ложится к корню[318], я скоро буду с вами».
Что ж, пусть Ючжэнь и не готовился к государственной службе, как Иши, из его уст река лилась так же свободно[319]. И тот и другой знали цену словам, потому каждое их слово оказывалось бесценным. Сяньцзань перечитал письмо несколько раз и отнес к домашнему алтарю, где убрал в лакированную шкатулку. В ней он хранил выдержки из наставлений в торговле, оставленные ему отцом, переписанные рукой матери стихи, несколько учебных сочинений Иши, редкие послания Шоуцзю; теперь вот нашлось место и для весточки от Ючжэня.
Вскоре пришло письмо и от Иши. Последние недели они переписывались часто; узнав о неудачном сватовстве старшего брата, молодой чиновник в первую очередь обещал помочь, а потом написал еще пару писем с мелкими новостями, теперь же сообщал, что дела службы не позволяют ему вырваться в Хофэй, но из-за грядущей Ярмарки Пряностей брат отправится в столицу сам. «Есть сведения, которые не доверить бумаге, потому встретимся в десятый день месяца османтуса, к началу ши Собаки, в закусочной “Божественные баоцзы”, что недалеко от Сада Отдохновения. Владельца, Ту Фуаня, знают в округе, дорогу охотно укажут», – в отличие от Ючжэня Иши писал куда более сдержанно, что, впрочем, не помешало Сяньцзаню насторожиться. Закусочная на окраине города? К чему толкаться среди сомнительной публики, когда к услугам чиновника из ведомства по надзору за заклинателями множество куда более приличных заведений? Неужели средства саньди настолько скудны? Или, возможно, сведения, которые тот хочет сообщить, нельзя передавать в местах, где есть риск встретить кого-то из знати или других служащих?
Поспешно ответив брату, что все понял и будет в срок, Сяньцзань, не давая себе много времени на раздумья – иначе робость возьмет верх, – написал и Чжан Сяомин. Их переписка не оборвалась, напротив, стала еще оживленнее: отказ в заключении брака словно убрал последние заслоны из неуверенности и сомнений между ними, и желтоватым бумажным листам были доверены и полюбившиеся стихи, и свойства растений и камней, и замечания об искусстве и литературе, и даже обсуждения того, как прошел день каждого из влюбленных. Дева Чжан вскользь упоминала о скором отъезде с семьей из родного дома в Ин, и Сяньцзань рискнул сообщить о своем прибытии в столицу и адрес лавки, которую всегда нанимал на Ярмарку Пряностей: вдруг удастся встретиться хотя бы мимоходом? Ответа он получить не успел, надо было ехать, но понадеялся на счастливый случай.
Первый день в Ине выдался суматошным: товары Си здесь ждали многие – и лишь на третий день, скинув на помощников все учетные записи и выдачу заказанных заблаговременно товаров, Сяньцзань смог уделить время себе. Прогулявшись по шумному, пестревшему цветами и яркими тканями рынку, он купил две расписанные лотосами шкатулки со смесью пряностей усяньмянь[320] (вдруг одну удастся подарить деве Чжан?), отдельно россыпь звездочек бадьяна в полотняном мешочке и, поддавшись внезапному порыву, семена коричника ароматного[321]. После того как Ючжэнь привел в порядок сад, Сяньцзаню все хотелось внести и свой вклад, да повода не находилось – а коричник неприхотлив, зеленеет круглый год и приятно пахнет. Можно даже попробовать сделать пряность из коры самостоятельно. Разговорившись с веселым продавцом, Сяньцзань услышал много полезного: что кора улучшает пищеварение, унимает головную боль, что в далеких западных странах ее добавляют в подогретое вино, чтобы не мерзнуть в холода, а еще рассказывают о чудесной огненной птице, строящей из коричника гнездо[322]. Поблагодарив торговца, Сяньцзань на пути в лавку всерьез задумался о том, чтобы в будущем съездить куда-то подальше земель Ин, может, на запад, за Далян, или на юг, за границу Минъюэ…
Уже вечером, к концу ши Собаки, когда Сяньцзань собирался закрыть лавку до утра, но отчего-то все медлил, рассеянно перекладывая свертки ткани на полках, снаружи вдруг раздались неразборчивые голоса, потом звякнул колокольчик над дверью, прошуршала бамбуковая штора, и в лавку вошла женщина в лазурном ханьфу, украшенном кругами-туань с вышитыми внутри карпами и лотосами. Богатый наряд свидетельствовал о знатности; лицо и голову незнакомки скрывала густая вуаль, сквозь которую поблескивали драгоценные шпильки. Женщина откинула ткань, и Сяньцзань тут же узнал Чжан Сяомин.
– Дева Чжан… – он едва не уронил сверток, поспешно выбрался из-за прилавка и почтительно поклонился. – Так вы получили мое письмо!
– У нас не более кэ наедине, господин Си. – Чжан Сяомин вернула поклон, а потом по-простому взяла торговца за руку. – Сопровождающую меня служанку я услала в соседнюю лавку, отговорившись тем, что хочу выбрать ткани сама. Ее приставил ко мне господин Лан, о вас ей ничего не известно, потому в ее глазах моя добродетель в безопасности. – Она грустно усмехнулась.
– Как долго вы в столице? – глупо спросил Сяньцзань: хотелось завязать разговор, но нужные слова на ум не шли – слишком давно они не виделись.
– Господину Лану пришла блажь представить меня ко двору, – сверкнула глазами Чжан Сяомин. – Наверняка он вознамерился найти мне мужа среди всех этих придворных бездельников, и у меня пока нет власти и права ему отказать. Я пыталась достучаться до него, и не раз, но это все равно что курице разговаривать с уткой. Господин Си, скажите же, что есть какие-то добрые вести! Может, вашему брату удалось что-то выяснить?
– Пока нет, но я встречусь с ним завтра и буду знать больше, уверяю вас. Саньди не тот человек, что бросает слова на ветер. Дева Чжан… – Он сжал ее пальцы, и она не отняла руки, – мне только нужно знать, что вы согласны быть со мной, что вы доверяете мне, и обещаю, я найду выход. Вам не придется выполнять прихоти вашего родственника.
– Я верю вам, господин Си, – ответила она без колебаний. – Если ваш брат действительно что-то разузнал, то это внушит мне надежду. Не зря ведь говорят: когда у троих человек единодушие, и глину можно превратить в золото. Расскажите лучше, что интересного вы видели на рынке. Что до меня… Я ношу ваш подарок, видите? – она приподняла вуаль с головы, показывая гребень с бабочками.
– Тогда вы не будете против, если я сделаю вам еще один подарок? – справившись с робостью, Сяньцзань вытащил одну из двух купленных шкатулок, на крышке которой были искусно нарисованы два лотоса[323].
– Я готова принять все, что вы пожелаете мне дать, – ее голос упал до шепота, и простые слова прозвучали искреннее любой клятвы.
* * *
На встречу с братом Иши направлялся с некоторым волнением. По сути, они не виделись с того дня, когда Иши сорвался в родной дом с ужасными вестями. Он тогда не вполне владел собой и совершенно не думал о том, как выглядит в глазах эргэ, даже позволил себе слезы и отчаяние, позволил побыть младшим братом, нуждающимся в опеке и поддержке. Тот Иши ничего не скрывал от Сяньцзаня; этому же приходилось хранить в тайне и случившееся наказание, и готовящийся заговор, ведь теперь именно эргэ искал его помощи. Одевался для встречи Иши особенно тщательно: сегодня он должен был быть не просто младшим братом, а дворцовым служащим, давно совершеннолетним и самостоятельным, и потому говорить с Сяньцзанем как с равным. Тому давно пора было выйти из образа отца и подумать наконец-то и о себе – но этого не удастся, если он продолжит беспокоиться об Иши. Довольно и случившегося с Шоуцзю, и скитающегося где-то Ючжэня.
Ту Фуань, владелец «Божественных баоцзы», встретил Иши как родного:
– Дознаватель Си, входите-входите, ваш гость уже ожидает вас!
– И как ты меня запомнил? – усмехнулся Иши, переступая порог.
– Такого красивого молодого господина грех не запомнить! – расплылся в улыбке Ту Фуань. – Что прикажете подать? Даже если вы уже поели сегодня, уверен, не откажетесь от парочки моих блюд.
– Я не голоден, Ту-шушу[324]. – Иши против воли улыбнулся: владелец закусочной был говорлив, но не навязчив, а от его приветливого лица настроение поднималось само собой. – Чаю нам разве что принеси.
– И кэ не пройдет, все будет! – подмигнул Ту Фуань. – Для вас заварю настоящий Синьян Мао Цзянь![325]
– Прямо-таки настоящий? – не поверил Иши. – Да откуда в твоей
