Учитывая, что народная любовь ко мне остыла, последнее, чего я хотел, – чтобы кто-то заподозрил, будто я поддерживаю тайную связь с врагом Города. Но нет, ничего подобного. Мои люди сели по одну сторону стола из розового дерева и слоновой кости, посол – по другую. Он потребовал безоговорочной капитуляции. Мы сказали, что на такое не пойдем. Тогда посол-монах перефразировал – и мы снова ответили «нет». Так продолжалось некоторое время – у этого человека имелся замечательный дар говорить одно и то же разными словами, – и, когда стало очевидно, что к согласию мы не придем, монах встал, намереваясь уйти. Пока он это делал, капюшон, закрывавший его голову, соскользнул; в это время монах был обращен лицом ко мне, но не к остальным. Потом он поправил капюшон, вежливо поблагодарил нас всех за уделенное ему время и удалился.
Вот что я имел в виду, когда говорил о широте мысли завоевателя. На лысом черепе старика были вытатуированы – не просто нарисованы, а именно что вколоты чернилами в кожу – несколько тщательно подобранных слов на алаузском языке, записанных буквами джазигитов. Почти любой в Городе, завидев их, решил бы, что видит простую ритуальную татуировку – какой-нибудь оккультный узор, мистические руны, что-то в этом роде.
Вот в чем, я думаю, разница между моим старым приятелем и мной. Я никогда не смог бы заставить себя поверить, что какой-либо мой план был достаточно важен, чтобы заставить какого-то бедного старика ходить всю оставшуюся жизнь с надписью на голове: «Возглавь вылазку против тарана и дай захватить тебя в плен – безопасное возвращение я тебе гарантирую». Уверен, так Огуз решил пустить мне в глаза немного звездной пыли.
* * *
Какой таран? А, этот таран.
Он был красив. Едва завидев его, я захотел себе такой же. Кровь стыла в жилах от увиденного – это было великолепное инженерное сооружение, и оно двигалось прямо к воротам. Соприкоснись эти две величины – у Города не осталось бы и шанса. Но потом я вспомнил, что в этом и смысл.
Позвольте мне удовольствие отвлечься и рассказать о нем. Когда эхмены – они самые, снова, никто другой не смог бы спроектировать и построить нечто подобное – сделали тот таран, они решили одним махом воз проблем, которые я полагал абсолютно неразрешимыми. Прямое попадание из катапульты орудию не грозило: таран «упаковали» в прочную раму, обтянутую мягкими шкурами. Как и с земляными насыпями, цель – не сопротивляться удару, а рассеять его силу. Блестяще. Воловья упряжь, тянущая громаду, уязвима для стрел? Подготовьте животным доспехи. Я не шучу, именно это они и сделали – обрядили волов в этакие телогрейки от носа до хвоста, в стеганую плотную ткань такого качества, к которому имперская гвардия никогда и не стремилась. Хорошо, а как быть с прямыми попаданиями в волов снарядом из катапульты – с целью раздавить и зверя, и его ярмо? Проблема решается просто: пусть наготове будут десять вспомогательных упряжек, а ярмо пускай будет оборудовано таким специальным быстроразъемным соединением, чтобы можно было оперативно отцепить разбитое и заменить запасным. Означенные упряжи на замену были, конечно, защищены огромными деревянными навесами, каждый размером с парус военного корабля. Штуки эти крепились на колесных опорах и выглядели так, будто могли отразить не только лишь стрелу, но и шквал моих ужасных каменных шаров. Сам таран представлял собой прямой дубовый ствол длиной около пятнадцати ярдов, с выпуклым наконечником, наверняка из бронзы, утяжеленной свинцом. Сзади махину придерживала изящно сконструированная лебедка, дозволявшая относительно небольшой команде, защищенной навесом, везти эту штуку и орудовать ею, не опасаясь стрел с крепостных валов. Сказать не берусь, сколько такой монстр должен был стоить – думаю, больше, чем весь мой инженерный бюджет за последние десять лет, плюс еще немного сверху. Если когда-нибудь мне представится такая возможность, я определенно пойду работать на эхменов. Уж они-то по-настоящему оценят мою хорошую инженерию.
Даже если бы я не увидел надписи на голове посла, я б все равно приказал готовить отряд для контрмер. Иного способа остановить махину не было. Огуз вложил в этот жест устрашения многое – в его послании не было сказано, разрешается ли уничтожить его замечательное устройство, но, надо думать, да, ибо, если этого не сделать, оно играючи исполнит свое предназначение и разнесет ворота в щепки. Как это похоже на Огуза – ведь он всегда был щедр, когда дело касалось игрушек.
– Что нам нужно сделать, – произнес стоящий рядом со мной Нико необычно дрогнувшим голосом, – так это быстро выкопать волчью яму прямо перед воротами. Когда этот таран прокатится по ней, собственный вес его и погубит. Он провалится под землю и разобьется.
Полет его мысли меня впечатлил. Сам я об этом не подумал.
– Не глупи. Мы не успеем.
Нико с грустью и болью посмотрел на меня.
– Вы совершенно правы, – произнес он. – Прошу прощения.
– Поставь наших парней на стену с луками, – сказал я, – и созови мне сотню лучших Синих. Придется выйти за ворота и разобраться с этим чудовищем.
– Но это же…
– Да. – Я кивнул. – Но ничего другого я не могу придумать. Что остается?
Нико кротко кивнул, выражая согласие, а потом добавил:
– Я пойду.
– Черта с два ты куда-то пойдешь. Мне ты нужен здесь. Я пойду.
– Со всем уважением…
– Отставить. – Я не хотел кричать на него. – Остановить таран и перебить команду – не конечная наша задача. Нужно отволочь его к нам и разломать. Инженерная мысль – не забыл? Оставайся здесь солдатом, как всегда и хотел.
Мой выпад явно проехался по его чувствам, но Нико снес его стойко.
– Слушаюсь, – отчеканил он и побежал собирать мне отряд. Естественно, я не мог его взять – он бы погиб там, как суждено погибнуть бедолагам из Синих, что со мной пойдут. Даже если они справятся с задачей на отлично, обойдутся без потерь, убьют чудовище, грозящее Городу, – в конечном счете это мало что будет значить, ибо показуха Огуза была разыграна для одного лишь меня – я бы не смог ночью прошмыгнуть к стене, спуститься в бельевой корзине на веревке вниз и не попасться позорнейшим образом. То, каким путем люди решают проблемы, многое о них говорит. До того, что придумал Огуз, я бы ни за что в жизни не додумался. Именно поэтому Огуз, а не я возглавлял великий поход против сил зла, а я пытался его остановить.
35
За стеной разразился настоящий хаос – опять-таки
