— Я тут ни при чем! — резко бросил Дмитрий, — нет, подождите, — он упреждающе поднял руку, газетные статьи — моих рук дело, но все остальное нет.
— Вот только не надо этого! — вспылил Сергей, вскочил из кресла и нервно заходил по кабинету. — Мою женщину, мать моих детей пытались хладнокровно покалечить, если не убить, а вы тут праведника разыгрываете.
— Сергей, подождите, я же не говорю, что не знаю, кто был причиной этих событий, — Докучаев понимал — он должен рассказать абсолютно все.
— Мы познакомились в августе 2002 г., ей было 22, она носила короткие юбки и безумные каблуки — Сергей удивился, его Катя никогда бы не отважилась на такой наряд, но Дмитрий не замечал ничего вокруг, мыслями он был в прошлом. — Горячая, безупречно честная, она хотела изменить весь мир или хотя бы ту его часть, что была поблизости от нее. Она опекала всех и вся и переживала за каждую мелочь, она казалась мне необыкновенной. — Этот портрет Кати был близок Сергею. На краткую долю секунды он увидел в глазах Докучаева тот же призрак тоски, что был в нем самом в те ужасные месяцы без Кати. — Мы познакомились из-за одного корпоративного спора, быстро начали встречаться, я был у нее первым, — Дима с удовольствием заметил, как вспыхнули злостью и ревностью глаза Сергея от этих слов, — Вскоре после начала наших отношений я узнал, что Катин отец был тем самым Борисовским, который вместе с моим отцом на протяжении почти 10 лет руководил «Полимером». Борисовскому принадлежало почти 28 % акций завода, чуть меньше, чем моему отцу. В 1999 году убили моего отца, через пару месяцев как будто от сердечного приступа умер Борисовский, — Сергей знал все это и совсем не понимал, зачем Докучаев пересказывает старую историю, но не прерывал его. — Акции Борисовского его жена продала мне и моей семье вскоре после смерти мужа, мы купили их все, другая часть принадлежала государству, и моей власти над заводом ничего не угрожало. Но потом появилась Катя, я был удивлен, что она, его дочь, не владела акциями завода. Вы, наверное, знаете эту историю, уйдя ко четвертой жене, Борисовский ничего не оставил дочери, — Дорофеев кивнул в ответ. — Я сделал Кате предложение, в августе мы собирались пожениться, я не мог удивить ее подарками, драгоценностями, но вот акции «Полимера» были для Кати той самой мечтой и, главное, я мог их ей дать. Я был уверен, вскоре мы поженимся, и все равно все станет общим, — Сергей в очередной раз был удивлен, он не ожидал таких чувств и такого бескорыстия от своего конкурента. Но с другой стороны, Катя ведь не могла полюбить никчемного человека. — На ее день рождения я передал Кате 10 % акций, она была счастлива, чуть ли не больше, чем в тот день, когда я предложил ей пожениться. Я не считал это корыстью или чем-то подобным, даже не думал об этом.
— Дмитрий, вся эта история мне известна, — наконец, прервал его Сергей, он физически больше не мог слушать о любви другого мужчины к его Кате, — Неужели вы полагаете, что я бы направился к вам, не выяснив все, что только возможно, о вашем участии в Катиной жизни. С прошлым все ясно, мне непонятны мотивы нынешних поступков.
— Нынешние поступки связаны с прошлым, — Докучаев подошел к окну и увидел, что снег уже укутал город. В такую погоду они с Катей забирались под огромный плед, пили какао и читали или болтали о пустяках, а однажды, когда он болел, она читала ему вслух газеты. — В мае полным ходом шла подготовка к свадьбе, моя мать, катина и сама Катя были полностью в этом. У Кати была университетская подружка Маша, дома у нее были какие-то проблемы. Катя опекала и ее, Маша подрабатывала здесь, в управлении, а в те майские дни часто забегала с какими-то поручениями от Кати. — Сергей внутренне напрягся, он был уверен — от подруг, да и от друзей добра лучше не ждать. — Вечером я задержался здесь, смотрел архивные документы насчет одной железнодорожной ветки, что подходила к заводу, всюду были подписи и пометки отца. Я вспомнил его с какой-то пугающей ясностью, день смерти, разговоры и сплетни. Зашла Маша, спросила, в чем дело, я что-то буркнул про отца, она вышла. Я поработал еще немного и собрался ехать домой, мы с Катей уже жили вместе, но тут она позвонила и сказала, что задержится, я удивился, было почти 10, вернулся в кабинет, снова взялся за бумаги. Зашла Маша, с таким доверчивым, робким и сомневающимся лицом, спросила, может ли со мной поговорить, я кивнул. Маша как будто неловко спросила, говорила ли мне Катя что-то о своем отце, я ответил, что говорила, конечно. Она снова спросила: «А о связи своего отца с вашим?». Я удивленно покачал головой, тут Маша приободрилась и сказала, что в середине октября отец вдруг позвонил Кате после стольких лет отсутствия в ее жизни, девушки были на занятиях, Катя растерялась, но согласилась встретиться с отцом, он забрал ее из Университета, поздно вечером она позвонила в машину дверь, бледная и растерянная. Трясясь от страха, рассказала, что отец говорил ей о том, что скоро станет чуть ли не единоличным владельцем какого-то завода и оставит дочери львиную долю этого богатства. И такие вещи, как жизнь ничего не значат на этом пути, в конце концов, коллег и партнеров, которые отработали свое, надо стряхивать как пыль с сапог, и идти дальше. Я был в ужасе, мне казалось, что Борисовский, а за ним и Катя говорили о моем отце, он был убит как раз тогда, в самом начале октября. А потом Маша улыбнулась так, простодушно, и спросила, неужели, я не понял, что я для Кати — это просто трамплин на пути к тому богатству, которое не досталось ей отца. Я похолодел от этой мысли, я был уверен, что я — самая большая любовь ее жизни. Маша спросила, неужели я ничего не знаю о катиной безнадежной влюбленности в бывшего однокурсника Максима. — Сергей в душе усмехнулся, от Кати он знал, что Максим был братом Антона, владельца крупной инвестиционной фирмы, и таким же сногсшибательным красавцем как и его брат. — Вот и сегодня вечером Катя с Максимом собирались встретиться в кофейне, она сказала ее название. Я вспылил и выставил Машу прочь, позвонил Кате, она не отвечала. Потом я позвонил бывшему отцовскому заму, который был и моим партнером, он приехал в «Полимер». Мы долго обсуждали возможность участия Борисовского в смерти отца, я почему-то поверил Маше. Те слова, что якобы были сказаны отцом Кате, вполне укладывались в мое представление о нем, как жестком, убийственно умном и беспринципном человеке. Я ни секунды ни в чем не подозревал Катю, но вот ее отца — да. Мне даже стало казаться, что его смерть от сердечного приступа — это тоже подтверждение участия в убийстве моего отца, совесть и все в таком духе. Ни до чего не договорившись, мы разошлись по домам, я ехал к себе и звонил Кате, она ответила, я услышал легкую музыку на заднем фоне и отключился. Вспомнил кофейню, про которую говорила Маша и поехал прямо туда, Катя с Максимом сидели за столиком, ее рука лежала в его. Я, ничего не говоря, развернулся и вышел, приехал домой, Катя тоже вскоре вернулась, она была веселая и разгоряченная. Я ничего не говорил, две недели, только выспрашивал ее про отца. Катя отмалчивалась и говорила невпопад, но никогда не отрицала, что хотела владеть акциями «Полимера» и она явно хранила злость на отца, оставившего ее без наследства. Через две недели я получил отчет от службы безопасности, из которого следовало, что Борисовский на 70 % был причастен к смерти моего отца. Катя за это время еще трижды встречался с Максимом. Теперь я был убежден, ей был нужен не я, а деньги. Мы расстались.
