в общежитии на Соколе в Москве. Хотя они учились в разных группах, но им достался один вариант по проектированию редуктора, что привело к частым встречам.
После второго курса они решили пожениться, а весной 1968 г. у них родилась дочь. Сначала дочь жила с ними на частной квартире в двухэтажном бараке в Сокольниках, а потом ее отвезли к его родителям в Евпаторию. Почему так быстро поженились? А чего тянуть? Хотелось жить вместе, а где это реализовать? В общежитии? Вадима угнетала жизнь в общежитии в 4-х местной комнате, а семейная жизнь предполагала некое уединение.
Сразу по приезде в Москву он выбрал почтовое отделение в Москве К-64, на котором более 10 лет получал письма «до востребования».
Об Инке он часто вспоминал, бережно хранил ее письма, но надежды встретиться после ее замужества и отъезда в Прагу были призрачны.
И вот приходит ему письмо…
Praha 14 rijna 1968 г.
Вадька дорогой, привет!
Скоро представиться мне возможность увидеть тебя, т. к. еду в субботу в Москву. Так вот, разыскала твой адрес и решила черкануть тебе несколько слов. Не знаю, до сих пор есть у тебя этот адрес или нет, но ничего – попытаюсь.
Страшно бы хотела тебя увидеть, если у тебя есть время, так придь (уже сказывается чешский язык) на встречу.
Хочу, чтобы ты правильно понял, ведь мы же старые друзья. Предлагаю встретиться опять в Центральном парке им. Горького в 3 часа дня во вторник. Если не сможешь, так в среду в то же время и там же.
Я там буду во вторник и среду, придь, поговорим, хочется увидеться, я тебя, наверное, и не узнаю. Так договорились, а?
Я же буду проездом в Москве два дня, приезжаю в понедельник. Поедем потом с мамой на юг на 1–1,5 месяца. Не знаю еще куда, в Сочи или в Гагры, думаем.
Если хочешь, можешь и к тете моей забежать, если тебя не устраивает время встречи. Я останавливаюсь у нее.
Я тебя очень хочу увидеть, так, по-дружески, ведь мы не виделись бог знает сколько, а не писали года 3–4, уже, наверное.
Я живу отлично, у меня сын, Женя, ему скоро исполняется 2 года, ну обо всем бы мы поговорили, только не обижайся на меня и не думай плохо, а придь на встречу.
Но если не сможешь, так ничего не поделаешь.
А пока до свидания, с дружеским приветом,
Инна.
К сожалению, Вадим давно не был на почте и «проспал» это письмо. Позвонил ее тете, чтобы узнать, когда Инка приедет. Оказывается, через несколько дней.
Созвонился, трубку передали Инке. Как радостно и неожиданно было слышать ее повзрослевший голос, который он не слышал 5,5 лет. Договорились, что он придет на квартиру к тете, которая жила в переулке недалеко от парка Горького. В начале волнения было незначительное: встреча и встреча, но потом…
Пришел и застал там Инку с мамой и сыном. И они с Инкой вдвоем пошли гулять.
Гуляли три вечера по холодной Москве. Сначала пошли на аллеи парка, по которым гуляли 5,5 лет назад. Грелись в кино и в автобусах, идущих в аэропорты и обратно. Гуляли допоздна, домой Вадиму приходилось добираться на такси.
Жена для Вадима на время перестала существовать – все мысли об Инне. Он сразу сказал жене, что встречается со старой знакомой. Жена, естественно, восприняла эти встречи с большим недовольством, но Вадим несмотря ни на что продолжил встречаться. В один из дней жена попросили показать фото Инны, и он показал… Это была большая ошибка: фото жена изорвала на мелкие кусочки… Потом он их умудрился собрать и склеить.
Инка уехала, а он ее даже не смог проводить.
Он тут же стал писать ей письмо о своих чувствах, о которых не сказал при встрече (вот остолоп!). Одной из причин этого было то, что только разлука сразу высветила, как же она была ему дорога!
Инна тоже стала сразу писать – еще в поезде.
Чувства, вспыхнувшие с новой силой
20.11.1968 г.
Поезд Москва-Кемерово.
Вадик, дорогой, мой (хотя уже не мой), но все равно дорогой и милый останешься по старинке, здравствуй! (не обижайся на такое обращение, ведь это же я, а ни кто-либо).
Как видишь начала уже тебе писать в поезде, так что не обижайся, что плохо пишу – дергает, а во-вторых, пишу на бумаге из блокнота, другой нет.
В вагоне очень хорошо, отлично играет музыка, все уже устроились на ночь, в нашем купе не хватает одного человека, так что едем только втроем (с мамой и Женей и мужчина один), вернее – три с половинкой.
Билеты мы взяли только на 9.01 вчера, раньше не шли в четные дни поезда в нашу сторону, так что видишь, мы просидели еще целый день в Москве (не знаю, почему я тебе это все пишу, просто так, как прежде, я забываю, что тебя теперь это уже может не интересовать). Извини, если что.
Сразу же, тебе, дорогой мой Вадик, я должна написать одну вещь, не знаю, будет ли она тебе неприятной или просто безразличной.
Дело в том, что мы не встретимся больше, просто не должны больше встречаться. Почему? – объясню.
В тот вечер, последний тот, когда мы были в кино, я, придя домой, не могла очень долго уснуть, и это, по сравнению с тобой, не делает у меня кофе. Я себя хорошо знаю, и поэтому сразу решили больше с тобой не встречаться. Не возражай, если, конечно, возражаешь, друзьями мы были и останемся, писать друг другу будем, как прежде, тогда еще. Об этом я не веду речь, а я о другом.
Понимаешь, у меня может снова пробудиться то, что было к тебе раньше, во времена «Розы», и что, я думала, уже погасло к тебе.
Но встретив опять тебя и поговорив с тобой, увидев тебя, того, моего Вадьку, я не могу, не должна просто допустить то, чтобы у нас состоялась хотя бы одна, единственная встреча. Что я?! – у меня совсем другое дело, а вот чтобы у тебя были разногласия в семье, я этого не хочу допустить, это ни к чему. Пусть мы останемся «заочными» друзьями и прочее, прочее, но только «заочными»! Но об этом хватит!
Что же тебе еще начеркать, хочется писать, писать, писать, а что же?!
Да, сегодня дома в Москве была страшная хохма. Все меня уговаривают приехать
