узкого кресла, прикрыл глаза.
– Но почему ты? – всё ещё ожидая чуда, спросил он её. – Ведь ты не защищаешь Пояс.
Она улыбнулась, но в глазах её читалась безмерная печаль, и Иван пожалел её, отчего заданный вопрос показался ему неуместным или, по крайней мере, лишним.
– Я, Ваня, тоже человек Прибоя, – произнесла она голосом, как будто больного, и потупила взгляд.
Ивана захлестнула волна нежности.
– Милая… Бедная…
– Не надо, – одними губами произнесла она. – Не надо так, Ваня. – И выпрямилась, подала вперёд восхитительную грудь – упругие полусферы захватывающей величины под полупрозрачной кисеёй платья, – и тут же твёрдо и строго, словно отгораживаясь от него и его ищущего взгляда, проговорила с какой-то непонятной неприязнью: – Не надо меня жалеть! И не такая уж я беззащитная и бедная, как ты тут только что возомнил обо мне.
Глаза её вспыхнули. Иван инстинктивно напрягся, ожидая неприятного эффекта первой встречи. Однако его не последовало. Складка на лбу Напель дрогнула, набухла и где-то в её глубине сверкнула зеркальная точка. И сразу же потухла.
«Сейчас она опять… заведётся и… мало ли что можно от неё ожидать», – подумал Иван и решил направить разговор в другое русло.
– Скажи, Напель. Закрытые Века, сколько их?
– Ч-чего? – посмотрела она на него с недоумением.
– Веков.
Она пожала плечами, всё ещё не уверенная, что правильно поняла ходока.
– Ни одного.
– Но название…
– А-а, – губы её сложились в презрительной полу усмешке. – Поясом Закрытых или Дурных Веков его называют те, кто ничего не знает о Поясе. В основе своей… это, конечно, Пояс. Может быть… На самом деле – это миг, тончайшая во временной протяжённости перегородка, разделившая естественный ток времени.
– Мне показалось иное.
– Вот именно, показалось!
– Нет-нет. Понимаешь ли, Напель, дорога времени, по которой я хожу, жёстко связана с длительностью времени и расстоянием, которое я преодолеваю в поле ходьбы. Став на неё и двигаясь по ней, я достаточно точно могу оценить, на сколько лет углубился в прошлое или вернулся в будущее. На этом правиле, а, по большому счёту, законе, строится вся система ориентации ходоков в поле времени. Впрочем… Я…
Он примолк, вспомнив, как ошибался в оценках, находясь во времени Прибоя.
– Говори, Ваня.
Она слушала его внимательно, чуть подав себя вперёд.
– Там, в Прибое, тоже есть подобная зависимость, но отличная от нормального течения времени. – И добавил, поясняя: – В тех временах, где я ходил до сих пор.
– Тут ты, наверное, прав, Ваня, хотя эффект пассивного движения во времени мне трудно понять. И всё-таки мне кажется, что у самого Пояса время для тебя ещё больше искажено. И чем ближе ты к нему подойдёшь, тем больше будешь ощущать нелинейность времени. На сколько лет ты оценил временной интервал Пояса?
– По предыдущему опыту, лет на шестьсот, а для Прибоя… тридцать-сорок… Но тогда, – сделал он неожиданное для себя открытие, – в Поясе вообще нет времени!? Хм… Как же тогда последовательность событий в моей жизни? Или твоей?
– Я тоже хотела бы знать. Но о таких вещах знают только создатели Пояса.
– Пекта?.. Вот у кого надо было бы спросить, а?
– Д-да… – уклончиво, словно через силу, выдавила Напель из себя и отвернулась.
Ей явно не хотелось продолжать разговор. Иван не настаивал. Её жизнь – её тайна. Так и должно быть. У каждого человека что-то своё. Точно так же как и у него самого. А появится у неё желание рассказать, то расскажет. Не будет – её дело. Но, вообще-то, интересно было бы её послушать.
Она как будто разгадала его желание.
– Я, Напель, – сказала она после затянувшейся паузы, – родилась ещё до Пояса, но уже после исхода в прошлое… – Иван приготовился внимать повествованию Напель о своей жизни, но она неожиданно выкрикнула: – И я, как и все здесь, – человек Прибоя! Я!.. Я ненавижу Пекту Великого! Я ненавижу его проклятый Пояс! Не-на-ви-жу-у!..
Из глаз её покатились крупные слёзы, но плечи оставались прямыми и голова приподнятой. Она рыдала и в то же самое время готова была посмотреть вокруг себя свысока и презрительно, или броситься в драку…
– Напель, – сказал Иван твёрдо. – Я с тобой.
Напель
– Не так всё просто, Ваня. Не так просто.
– Я предполагаю, трудности будут. Но, как говорят, глаза боятся, а руки делают. Начнём, а там видно будет, насколько всё это просто или не очень.
Напель отмахнулась от его реплики.
– Нет, Ваня. Возможно, я как-то не так сказала и в тот раз и сейчас, и ты понял меня несколько превратно. А дело в том…
Они сидели вдвоём. Одни. Со времени решительного согласия Ивана помогать Напель прошло, по его мнению, суток двое. Здесь, в закрытом пространстве и из-за вынужденного безделья время тянулось вяло, течение его было подобно движению вязкой клейкой массе, уныло подающейся в переполненный сосуд, из которого черпают по капле, чтобы уступить место вновь прибывающему потоку.
Иван особенно тяжело пережил эти сутки – Напель не приходила, словно канула куда-то. Вообще никто не приходил. Надоело смотреть на стены, лежать и сидеть. Его мучили сомнения. Он дал согласие помочь Напель. Но в чём? Кота в мешке купить?.. Пока что ясным оставалось одно, порождающее вопросы, – не дать Поясу двинуться в прошлое, исчезнуть в этом времени. И, основное, что делать с людьми Прибоя, ведь их поколения множатся.
Разрушить Пояс?.. Разрушить, не повредив людям…
И вот сегодня Напель пришла, объяснила трудности предстоящей перед ними задачи. Он же ничего особенного в предстоящем деле пока что не видел.
– …что Пояс с веками не связан…
– С какими веками?
– По твоим представлениям, ты говорил, Пояс имеет временную ширину.
– Да, на дороге времени Пояс для меня имеет протяжённость в несколько веков.
– Так вот, нет там никаких веков. Пояс, его место во времени – это миг… И это правда. Но есть правда и в том, что он бесконечен. Подожди возражать, Ваня, послушай меня… Пояс представляет собой математическую… Как тебе сказать? Ты же из двадцатого века, а надо говорить о математике двадцать второго. К тому же ты не математик. Так? Тогда я скажу иначе. Пояс представляет собой некую грань, время вблизи которой искривлено и с разных сторон этой грани имеет полярные знаки. До неё – Прибой. Это как бы обратный ход времени, а после неё – течёт нормальное время… – Напель выжидательно посмотрела на Ивана. – Ваня, мне никак тебе не объяснить того, чего ты, извини, понять не можешь в силу…
– Куда уж мне, – перебил её ходок, но не с обидой, а с иронией. – Обыкновенная функция тангенса. У нуля она уходит в бесконечность. Одна половинка вверх, другая вниз. В той же полярности. А?
– Ну-у, – она задумалась. – Похоже, может быть, но все аналогии подобного рода так далеки… – Она досадливо пошевелила тонкими пальчиками руки, чуть отведя её в сторону. – далеки от
