Встретились глазами, поняли друг друга.
Очаровательная молодая дама, дневной метрдотель, проводила гостей в отдельный небольшой кабинет в подвале — как раз на семь мест.
На стенах висели отличные копии картин Нико Пиросмани, — дочь Торнике, талантливая художница, сама сделала копии, сама предложила отцу дизайн интерьера. В углу стояло колесо от арбы, кувшины из-под вина, на полках вдоль стен лежали розовые гранаты, стояли кувшины, бутылки, старинные лампы. Все здесь напоминало о духане в старом Тбилиси.
Еда была тоже по старинным рецептам, но, конечно, не такая старая, как утварь. Им принесли нежную душистую бастурму, еще теплое сациви из кур, сулугуни, свежие помидоры и огурцы, соленые огурцы, маринованную черемшу и, по просьбе Бича, большую миску с вареной картошкой.
Вино принес мальчик в сопровождении самого Торнике.
Бич не стал ничего объяснять, не показал, что как-то неформально знаком с владельцем модного ресторана, куда ни днем, ни вечером без записи предварительной не попадешь, только сказал:
— Гамарджоба, батоно Торнике. Вот, со старыми армейскими друзьями хотим посидеть, поговорить.
— Дело хорошее, — кивнул Торнике. — Вас никто не побеспокоит — пейте, кушайте на здоровье…
— Операцию мы провели на «ять». Но на этом наше с вами сотрудничество не заканчивается. Мне по-прежнему нужна ваша помощь. Отпуска у вас еще действуют? Значит, послужим маленько Родине на этом направлении. То, что мы с вами взяли, оказалось… Словом, операция, тщательно продуманная и выверенная, дала отличный результат. Но этот результат нулевой.
— Так не бывает.
— Бывает, Ашот. Мы взяли фальшаки.
— Не понял?
— Все, что мы взяли, оказалось фальшивыми долларами. Так что своей главной задачи мы с вами не выполнили.
— И что ж теперь? Готовить вторую операцию? А что в первой? Есть предатели? Тогда сначала надо освободиться от них. Кто-то навел нас сознательно? Надо с ним разобраться, — решительно сказал Андрей.
— Разберемся. Но скорее всего — просто недостаток информации: разведка слабо сработала.
— И что дальше?
— Проведем новую операцию. Но… Тут будет много «но».
— Давай по порядку, командир. Мы не дети. Если опасно, так мы знали, на что шли, — недовольно проворчал Алексей.
— Опасность — это самой собой, мы привыкли работать в группе, когда каждого страхуют еще минимум двое. А сейчас нам придется разделиться.
— То есть?
— Каждый будет действовать в одиночку.
— А что за задание-то? Не тяни, командир, не напугаешь все равно.
— Итак, мы с вами взяли крупную сумму в фальшивых купюрах. Это могло бы стать своего рода провалом. Но руководитель операции решил полупровал превратить в победу. Мы взяли фальшаки? Ну, что ж… Значит, возьмем еще фальшаков втрое, вдесятеро больше и проведем крупномасштабную диверсию против врага. Лишим его, так сказать, репутации в глазах партнеров за рубежом. И в конечном итоге, благодаря сложной рокировке, вернем очень крупную сумму денег для достижения основной цели.
— Что делает каждый из нас? — спросил порывистый Гиви Гогия.
— Каждый из нас должен будет по индивидуальной программе перехватить идущего из-за бугра курьера с крупной суммой фальшивых баксов и передать на базу…
— Уходим все одновременно?
— Уходим одновременно, Тармо, и каждый действует по индивидуальному плану. При этом один не знает, куда двинулся другой и против кого он работает. Я доверяю каждому из вас как себе, но операция в масштабе страны больно уж важная, рисковать не могу. В Москве на связи останется Гриша Минский. Связь голосом по телефону, говорить шифром, шифры и обозначения каждому из вас выдам, у каждого будет свой позывной.
— Когда начало операции? — спросил Моня Рубинчик.
— Завтра, кое-кто уедет или улетит сегодня вечером. Каждый получит конверт с описанием объекта и подробностями маршрута. Действовать не столько силой, сколько умением. Учтите, чистильщика за вами не будет. И людей не хватает, и рисковать не хочу, посвящая новых. Так что работать чисто. Сами себе ликвидаторы, сами себе чистильщики. Каждый из вас стоит роты. Так что справитесь.
— Можно ли будет выйти на тебя, командир, посоветоваться например, спросил Иван Чеботарев, привыкший за многие годы работать «вторым» номером.
— Нет, Ванечка, сам, все сам. Сам продумал операцию, сам провел, сам подчистил, если надо, сам ушел от преследования, если оно будет. Все работаем в автономном режиме. Я сам иду, как говорится, рядовым на аналогичное задание.
— Может, лучше пусть пойдет Гриша, а ты — на связи? — предложил Тармо.
— Нет. Гриша останется в Москве. И не потому, что он не справится. Хотя, конечно, физическая сила и умение стрелять тут сыграют не последнюю роль, а Гриша у нас мастак по части техники. Не сомневаюсь, что с его головой он придумал бы свой план завладения грузом фальшаков и уничтожения курьера, применив последние технические новинки. Дело в том, что у нас все имеют семьи. Но только Гриша — единственный сын у родителей. Все мы имеем жен и любовниц. Но только у Гриши недавно родилась дочка.
— У меня тоже есть дочка, — напомнил Ашот.
— Ты, Ашот, женился в 18 лет, твоей дочке уже 19 и она сама замужем за хорошим человеком. Если что, не пропадет. У Гриши жена сирота, дочка маленькая. Что тут спорить? Он остается на связи. Или я неясно выразился и не добавил специально, что все 6 заданий, — смертельно опасны? Ведь курьеры могут быть людьми с такой же профессиональной подготовкой, что и мы. Так просто миллионы, пусть даже и фальшивых долларов, они не отдадут. У них могут быть скрытые сопровождающие. А мы каждый идем в одиночку. Может быть множество неожиданностей, вводных, нештатных ситуаций. Словом, шанс погибнуть или вернуться, — «фифти-фифти». Мы рисуем?
— Да, — хором ответили шестеро бывших спецназовцев.
Гриша Минский промолчал. Он понимал, что командир все давно решил и спорить с ним бесполезно. Тем более что в принципе он прав.
"АШОТ". ОПЕРАЦИЯ «ФАЛЬШАКИ». ДАМАСК"
Рейс на Дамаск был в тот же вечер. Так что Ашот лишь ненадолго заехал домой. Переоделся, собрал спортивную сумку, закамуфлировал в фен «Глок-17», все детали которого были сделаны из пластика; пули (9 мм, для «парабеллума», из расчета на три магазина по 17 патронов в каждом) закатал в жидкий шоколад, аккуратно завернул в фольгу. Конечно, и в Сирии есть шоколадные конфеты. Но кого удивит, что человек из Москвы в Дамаск везет конфеты фабрики «Машенька» — экзотик…
Ашоту нравился «Глок-17». Его всегда поражало, когда он разбирал и собирал этот пистолет, что все 32 его детали сделаны из легкого композитного сплава с применением полимерных материалов, не фонивших при просмотрах в аэропорту. Пистолет был на удивление легкий. И хотя для Ашота, способного металлический рубль скрутить в трубочку, это не было главным достоинством при выборе оружия, все же — приятно.
Что касается холодного оружия, то его Ашот намеревался купить в Дамаске.
— Смешно ехать в Тулу со своим самоваром. Где и покупать ножи из знаменитой дамасской стали, как не в Дамаске.
Хорошенькая девушка, оказавшаяся его соседкой в «бизнесс-классе», всю дорогу щебетала о преимуществе сирийской керамики над иорданской. Ашот не спорил с ней, тем более что у него не было ни одного аргумента ни за, ни против.
В Дамаске было тепло.
На прощанье девушка взяла с Ашота слово, что он непременно побывает в городке Ракка и познакомится со знаменитой местной фаянсовой посудой, расписанной черной краской и покрытой бирюзовой глазурью, созданной еще в ХII-ХIII веках.
Девушка оказалась армянкой, и разговор шел на армянском. Однако, выйдя из аэропорта и убедившись, что слежки за ним нет, Ашот тут же перешел на арабский, которым владел в совершенстве.
Легко найдя агентство по продаже и сдаче в аренду подержанных автомобилей, Ашот взял напрокат джип и, сверив маршрут с картой, направился на юг страны.
Этот район Сирии носит название Хауран. В стороне осталась Джебель Друз, — дословно, Горы друзов, страна гористая и неприветливая.
Правда, и та часть Хаурана, по которой шла машина Ашота, не выглядела привлекательной и радующей глаз. Повсюду господствовал черный цвет камней вулканического происхождения, которые не только покрывали землю, создавая неприятное ощущение бесконечной каменистой пустыни, но и были единственным строительным материалом, в связи с чем большинство построек тоже были черными.
Однако там, где камень сменяла сухая земля, цвели сады и рощи. Эта прокаленная солнцем земля считалась житницей еще во времена Римской империи. Долина, по которой ехал Ашот, пестрела освобожденными от камня распаханными участками. Покрывавшая эти участки веселая зелень смягчала суровость каменистой равнины.
