Ее ноги превратились в пару вареных спагетти, колени подогнулись, и Джейн упала на ворох травы за деревом. Она молила безоблачное небо: нет, нет, только не сейчас, когда она была уже близка к цели! Дай мне найти мое дитя, дай мне узнать правду, дай мне силы на это!
Она вообразила, как Майкл и Паула гонятся за ней по улице. Она представила себе, как Майкл тихо шепчет толпе зевак: «Бедняжка, она сошла с ума, вы же знаете». И как ему вторит Паула: «Безумная, как шляпник».[8] Она почти физически ощутила, как они хватают ее за руки, закутывают в смирительную рубашку и сажают в фургон, навеки увозя в никуда и разлучая с Эмили навсегда.
Охваченная новым приливом решимости, Джейн, не обращая внимания на спазмы в животе, мурашки, ползающие по рукам и ногам, на онемение в шее, заставила себя встать на ноги. «Если сейчас кто-нибудь смотрит на меня из окна, то, наверное, думает, что я пьяна», — решила Джейн. Может быть, этот невидимый наблюдатель чмокает губами, прищелкивает языком и думает: «Бедный доктор Уиттекер! Какой крест ему приходится нести».
Может, за ней и правда наблюдают? Она посмотрела на окна, ожидая увидеть за раздвинутыми занавесками любопытные глаза, глядящие на нее из безопасной глубины комнат. Но она никого не увидела. Джейн поняла, что на нее никто не смотрит. «Я невидимка», — решила она. Ей в голову пришла успокоившая ее детская мысль: «Если я не вижу их, значит, они не видят меня». Она повторяла про себя эту фразу, приближаясь к дому Кэрол. На всякий случай — а вдруг ее заклинание не действует на других? — она притаилась за большой черной машиной, стоявшей на улице.
В ее доме было совершенно тихо. Входная дверь закрыта. В окнах не видно никакой суеты. На подъездной дорожке ни одной машины. Все было не только тихо, но, даже можно сказать, безмятежно.
Когда до жилища Кэрол оставалось два дома, Джейн прибавила шагу. Дойдя до гаража, она пригнула голову и побежала на задний двор дома Кэрол, сердце ее сильно билось, соревнуясь в скорости с ее ногами, желудок был готов выпрыгнуть изо рта, голова грозила оторваться от тела. Как виноградная лоза, она приникла спиной к деревянным доскам стены дома, постояла так и наконец упала в кусты персиковых роз.
Что она скажет Кэрол? Что Майкл лгал ей, что он лгал им обеим? Что у нее и Дэниэла никогда в жизни не было никакого любовного романа? Что ей надо знать, что произошло с ней перед исчезновением? Что ей надо знать, где Майкл спрятал Эмили. Вот о чем она спросит Кэрол.
— Кто вы такая и что вы делаете в моем дворе?
Голос был грубый и назойливый. Джейн взглянула вверх и увидела, что над ней склоняется отец Кэрол. Белые, как у призрака, ноги торчали из-под розовых шорт-бермудов, которые, как подумалось Джейн, когда-то носила сама Кэрол. Шорты висели на костлявом старике, как на вешалке. Кожа старого джентльмена напоминала по цвету снятое молоко.
— Это я, Джейн Уиттекер, — прошептала она, понимая, что он не помнит ее имени. — Ваша соседка.
Она выползла из палисадника и попыталась встать. Это почти удалось ей, когда она почувствовала, что кто-то схватил ее сзади и запрокинул назад голову. Она решила, что сейчас увидит Майкла или Паулу, но, оглянувшись, поняла, что зацепилась рубашкой за шип розы. Она аккуратно освободилась от шипа, но все же уколола при этом палец. Как зачарованная она смотрела на капельку крови, которая, как маленький купол, вырастала на кончике пальца.
— Вы поранились?
— Какие пустяки, все в порядке.
— Меня зовут Фред Кобб.
Они старомодно представились друг другу. Джейн и старик пожали друг другу руки, при этом отец Кэрол ухитрился не запачкаться кровью, хотя она растеклась по ладони Джейн.
— Вы пришли сюда, чтобы что-нибудь мне продать?
Джейн настороженно оглянулась: не смотрит ли на них кто-нибудь?
— Нет, мистер Кобб, — ответила Джейн. «Интересно, Кэрол дома?» — подумала она. — Я ничего не продаю, я пришла поговорить с Кэрол.
— О чем?
— О моей дочери Эмили.
— У меня нет знакомых с таким именем.
— Ей семь лет. Она очень хорошенькая. У нее длинные каштановые волосы. Наверное, вы видели, как она играет на нашей лужайке. Ваши внуки иногда сидели с ней, когда она была совсем маленькой.
— Как, вы сказали, ее зовут?
— Эмили.
— Нет, не знаю, — снова повторил он, и Джейн стало досадно, что она попусту тратит драгоценное время.
— Так что, вы не знаете, где она сейчас? — Джейн бросила пробный камень.
— Я прекрасно знаю, где она.
— Вы знаете?!
— Она в доме.
— В доме? Эмили?
— Эмили? Да не знаю я никакой Эмили. Дома Кэрол.
Джейн шумно выдохнула воздух.
— Кэрол дома?
— Ну а где же еще ей быть? Вот что вы делаете тут? Вы что-то продаете?
— Мистер Кобб. — Она подошла к нему вплотную, старик попятился. — Скажите мне, в доме есть еще кто-нибудь? Может быть, у Кэрол гости?
— С тех пор как ушел Дэниэл, у Кэрол не бывает гостей. Она никогда не умела заводить новых друзей.
Джейн понимающе кивнула; она согласилась с его словами и своими предположениями насчет Кэрол и старика. Ничего полезного из старого Кобба она не вытянет.
— Я хочу есть, — отрывисто произнес отец Кэрол, — надо сказать Кэрол, чтобы она приготовила мне ленч. — Вдруг он горестно покачал головой с таким видом, словно понял, что слишком на многое понадеялся. — Нет она скажет, что я только что завтракал.
— Я буду счастлива попросить ее за вас, мистер Кобб, — предложила ему Джейн и увидела, как от радостной улыбки его лицо покрылось сетью морщин.
— Вы правда это сделаете? Вы очень добры. Кэрол очень злится, когда я докучаю ей. Иногда она грозится, что сдаст меня в дом для престарелых.
— Я уверена, что она никогда этого не сделает мистер Кобб.
— А я уверен, что сделает. Впрочем, мне все равно. Пусть сдает меня, куда хочет, если ей это так надо. Меня это уже не волнует. — Он махнул рукой. — Что вы, молодые, понимаете в этих переживаниях? Вы думаете, что будете жить вечно и при этом останетесь такими же молодыми. — Он засмеялся. — Хотел бы я посмотреть на вас лет этак через пятьдесят. Вот уж утешился бы. Но, однако, я хочу есть.
— Я попрошу Кэрол что-нибудь вам приготовить.
— Почему бы вам не позволить ему самому это сделать? — Голос Кэрол пронзил душный воздух, как горячий нож масло. У ног Кэрол залаяла собака. — Спокойно, Малыш.
— Проклятая собака. От нее ты тоже избавишься? Интересно, куда ты ее сбагришь? — поддразнил Фред свою дочь.
— В холодильнике остались бутерброды с сыром, если хочешь, папа, съешь их.
— А какой сыр?
— Какой ты больше всего любишь.
— Ну, это пустяки, — подчеркнуто вежливо произнес старик и извинился, что он вынужден вернуться в дом.
Кэрол переключила свое внимание на Джейн.
Та прижалась спиной к шпалерам роз, чувствуя, как шипы колют ее тело сквозь рубашку Майкла. Она представила себе, как ее спина покрывается мелкими уколами, как на их месте растут и раздуваются пузыри крови, которые в конце концов пропитывают рубашку и окрашивают ее в пурпурный цвет.
— Мне необходимо знать, — спокойно сказала она Кэрол, — что именно произошло со мной в тот день, когда я исчезла.
— Почему бы вам не пройти в дом? — предложила Кэрол. — Мы можем поговорить там.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Кэрол, когда они вошли в гостиную.
— Сама толком не пойму, — честно призналась Джейн, осваиваясь в комнате, стены которой были выкрашены белой краской, а пол застелен синим ковром. За разномастной мебелью никто как будто не прятался. Только под старым креслом-качалкой были видны комья пыли. На покрытом пятнами стеклянном кофейном столике стояла большая хрустальная ваза с засохшими ирисами.
— Женщина, которая убиралась в моем доме, меня бросила и рассчиталась, — объяснила Кэрол, заметив взгляд Джейн. — А мне некогда найти ей замену, может, вы сможете кого-то порекомендовать?
Джейн вспомнила о запертой в туалете Пауле. Неужели Кэрол об этом уже знает? Она отрицательно покачала головой.
— Мне так много надо вам сказать, что я даже не знаю, с чего начать.
— Я вообще не уверена, что нам есть о чем говорить.
— Знаю, вы думаете, что у нас с Дэниэлом был роман…
— А вы хотите уверить меня в том, что его не было? Не трудитесь. Дэниэл уже звонил.
— Дэниэл звонил? Когда?
— Совсем недавно. Он сказал, что вы звонили ему и между вами состоялся очень странный разговор. Вы будто спрашивали его, был ли у вас с ним роман. Он просто не в курсе вашего деликатного заболевания, — она говорила саркастическим тоном, — и поэтому с трудом понял самую суть вашего вопроса. Я сказала ему, что так как это большой удар по его самолюбию — узнать, что его ласки оказались так быстро забыты, — то не лучше ли нам предать забвению все неприятные детали этого мелкого происшествия? То есть сделать то, что вам так блестяще удалось.
