Бесплатные товары – наркотик похлеще «синдина». Единожды став на путь получения даров, сойти с него очень трудно. Всегда можно сказать себе, что это в последний раз, что никому не будет хуже, если я возьму еще чуть-чуть. Хуже не будет никому, кроме тебя самого. В этом Мортенс был уверен на сто процентов. Постепенно – не сразу, только дурак открывает все карты на первом же ходу – решать тоже будут за тебя. Ты сделаешься ненужным, только будешь тешить свое самолюбие названием ничего не значащего поста, на котором тебе, конечно же, милостиво разрешат остаться.
Нет, в том, что отдаваться москвичам на милость нельзя, Койман, разумеется, прав.
Мортенс мерил шагами кабинет – от окна к двери и обратно, – невидящим взглядом сверля коммуникатор, на экране которого отображались страшные кадры бредущих голодных и ободранных, едва живых беженцев из зоны радиоактивного заражения в районе Женевы. Это была рубрика «No comments», на фоне подобных кадров любые слова на самом деле были бы лишними.
А если все-таки попытаться? Если разрешить «Науком» начать монтаж оборудования хотя бы в пределах Даун Тауна? Что теряет лично он, Мортенс?
В Ньюингтоне сеть работает и без москвичей. Старого образца – пока еще старого, напомнил себе Мортенс, – но ведь работает. Каким таким великим подарком будет локальный участок с покрытием сигналом «Науком»? Никаким. Скорее это будет экспериментом, рекламной кампанией, не более того. И это станет прикрытием, подушкой безопасности, в которую можно будет сразу уткнуться, если что. А это самое «если что» могло произойти в любой момент.
Или не стоит изменять своим принципам?
Но Моратти… И Койман воду мутит – сколько Мортенс занимал пост директора эдинбургского филиала СБА, столько верхолаз выражал недовольство действиями безов. Просто у него такой стиль общения, это тоже нужно учитывать.
Верхолазы содержат СБА и, в сущности, весь Анклав. Так было раньше. Так, если не присматриваться, происходит и сейчас. Но договариваться с верхолазами лично еще хуже, чем с «Наукомом» как со структурой, – Мортенс хорошо усвоил урок, который Моратти преподал Макферсону, решившему, что он, будучи под покровительством корпораций и их лидеров, может иметь собственные интересы, идущие вразрез с интересами СБА.
И Койман и Моратти, словно сговорившись, готовы на все, лишь бы не пустить в Эдинбург «Науком». А сам Мортенс – сам он чего ждет от прихода москвичей? Раньше, пару месяцев назад, директор эдинбургской СБА мог однозначно сказать, что на самом деле он совершенно натурально боится пустить «Науком» в свой дом. Сейчас он уже в этом не был так сильно уверен.
– Фредрик, – Мортенс вызвал через «балалайку» заместителя по связям с общественностью, – свяжитесь с Фадеев-тауэр и узнайте у них… да, прямым текстом – узнайте у них, что они задумали. Скажите, что мы готовы выслушать любые предложения корпорации «Науком». Да, любые.
Мортенс усиленно тер ладонью правой руки сжатую в кулак левую. Он так делал всегда, когда чувствовал приближение большой игры.
– Нет, Фредрик, одну секундочку. Скажите, что я готов их выслушать. Только я, директор СБА, сделайте на этом акцент.
«Интересно, – подумал Мортенс после того, как оборвал сеанс связи, – Минин рассказывает обо всех моих поручениях Койману или нет?»
* * *
Нужно было спешить. Очень нужно, Лохлан чувствовал это всем своим нутром. Но бежать, не разбирая дороги, не имело ни малейшего смысла. Необходимо остановиться, подождать, пока в голове уляжется гул, который порождали странные бессмысленные слова, прочитанные им на мятом клочке бумаги.
Книга принадлежала храмовникам, это понятно. Вернее, она не только принадлежала людям храма Истинной Эволюции, она сама была порождением храма, в ней собраны тайны храмовников, их секретные знания. Возможно, то, что делало истинную эволюцию Истинной Эволюцией. Поэтому книгу нужно вернуть.
Вопрос – кому? На этот вопрос Лохлан знал совершенно точный ответ: сначала себе, а дальнейшее движение книги будет ясно после того, как он сможет четко понять, что это за книга и, самое главное, что внутри ее.
Амулет на красном шнурке. Вещица вудуистов. Очень уж надуманное предположение, что книгу купили негры. Если купили именно они, для чего тогда им понадобилось нападать на него?
Он не знал, не помнил. Но ведь что-то происходило, и это что-то было очень важным. Если бы вспомнить. Но нет – только отрывки, какие-то непонятные тени, танцующие таинственный танец на стенах. И только одно мгновение, прорывающееся из черноты беспамятства ярким мегаваттным лучом.
…красные смеющиеся глаза. Маленькая деревянная фигурка, подвешенная на красном шнурке, – обычная кукла, амулет, игрушка, а глаза почему-то казались живыми. Они словно подмигивали Лохлану.
– Давай попробуем еще раз, – произнес голос, который доносился откуда-то из-за смеющейся рожицы. – От кого ты получал заказы?
Голос казался знакомым и привычным, словно Лохлан слышал его каждый день по нескольку раз. Но что-то в нем было не так: то ли тембр, то ли властные, не терпящие возражения интонации, то ли вопросы, которые голос задавал.
– Ты меня слышал?
– Да! – выпалил Лохлан.
Странное дело – его никто не бил, к нему вообще не прикасались, но каждый раз, когда этот голос задавал свои непонятные вопросы, у Флетта возникало острое желание умереть. Или, как альтернатива, – ответить. Одна беда: что отвечать, он не знал.
– Хватит строить из себя недоумка, потерявшего память. Я давно раскусил тебя, Лохлан Флетт. Или тебя зовут как-то иначе? Лохлус Флинг, например? От кого ты получал заказы?!
И снова какая-то неведомая сила будто бы пытается вывернуть его наизнанку. Это не больно, это… невыносимо.
Деревянная фигурка с живыми глазами исчезла из поля зрения, уступив место насупленной физиономии какого-то мужчины. Светлые, вероятно, с проседью волосы, свисающие по бокам пухлых щек, скошенный подбородок, немного вздернутый нос. Лицо знакомое, но кто это? И выражение лица – насмешливое и злое, оно светилось смесью этих чувств: злорадством.
Лохлан задумался о вопросе. Он не знал точного ответа, но было несложно догадаться.
– От разных людей, – сказал Флетт.
– Для чего ты убивал?
Хороший вопрос! Значит, он еще кого-то и убивал. Но белобрысый толстячок не казался напуганным разговором с убийцей. Может быть, все дело в том ощущении, что возникало всякий раз после того, как Лохлан отказывался отвечать? Мужик чувствовал себя хозяином положения, он был уверен в собственной неуязвимости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
