отрешенными глазами. ― Боги проверяют мою преданность. Заставляют меня выбирать между тем, что у меня есть, и тем, чего я могу достичь.
― Мы оставили наш народ без защиты, ― вскричала Илва. ― Все наши воины здесь или у подножия этой проклятой горы. Женщины и дети остались одни.
К горлу подкатила тошнота, когда я вспомнила, что сказал мне Бьорн в ночь нападения Гнута, что Снорри ценит своих воинов больше, чем невинных, и готов пожертвовать последними во имя первых. Потому что именно воины приведут его к короне, а не беспомощные дети.
Однако эти самые воины беспокойно переминались с ноги на ногу, ведь это были их друзья и семьи, которых мы оставили без защиты. Некоторые из них, казалось, были готовы высказаться, но тут Снорри возвысил свой голос над толпой.
― Сами боги сошли сегодня на землю смертных, чтобы почтить деву щита, которая объединит Горные земли под властью одного конунга. Создаст единую армию, которую мы поведем против наших врагов без всякой пощады. Вместе нам по силам победить врага, когда он покинет пределы Фьяллтиндра, но ты предпочитаешь бежать домой, опасаясь неясных пророчеств провидицы?
Мне стоило большого труда не закатить глаза от его лицемерия.
Расправив плечи, Снорри прошелся среди воинов.
― Разве вы не понимаете? Это испытание! Испытание не только вашей веры в деву щита, но и веры в самих богов, ибо она ― их избранница.
Мне стало не по себе: я не хотела быть причиной того, что эти мужчины и женщины бросят свои семьи на произвол судьбы.
Словно услышав мои мысли, Снорри воскликнул:
― Судьбы тех, кто остался в Халсаре, уже сплетены, и будут ли они жить или умрут в наше отсутствие, уже известно богам. Но судьба девы щита не определена, и нити наших судеб зависят от нее. Давайте же встанем на защиту Хаммара и свершим возмездие нашему главному врагу, конунгу Харальду из Северных земель. Давайте отомстим!
В голове крутилась мысль о том, что все жизни предопределены, кроме тех немногих из нас, в чьих жилах течет хоть капля крови бога. Что, стоя одной ногой в смертном царстве, а другой ― в божественном, правила, связывающие всех, включая богов, не действуют. Мысль о том, что мои действия могут зацепить и запутать нити судеб окружающих меня людей, заставив их выстроиться не так, как было задумано Норнами. И это заставляло меня задуматься, насколько широки мои возможности. Могу ли я изменить судьбы тех, кто живет в Халсаре?
― Скажи мне, ― прорычал Снорри, ― побежишь ли ты назад, к тем, чья судьба уже решена, или встанешь в стену щитов с тем, кому благоволят боги? Выбирай!
Уничтожить нашего врага или защитить наш дом. Я сжала руки в кулаки, потому что альтернативой было сжать голову. Все это было выше моих сил, это царство великих мыслителей, а не жен рыботорговцев.
Вот только я больше не была женой рыботорговца.
Я была Фрейей, дочерью Хлин и правительницей Халсара, и именно это заставило меня говорить.
― Что толку в мести, когда все, кого мы знаем и любим, мертвы? Какую славу мы почувствуем, победив врага, если не вернемся к огню очага? Может быть, Норны и соткали судьбу Халсара, но вместе мы заставим их сплести новый узор, и, опираясь на силу наших семей и союзников, мы обратим наши взоры на север, чтобы отомстить!
Воины вокруг зааплодировали, и в моей груди потеплело от облегчения, которое я увидела в их глазах. Не только потому, что я избавила их от необходимости выбирать между честью и семьями, но и потому, что у меня была сила изменить то, что увидела провидица.
В моих силах было спасти Халсар.
Однако не все улыбались. Челюсть Снорри была напряжена, губы сжаты в тонкую линию. Его больше волновала победа над Харальдом, чем жизни людей в Халсаре, и я украла у него возможность отомстить. Но также я подозревала, что заслужила его гнев тем, что вообще посмела принять решение. Люди, которыми управляли, не могли выбирать ― выбор делали за них.
Он посмотрел на своих воинов, которые подняли руки, приветствуя мои слова, и сказал:
― Пусть Харальд бежит домой в Северные земли, пусть прячется, ибо с каждым днем, пока он ускользает от нас, мы будем становиться сильнее. Когда богам будет угодно, мы нанесем свой удар, и месть свершится!
Мужчины и женщины кричали о своем согласии, обещая пролить кровь, и я сама сгорала от предвкушения этого момента, когда бы он ни наступил.
― Приготовьтесь, ― крикнул Снорри. ― Мы выступаем, и если боги будут с нами, мы увидим подножие этой горы еще до рассвета.
Все превратилось в организованный хаос, моя одежда ― все еще грязная и вонючая ― снова оказалась на моем теле вместе с кольчугой, а затем мы зашагали к воротам Фьяллтиндра, где годар ждал нас с оружием.
Когда мы переступили порог, топор Бьорна вспыхнул, освещая нам путь вниз. Я хотела спросить его, почему он покинул зал. Почему он пошел поговорить с провидицей, когда угроза, окружавшая нас, была так велика.
И больше всего ― что нам делать с тем, что между нами произошло.
Этот вопрос приводил меня в ужас, и это подтверждало, что меня беспокоит то, что произошло. Слишком, слишком сильно. Поэтому вместо этого я спросила:
― Ты веришь, что будет битва?
Бьорн долго молчал, а потом сказал:
― Моя мать однажды сказала мне, что проблема с предсказаниями заключается в том, что ты никогда по-настоящему не понимаешь их, пока они не сбудутся.
Я нахмурилась.
― Тогда почему ты потрудился спросить провидицу о Халсаре?
― Вот в чем беда с провидицами, ― сказал он, отходя в сторону, когда Бодил подошла ко мне, а ее воительницы окружили нас. ― Они редко отвечают на вопрос, который ты задаешь.
Глава 21
При свете факелов мы спускались по южному склону Хаммара. Никто не разговаривал, требовалось все наше внимание, чтобы не поскользнуться на коварной тропе. И все же, несмотря на опасность малейшей оплошности, которая могла привести меня к гибели, в голове мелькали воспоминания. Ощущение губ Бьорна, наши сплетенные языки, его вкус, ощущаемый как пряность. Его руки на моем теле, мои ноги, обхватившие его талию, его твердость, трущаяся о мое лоно, когда я прижималась к нему. Каждый раз, когда под моими ногами осыпались камни или я спотыкалась о корень, я возвращалась к реальности и чувствовала,
