиться, думая о своем незавидном положении. Он не видел впереди никакого выхода, но помнил, что уныние – один из смертных грехов и что долг верующего – во всем полагаться на милость Божью.
К счастью, приблизился вечер, солнце, как всегда в тропиках, быстро скатилось к горизонту, и наступила живительная прохлада. Священник опустил голову, закрыл глаза и сам не заметил, как
