Когда он пять дней назад приехал в Штаты — подписывать новый контракт — то поехал прямо к Томми.
Тот не удивился — Карен писала ему часто, чуть ли не каждую неделю. Выглядел он «не очень» — по его же выражению, но глаза на оплывшем посеревшем лице остались прежними — пронзительными и умными.
— Чего смотришь? — усмехнулся он, уловив взгляд Дела. — Сам знаю, — и добавил: — Девочке не говори.
Они просидели вместе до ночи, как и раньше. Томми достал две папки — подборку газетных статей и копии всех материалов по делу — как он получил их, неизвестно.
Среди материалов были и копии фотографий, которые делал ее отец. Делу хватило всего двух — дальше он смотреть не стал. Перехватив его застывший взгляд, Томми кивнул.
— Лучше просто сожги ты это дерьмо — и все. Адвокату оно ни к чему, а ей бы... не понравилось, что ты на это смотришь.
Дел так и сделал — прямо в кабинете, в той же пепельнице, в которой когда-то сжег письмо Карен. Бумаги медленно тлели, Томми задумчиво ворошил их ножом — чего только не было у него в столе — и объяснял:
— Дело закрыто паршиво — можно сказать, что и не закрыто. Хороший адвокат ее отмазать может — мол, самооборона, и лет ей было всего пятнадцать. Но нервы потрепать могут — а могут и арестовать для порядку, если доберутся. Хоть и ненадолго, но плохо это для нее. И газеты, конечно, своего не упустят. Так что тут, чтобы по-тихому сумел отмазать, не просто хороший — а очень хороший адвокат нужен, и со связями наверху. И лучше ей пока не высовываться.
На следующий день Дел отвез все материалы в Роузвуд — Сэм был адвокатом их семьи уже почти пятьдесят лет, и ему можно было верить.
Сэм подтвердил то, что сразу понял Томми: главное сейчас в этом деле — конфиденциальность, и никто не должен знать, что Кэролайн Тэри, местонахождения которой он, как ее адвокат, не обязан сообщать, и жена его старого друга и клиента Делвина Бринка — одно и то же лицо. Он сказал, что считает возможным добиться подписания документа о том, что прокуратура отказывается от предъявления Карен какого бы то ни было обвинения, и таким образом закончить это дело.
Дел был благодарен ему за то, что тот никак не выразил своего личного отношения к этому делу, хотя, несомненно, у старого адвоката было свое мнение по поводу женитьбы «мальчика», которого он знал с детства, на, мягко говоря, неподходящей девушке. К сожалению, Сэм никогда не смог бы этого понять.
Все эти дни Дел жил в Нью-Йорке, в их квартире, которая — даже опустевшая и лишившаяся своего уюта — больше не казалась ему склепом. Каждый день звонил Карен — они еще ни разу не расставались так надолго. И каждый вечер проводил у Томми — просто сидел до ночи, иногда — слушал, иногда — рассказывал. Заваривал кофе, наливал виски.
Завтра поздно вечером он уже должен был вылетать домой. Оставалось одно, последнее дело, которое он сейчас и пытался сделать — рассказать этой женщине, что ее дочь жива и счастлива.
У моря, где край земли... Так он рассказывал Карен — за два дня до того, как они поженились.
Она была счастлива здесь — он видел это. Ей все нравилось — и джунгли вокруг, и горы вдалеке, и птицы, которые прилетали во двор по утрам, и их новый дом — небольшой двухэтажный коттедж в поселке рядом с заводом.
Их дом... Дел никогда раньше не понимал, какое это счастье — возвращаться с работы домой, туда, где тебя ждут и любят.
Их дом — место, где все было наполнено Карен — ее легким медовым запахом, ее голосом, звуками ее шагов, забавными мелочами, которые она придумала и купила — или сделала — «для уюта». Даже сама привинтила на окна сетки, чтобы Манци не могла вылезти на улицу и испугаться!
Она уже почти свободно говорила по-испански, готовилась получать водительские права. Многому Дел учил ее сам — даже научил стрелять, на всякий случай.
Годовщину их встречи они отметили вдвоем, дома — Карен была уже на восьмом месяце. Он до сих пор помнил ее слова, сказанные тогда:
— Если бы мне предложили выбрать: обычная жизнь, какая у меня была бы... если бы отец не вернулся — или все то плохое, что было... Я бы согласилась выдержать все это снова — лишь бы в конце был ты.
В конце... В тот день ей исполнилось всего двадцать два года.
Их сын — Томас Делвин Бринк — родился полгода назад.
Предполагалось, что Карен будет рожать в Каракасе, в больнице при американском посольстве. Но она дотянула до последнего дня — Дел сидел в своем кабинете, когда позвонила прислуга и сообщила, что «миссис только что увезли в заводскую больницу». Когда он примчался туда, роды уже начались — слава богу, все прошло быстро и без проблем.
По словам Карен, мальчик был «красивый и похожий на папу». Правда, особого сходства Дел не замечал, да и красавцем никогда себя не считал — но ей было виднее.
Манци приспособилась спать в кроватке ребенка и когда он плакал, бежала докладывать. Один раз Дел заметил, что она вылизывает его сына, словно своего котенка, лежа рядом с ним и придерживая лапкой. Он хотел возмутиться, потом махнул рукой — мальчику это явно нравилось, он не плакал, а довольно жмурился.
Иногда он писал Марти, послал ей фотографии сына. Старый дом в Роузвуде по-прежнему ждал их и Дел был уверен, что рано или поздно они вернутся туда — и Карен непременно запустит в фонтан золотых рыбок.
Карен... Девушка, встреченная им дождливой осенней ночью и подарившая ему себя — и весь этот мир, эту жизнь, это счастье. Карен — его жена, его любимая. Карен.
Дел понял, что на несколько минут задремал на крыльце — очевидно, сказалась бессонная ночь. Внезапно ему показалось, что сон продолжается — в нескольких метрах от него стояла та, о ком он вспоминал в полусне.
Он резко тряхнул головой. Нет, это была не она — но девочка, стоявшая у калитки и удивленно смотревшая на чужого человека, который сидел на их крыльце, была очень похожа на его жену. Голубые глаза, светлые волосы, веснушчатый нос, начавшая округляться фигурка — такой Карен, наверное, была в пятнадцать лет. Точнее, могла бы быть — в детстве этой девочки не было страха и боли.
Она еще раз посмотрела на него и пошла по тропинке, ведущей в сторону задней двери, чтобы не проходить мимо незнакомца. Дел торопливо окликнул ее — девочка удивленно обернулась.
— Передай, пожалуйста, своей маме вот это, — и протянул ей конверт, в котором было только одно — фотография, сделанная «Полароидом»: смеющаяся девушка с игрушечным тигренком на фоне вечернего неба.
Девочка — он знал, что ее зовут Кэти — нерешительно подошла, стараясь держаться подальше, взяла конверт и побежала за дом.
