— Сколько ему лет? — Бросаю вгляд на Прайдона, прекрасно зная, что тот осведомлен о Градацком вплоть до цвета и модели его трусов.
— Сто семьдеся три, — холодной отвечает Антон и усмехается, — но слишком эмоционален для своего почтенного возраста, да.
— Так, принцесса, — возвращаю свое внимание недосопернику, — бери свои эмоции под контроль, если хочешь и впредь участвовать в этом деле. Нет? Свободен. Мне кисейная барышня ни к чему!
— Ты не знаешь, какого это, чувствовать чужую боль, как свою, — отпускает меня Артем и в отчаяние трет переносицу.
— Что ж ты не ворвался к нам, рыцарь плаща и шпаги? — издевательски усмехаюсь, когда у самого на душе демон скребет.
— Да прорвешься тут, пожалуй, через этих, — презрительный кивок на Кирилла и Антона. — Отец называется! Что ты с ней делал? — опять требует от меня ответ. Но я не хотел даже вспоминать ее крики, переходящие в визг. Самому тошно.
— Почему вы его остановили? — задаю наводящий вопрос Кириллу и подхожу ближе, присаживаюсь около ног Лилии на корточки.
— Я тебе доверяю, — глухой ответ Чернова. — И очень жду объяснений. — Он успокаивающе гладит по волосам жену, а с его пальцев срываются маленькие черные всполохи, призванные успокоить бедняжку.
Я коснулся щеки своей названной сестренки, понуждая ее обратить на меня внимание. Пустой взгляд, мокрые щеки.
— Как ты, детка?
— Алекс! — Кидается мне на шею в слезах Лилия и быстро тараторит. — Боги, какой ужас, Алекс! Что там произошло? Что с моей девочкой?
— Ты мне доверяешь? — мягко отстранил женщину от себя и смотрю ей прямо в глаза. Дождался уверенного кивка. — Я сделал ей очень больно, — с мукой в голосе, признаюсь. Больно настолько, что не уверен, сможет ли она мне простить этот случай. — На пару секунд повисло молчание. Я, собравшись с духом, выдал еще одну правду, которая возможно разорвет нашу нежную связь с этим трогательным человечком навсегда, — и тебе, я сейчас сделаю тоже очень больно, детка. Надеюсь, ты сможешь меня понять, когда всё закончится.
Лилия с оторопью посмотрела на меня, потом на мужа, что с серьезным видом слушал мои откровения. Бедняжка прижалась к Кириллу, ища защиты, не понимая, чего я от нее хочу.
— Мне нужна твоя помощь, Кирк, — поднял отчаянный взгляд. — Лилия всегда была слабее и нежнее моей огнеопасной невесты. Она может не справиться с пыткой.
— Ты уверен в своих намерениях? — глухой ответ друга, он крепко прижимает к себе жену, и буравит меня тяжелым взглядом. Получил от меня уверенный кивок и решившись, спросил, — что от меня требуется?
— Держи ее. И старайся максимально забрать ее боль. Мне пришлось прибегать к магии. Но у вас связь душ, тебе должно быть легче это сделать.
— Алекс, я не понимаю, — прекрасные серые глаза полные слез и страха.
— Ты же мне веришь, да? — снова спрашиваю ее, беря за руку. — Я хочу сделать тебе подарок, сестренка, но его активация, сродни пыткам. Придется потерпеть, ради твоей же безопасности на будущее.
— А Жасмина? — дрожит голосок пугливого огонечка.
— Она отдыхает и адаптируется под новые функции своего организма. Ей нужно время. — Честность моего ответа никак не придает Лилии мужества и желания участвовать во всем этом. Но, не смотря на свой страх, она находит в себе силы не отвести взгляд.
— Что я должна делать? — дрогнул голосок.
— Не отторгай мой дар. — Прошу я, — это ускорит и упростит процесс. Жасмина сильно сопротивлялась. Но это моя вина. Не предупредил ее.
— Почему? Она умная девочка, она бы поняла, — Лилия в отчаяние прижимает к груди кулачок. Кажется, она до сих пор чувствует тот кошмар, что не смогла удержать даже закрытая от мира комната.
— Я не знал, что так будет. Хотел, красивым жестом, надеть ей украшение. А вышло… как вышло. — Признание в собственной ошибке никак не облегчило совесть. Но времени на самобичевание нет. — Держи ее крепче Кирк, в агонии, она может навредить себе или прервать процесс. Они не контролируют себя в таком состоянии.
Чернов на мои слова, молча пересадил жену себе на колени, обнимая покрепче, головой приткнувшись к ее голове.
— Нет, посади на одну ногу, — корректирую я, — второй зажми ее ноги. Угу, держи здесь, блокируй весь корпус. И вот эту руку прижми покрепче. Она будет пытаться сорвать артефакт.
— Ребята, я вас уже почти ненавижу, — шепчет со слезам на глазах женщина.
— Дай мне твою лапку, детка, — извиняющийся голос и самостоятельно перехватываю запястье ее левой руки, той, что Кирилл не блокировал, отдав на растерзание мне.
— Не отторгай, — напоминаю я, — прими, как должное. — И достав из пространственного кармана браслет-артефакт, защелкнул его на тонком запястье, беззвучно произнося заклинание активации. С секунду все молчали наблюдая за реакцией Лилии. Но она вместе со всеми молчала, только нахмурила бровки.
— Неприятно, — шепчет она испуганно. — Печет. — Тянет руку из моей руки. Но я держу, не пускаю. Колдую. — Пусти, — взвизгнула она, дернувшись всем телом. Но и Кирилл и я держали крепко. В какой-то момент она просто перестала соображать, перейдя на крик. Выговорить мысль связно уже не могла. Только кричала, словно ее сжигали заживо. Я чувствовал, что Кирилл не здесь. Он у Источника. И какая жалость, что я не знаю, как он успокаивает свою Капельку, как отбирает ее боль. Никому нет хода в тот маленький мирок, созданный двумя их душами. Но я точно знаю, что он там, и он вырывает из хрупкого тела боль, перенаправляя на себя. Я видел, как вздулись у него вены, а глаза смотрели на все еще плачущую и дергающуюся в наших руках Лилию провалами первозданной Тьмы. Видел, как ходят желваки на озлобленном лице, и с какой силой он вминал в себя непослушное тельце. Только всё это не помогало. Не настолько, чтобы она не чувствовала боли совсем. Спасало лишь частично. По крайней мере, она не потеряла сознание, как Искорка. Только кричит и вырывается.
Браслет врастал в запястье, вливаясь раскаленным металлом под кожу, въедаясь в ее кости, вплетаясь в самые маленькие, но такие важные клеточки, и наконец-то отпечатываясь на ауре, сплавляясь с ней в единое целое. И процесс этот настолько мучителен, насколько эффект должен быть потрясающим.
— Не помогает Кирк, отбери ее боль! — Требую я, перекрикивая Лилию. И Чернов резко впечатывает жену в себя так, чтобы зажать ее свободную руку между ними. Жестко поднимает ее лицо к своему и впивается в губы, заставляя ее захлебнуться очередным вскриком. — Есть контакт, — чувствую, что он пробился, что настроился, потому что ее перестало выкручивать в агонии. Еще пару минут, и я даже могу отпустить ее руку с артефактом, который уже практически растворился в ней, оставаясь на запястье слабо мерцающим рисунком — целая вязь из переплетенных лилий. Перед глазами всплыл рисунок плетущегося по руке моей Искорке цветущего жасмина, а в ушах снова стоял ее крик. Зажмурился, прогоняя болезненное воспоминание, и отошел от друзей. За спиной моей стояли Градацкий с Прайдоном. И, кажется, пока я тут колдовал, Антон удерживал Арта от необдуманных порывов. Вот странно. Оба менталисты же. Но безопасник словно абстрагируется от чужих эманаций, не принимает в себя. Словно и вовсе не умеет чувствовать. А этот вот… ну не демон, почти с двумя веками опыта за плечами. А детский сад, какой-то.
— Вы! Вы оба! — заполошно орет он, — Все трое! — Скидывает с себя руки Прайдона, — вы конченые психи! Да как вы можете так с ними поступать? Они же СВЕТЛЫЕ! Их на руках носить надо! Оберегать! А вы! Да это маразм какой-то! ПСИХИ!
— Иногда приходиться делать больно даже любимым людям, если это может спасти их жизни, — из-за моей спины слышится полный муки голос Кирилла. Я обернулся, отметив ровное дыхание женщины, что хоть и морщила лицо, но всё же спала, отключенная своим демоном.
— Кирк, ей все еще больно, — осматриваю запястье Лилии, удовлетворенно отмечая, что она приняла дар. Рисунок совсем впитался. Но чувствую, что ее все еще мучают перестройки, начавшиеся в теле. — Забирай ее в спальню и не отпускай, пока процесс слияния артефакта с телом не завершиться.
