– Что это он делает? – спросил Ёся у Ли, который отирался неподалеку.
– И-цзин говорить, – ответил китайчонок Ли. Судя по его тону, это для него было привычное дело. Видя, что Ёся его не совсем понял, он пояснил:
– И-цзин говорить Чжоу, что будет.
– Гадает, что ли? – разочарованно переспросил Ёся. Он почему-то почувствовал себя обманутым. Все это выглядело, как… как какой-то таинственный эксперимент! А оказалось – дремучие суеверия. Во всю эту старорежимную муть Ёся, верный ленинец и материалист от макушки до пяток, не верил.
– И что, сбывается? – насмешливо спросил он.
Теперь Ли его недопонял.
– И-цзин работать? – переформулировал вопрос Ёся.
– Конецно, – серьезно ответил Ли. – Если не работать, кто Чжоу слушать?
Ёся пожал плечами. Странные они все-таки, эти китайцы.
– Идти лягуска поймать? – предложил китайчонок Ли.
И они пошли ловить лягушек на ужин.
Время летело – незаметно, но неумолимо; дни складывались в месяцы, месяцы превращались в годы. Иосиф постепенно привык к своей новой жизни, даже родной Харьков вспоминался с трудом. Китайцы уже не казались ему такими уж странными. Ну, может, так, самую малость. Советские войска разбили немцев под Сталинградом и перешли в наступление; в воздухе, наконец, запахло победой. Жизнь налаживалась. Но как часто бывает, беда пришла тогда, когда ее меньше всего ожидаешь. Сначала пришла похоронка на отца. А спустя совсем немного времени смерть пришла и за его матерью. Мама подхватила какую-то местную лихорадку и сгорела за неделю. И Иосиф неожиданно остался один на один с этим жестоким миром, где отцы погибают на войнах, матери умирают от отсутствия лекарств, а дети остаются сиротами. Его хотели отправить в детский дом, но Ваны предложили жить с ними. Иосиф с радостью согласился – в детский дом он не хотел, а эти люди стали ему как родные. Ли потом сказал, что это все Чжоу Ван решил. Сказал, И Си (так они произносили его имя) будет жить с нами, и точка. Слово его имело силу закона.
Старикан этот, при ближайшем рассмотрении, оказался очень добрый, умный, хотя и с каким-то странным чувством юмора. Иосиф его шуток не понимал. Вот сидят они на крыльце дома. Тут из гнезда под крышей выпадает птенец ласточки. Откуда ни возьмись появляется кошка, хватает птенца и бегом в кусты. Чжоу Ван смотрит на все это, а потом говорит, улыбаясь в усы, что у их соседа, Ляо Бана, скоро корова сдохнет. Какая, спрашивается, связь? При чем тут корова и этот дурень Ляо Бан? Наверное, он так шутит, думал Иосиф. Наверное, это какой-то, не понятный ему китайский юмор, корни которого, как всегда у них, уходят в седую старину. Этот странный дед часто так шутил. Никто, правда, не смеялся. Видать, не только Иосиф не понимал его шуток.
Сам Чжоу Ван питал к Ёсе какую-то, самому мальчику непонятную слабость. Он занимался с ним отдельно, заставлял учить китайскую грамоту ускоренными темпами. Учитель он был строгий, не пофилонишь – сразу хворостиной поперек спины огреет. Благодаря настойчивости Чжоу Вана Иосиф скоро свободно заговорил на мандаринском диалекте и зазубрил несколько тысяч иероглифов, далеко обогнав в развитии всех учеников Чжоу. Да и всех остальных взрослых китайцев деревни. Им, для их простой крестьянской жизни, не так уж много требовалось знать иероглифов. Это плюс к тому, что Иосиф еще и в обычную школу ходил, в райцентре. Пять километров туда, пять обратно, каждый день. Впрочем, Иосифу учеба легко давалась. Все отмечали, что он очень смышленый мальчик.
Иосиф много раз видел, как старик раскладывает палочки из тысячелистника. Он гадал для себя, гадал для других. Для других чаще. Иосиф уже понял, что именно на этом основывался авторитет старика Чжоу среди соплеменников. Тех, кто разбирался в И-цзин, китайцы почитали за больших умников. Они ему все уши прожужжали о великой книге, благодаря которой человек мог заглянуть в будущее. Но мнения своего Иосиф не изменил. Для него все это оставалось суевериями китайских крестьян. Он не видел разницы между этими палочками и какой-нибудь там кофейной гущей. Если во что Иосиф и верил, так это в науку. В технический прогресс. В те годы он зачитывал до дыр книги Жюля Верна, Герберта Уэллса и Александра Беляева. Он мечтал стать ученым и совершать великие открытия. Иосиф не верил в гадания, но никогда не говорил об этом Чжоу Вану, потому как в китайской семье старшим не перечат, даже если они не правы. Закон такой китайский. Да даже не в законе дело – он так многим был обязан этому доброму человеку, что не мог позволить себе лезть ему в душу со своим научным рационализмом.
И все же как-то раз старик Чжоу сам вызвал Иосифа на разговор по поводу И-Цзин. Может, из-за того, что заметил скепсис в глазах Иосифа. А может, просто из-за того, что уговорил кувшинчик сливового вина и ему захотелось поболтать.
– И Си, хочешь, я тебе погадаю? Скажи мне, что ты хочешь знать, – спросил он.
Это была большая честь. К тому времени Чжоу Ван превратился в местную знаменитость, к нему постоянно шли люди, иногда издалека, все больше и больше с каждым днем, и все они просили погадать. Старик искренне старался всем им чем-то помочь, но за стебли брался только в крайнем случае. Только если был абсолютно уверен в важности вопроса. А тут он сам предложил погадать, и своим отказом Иосиф наверняка бы его обидел.
Про себя Иосифу было неловко спрашивать. Поэтому он задал тот вопрос, который тогда больше всего волновал каждого гражданина его страны.
– Кто победит в войне? – спросил он.
Чжоу Ван всплеснул руками.
– И Си, ты меня расстраиваешь! – сокрушенно сказал он. – Это глупый вопрос! Ты же сам мне рассказываешь, о чем эта коробочка трещит… как ее там?
– Радио, – подсказал Иосиф.
– Ага. Ра-ди-о, – старик повторил по слогам трудное слово. – Так какие могут быть сомнения? Теперь победа русских – это вопрос времени. Запомни, И Си, к Книге нельзя обращаться с глупыми вопросами. Тогда от ее ответов не будет никакого толка.
Ну ладно, подумал Иосиф. Сам напросился.
– А когда это случится?
– Уже лучше, – кивнул Чжоу Ван. – Духи милостиво ответили мне на этот вопрос ранее. Это случится в год Металлического Петуха, в месяц Металлической Змеи и день Земляного Тигра.
Ага, пойди проверь, подумал Иосиф. Что делать со всем этим зоосадом, он не представлял; в китайский календарь он даже не пытался вникнуть. Зачем? Никакого толка от пророчества для него не было.
От этого хитрого деда ничего нельзя было утаить.
– Не веришь? – сказал он. – Ничего, ничего, поверишь. Я даже знаю когда. – Чжоу Ван по своему обыкновению усмехнулся в усы. – Правда найдет тебя в год Земляного Быка, месяц Земляного Дракона и день Земляного Кролика. Ближе к вечеру. Веришь ты или нет, от предсказаний Книги невозможно уклониться. И иногда от этого бывает очень грустно, И Си…
Старик посмотрел в глаза Иосифу.
– Ты ведь не зря здесь оказался, И Си, – очень серьезно сказал он. – Так было предначертано. Тебя ждут великие дела, мой мальчик. И хоть ждет тебя много трудностей на твоем Пути, ты выстоишь. Иначе и быть не может. Запомни мои слова, И Си. Запиши в свою тетрадочку…
Тут в дверях возник Ли с удочками наперевес.
– На рыбалку собрались? Хорошее дело, – одобрил старик. – Не думаю, правда, что вы сегодня много поймаете. Но на исходе лета, дети мои, ждите неплохого улова, – и Чжоу Ван грустно улыбнулся.
Спустя два месяца после этого разговора, в середине сентября, старик умер. Как-то странно он умер, непонятно. Сначала пропал, они всей деревней несколько дней искали его по всей округе, а потом, когда уже отчаялись, труп Чжоу Вана рыбаки выловили в местной речушке. Потом убитые горем родственники нашли его предсмертное письмо. Старик сообщал, что его время пришло, и давал последние наставления родне. Свои записи и гадательные книги он просил отдать Иосифу. Иосиф плакал вместе со всеми, он очень привязался к старику. Книги он взял, хотя не понимал, на кой они ему. Стоя перед могилой Чжоу Вана, он внезапно осознал, что детство кончилось. Мальчик окончательно превратился в юношу.
Война заканчивалась, советские войска рвались к Берлину. Пришло время возвращаться домой. Провожать Иосифа вышла вся деревня. Иосиф обнялся с Ли, поцеловал в щечку Би (она грозила вырасти в настоящую красавицу), закинул в кузов полуторки вещмешок со своими пожитками. Грузовик зарычал и, поднимая клубы пыли, повез его в Хабаровск. Все вокруг стало немного расплывчатым – в глазах Иосифа стояли слезы. Он понимал, что никогда больше не увидит этих людей.
Иосиф вернулся в разоренный Харьков, и началась другая, взрослая жизнь. Он поработал на тракторном заводе, потом поступил в университет, на физмат. Иосиф, не особо напрягаясь, окончил университет с красным дипломом за три года, затем поступил в аспирантуру. Тогда всю его жизнь занимала Математика. У него был талант к числам; не голова, а одна из этих новых вычислительных машин на лампах – Иосиф мог молниеносно перемножать в уме многозначные числа, извлекать корни, вычислять логарифмы и т.п., – хоть в цирке выступай. Публиковаться в научных журналах он начал еще студентом. Никто не сомневался, что его ждет блестящая научная карьера.
