В эту пору своей жизни леди Этвуд уже не могла себе представить, что и рождением, и воспитанием она была предназначена для совсем другой жизни. Дочь честолюбивого викария, ее в шестнадцать лет выдали замуж за виконта, который был старше ее в три раза. Ее супруг выбрал себе своеобразную норму потребления спиртного – четыре бутылки в день. Каждый вечер после ужина он сидел в одиночестве в своем кабинете за изъеденным жучком столом и выпивал четыре бутылки кларета. Однажды, решив прибавить к ним пятую, он не дожил до утра. После его смерти Маргарет Этвуд обнаружила, что все ее небольшое состояние уйдет на погашение мужниных долгов. И тогда она стала шлюхой.
Леди Этвуд смело произносила про себя это слово, не утруждаясь подбором более мягких выражений. Женщина, которая продает свое тело, – шлюха, независимо от того, отдается она за пять шиллингов или за игорный дом на Джермин-стрит. Правда, ей давно уже не было надобности торговать своим телом, но все равно, каждый раз, глядя на себя в зеркало, Маргарет Этвуд видела шлюху. Наверное, дело было в глазах. Такой образ жизни вызывает в них особенное выражение, от которого уже не избавишься.
Леди Этвуд остановилась у стола для игры в вист. Один из игроков умело взвинчивал ставки. В данный момент он обрабатывал юного дурачка – лорда Стерна, наследника герцогского титула и больших денег, но абсолютно не умевшего играть в карты. Сегодня бедняга выглядел еще глупее, чем обычно, ибо, считая, что это принесет ему удачу, напялил свой фрак наизнанку. А удача ему не помешала бы, потому что его противником был Найджел Пэйн – великолепный игрок, совершенно безжалостный к своим жертвам. Именно он обыграл бедного Стивена Трелони на двадцать тысяч фунтов, а после довел до самоубийства, обвинив в нечестной игре и потребовав немедленной уплаты долга.
Подняв голову, Найджел ухмыльнулся подошедшей к столу леди Этвуд из-под широких полей соломенной шляпы, которую всегда надевал, чтобы в глаза не бил свет канделябров. Пока что на столе лежала лишь небольшая кучка фишек из слоновой кости, но Маргарет Этвуд знала, что еще до рассвета эта кучка вырастет во много раз. Одно плохо, этот Найджел не был ее человеком, но позволял себе в ее доме обирать клиентов, которых она с удовольствием обобрала бы сама.
Найджел поправил манжеты и уже собрался сдавать карты, но тут распахнулась дверь, и наступила абсолютная тишина, словно в церкви утром в понедельник.
В комнату вошел граф Сирхэй, и казалось, что с ним ворвалось нечто неистовое и неуправляемое. Сердце леди Этвуд учащенно забилось, чего с ней не происходило уже очень много лет.
Следом за графом вошел высокий блондин с мушкетом в руке, за поясом у него был заткнут пистолет. Вид у обоих был довольно грозный, и леди Этвуд даже испугалась, что кровь испортит ее роскошный ковер. Следом за графом и его слугой в комнату вошли еще несколько мужчин, катя перед собой тачки с десятками маленьких коричневых замшевых мешочков.
Сирхэй остановился перед Найджелом и лениво улыбнулся:
– Привет, Пэйн.
Затем, взяв один из мешочков, он развязал тесемку и вывалил его содержимое на стол. По зеленому сукну рассыпались золотые соверены.
– Здесь ровно двадцать тысяч. Может, хочешь пересчитать?
Найджел алчно впился глазами в горку золота.
– Конечно, нет, Сирхэй, – наконец сказал он, прокашлявшись. – Я тебе верю. Достаточно слова джентльмена.
– Я тоже так думаю. Не хочешь ли добрый совет? Потрать часть этих денег на пистолет.
Лицо Пэйна приобрело оттенок старого сала, под правым глазом задергалась жилка.
– Ты что… Ты вызываешь меня на дуэль?
– С чего бы мне вдруг в голову пришло? – насмешливо приподняв бровь, поинтересовался Сирхэй. – Напротив, мною руководит исключительно забота о твоем здоровье. Видишь ли, довольно опасно везти такую сумму по улицам Лондона. Слишком лакомый кусок для воров и грабителей.
– Но как же… что же мне делать… О Господи. Банки закрыты. – Теперь Найджел уже совсем другими глазами смотрел на тяжело груженные тачки. Только сейчас он заметил, что и вооруженный блондин, и носильщики исчезли, оставив его наедине с двадцатью тысячами фунтов золотом. Двести кожаных мешочков. – Сирхэй, но ты же не собираешься в самом деле… Я… я протестую, сэр… – Но он уже обращался к удаляющейся спине графа.
В обычно тихой зале послышались оживленные разговоры и нервный смех. Леди Этвуд легонько потрепала Пэйна по плечу.
– Дорогой Найджел, я надеюсь, что ты как можно скорее покинешь мой дом. Слуги проводят тебя с тачками до двери, – сказала он, сделав особое ударение на последнем слове.
Значит, на улице Найджел останется совсем один. А оставшись один, он недолго останется обладателем двадцати тысяч фунтов. Вот такую месть уготовил ему Трелони. С одной стороны, долг чести уплачен, а с другой – лондонское отребье долго будет вкусно есть и сладко спать на его, Найджела Пэйна, денежки.
Леди Этвуд догнала Сирхэя у самых дверей и, взяв под руку, увлекла обратно в дом.
– Маккейди, ты злой мальчик. Нельзя же вот так сразу уйти. Я ведь тебя сто лет не видела.
Красивый молодой лакей в ливрее и напудренном парике распахнул перед ними дверь в зеленый салон.
– Принеси шампанского, – даже не взглянув в его сторону, коротко приказала леди Этвуд.
В комнате было слишком жарко, и Маргарет прикрыла камин экраном. В воздухе еще чувствовался слабый запах гашиша, оставшийся после вчерашней оргии. Этот сладковатый запах пропитал роскошную обивку мебели и тяжелые зеленые бархатные портьеры. Маргарет подумала о том, что окна следовало бы открыть, а увядшие цветы заменить свежими. Такая небрежность недопустима, и завтра она будет стоить мажордому его работы.
Слуга разлил шампанское по бокалам и удалился, а Маргарет откинулась на обитую черным бархатом софу. Она знала, что этот фон прекрасно оттеняет ее яркие, крашеные хной волосы и белизну кожи, за которой она тщательно ухаживала. Отпив ледяного искристого вина, от которого приятно пощипывало небо, она с нескрываемым удовольствием рассматривала Маккейди Трелони, удивительно мужественного в своем темно-синем фраке и обтягивающих кремовых брюках.
Сегодня вечером в нем сильнее обычного чувствовалось нечто такое, от чего приятно бурлила ее кровь. К тому же женщину мучило любопытство, каким образом он раздобыл такую кучу денег, ведь его стесненные обстоятельства ни для кого не были секретом. Она от души надеялась, что это не приведет его в ньюгейтскую тюрьму, хотя Трелони и производил впечатление человека, вполне способного ограбить королевскую сокровищницу.
Она знала семейство Трелони давным-давно. И во всех троих было слишком много всего для счастливой и спокойной жизни. Все они были слишком красивы, слишком горды, слишком высокомерны и слишком беспокойны. Что и приводило к позорной смерти. Но Маргарет почему-то всегда казалось, что именно Маккейди каким-то образом удастся обмануть судьбу.
