включаю звук и увеличиваю громкость, чтобы услышать сердитого Феникса.
— Ты отключила звук, чтобы поговорить с этим парнем? Что ты ему сказала? Кто он, черт возьми, такой? — он быстро задает вопросы, не давая мне шанса ответить. Сейчас он вышагивает возле дома, поглаживая рукой свою взъерошенную голову.
— Он работает на вечеринке и подошел, чтобы принести мне бутылку воды, вот и все. Он просто друг.
— Он знает, где твоя комната, — проворчал он. — Он назвал тебя милой.
— Он всех так называет.
Он сужает глаза, глядя на меня.
— А твой отец позволил бы ему так называть твою маму? — спрашивает он.
— Нет, — соглашаюсь я, а потом добавляю. — Но мы не мои родители. Мой папа любит мою маму. Мы не любим друг друга.
Это, должно быть, новый уровень для меня, когда мне приходится устно указывать на то, что он меня не любит.
Его лицо темнеет, что говорит мне о том, что это было неправильное замечание.
— Нет, не любим. Но мы все еще вместе.
Я вздыхаю, напоминая ему о том, что я сказала ему, когда уходила.
— Какое это имеет значение? Я не увижу тебя до Нового года.
Он резко прекращает вышагивать, а его тон становится ледяным и запрещающим, когда он говорит дальше.
— Это ты так намекаешь, что не собираешься ложиться спать одна сегодня?
— Это не то, что я сказала, — возражаю я. — Ему шестьдесят с лишним лет, и его зовут Уолтер. Он просто присматривает за мной и следит, чтобы я была в безопасности, вот и все.
Это его успокаивает, и он выдыхает.
— Тогда расскажи мне то, что я хочу услышать.
Очевидно, что он собирается растянуть свое чувство собственничества по отношению ко мне до последней секунды. Похоже, это единственный способ выразить хоть какие-то эмоции по отношению ко мне, так что я согласна.
— Сегодня я лягу спать одна.
Его глаза опускаются к моему рту.
— И с нетронутой помадой. — Он добавляет, как бы говоря мне, что хочет, чтобы я повторила это.
— С нетронутой помадой, — повторяю я. — Ты псих, ты знаешь это?
— Когда я сказал тебе, что не буду тебя делить, я имел в виду именно это.
Бабочки снова появляются, борясь за выход. Хотелось бы, чтобы он был здесь, чтобы он мог использовать их с пользой.
— Я иду спать, — говорю я ему. — Я собираюсь выпить два парацетамола и надеть очень неэстетичную маску для глаз, чтобы завтра не проснуться в таком виде, будто я участвую в эпизоде Botched. — Я бросаю последний взгляд на звезды, прежде чем сказать ему. — Счастливого Рождества, Феникс. Спасибо, что показал мне самую яркую звезду на небе, я ее обожаю.
— Счастливого Рождества, — говорит он, возвращаясь в дом. — Я не успел тебе сказать, но сегодня ты выглядела прекрасно. Звезды меркнут по сравнению с тобой.
Он кладет трубку, и экран становится черным, оставляя меня с удивленным выражением на лице, прежде чем я прижимаю телефон к груди, как прижимала бы его к себе, если бы он был здесь.
ГЛАВА 34
Сикстайн
На следующее утро я просыпаюсь с надежно закрепленной депаффузионной маской и такой сухостью во рту, что вы не можете представить.
Еще не открыв глаза, я тянусь за бутылкой на тумбочке и глотаю воду так, будто забыла ее вкус. Я смотрю на стоящий рядом будильник и определяю время. 10:48 утра.
Со стоном и откровенно неописуемыми звуками, которые я издаю, потягиваясь, я встаю с кровати и направляюсь в свою ванную комнату.
И тут я замечаю на своем столе коробку.
Красная, квадратная, с белым конвертом сверху.
Я сразу же понимаю, что это.
Забыв о походе в ванную, я бросаюсь к столу и открываю конверт, пока что не обращая внимания на записку.
Внутри я обнаруживаю массивное обручальное кольцо. В центре — бриллиант, по меньшей мере в пять или шесть карат, вокруг него — корона из восьми рубинов поменьше и тонкая золотая лента.
Оно совершенно уникально и не похоже на то, что я ожидала увидеть. Оно гораздо красивее, чем все, что я могла себе представить. Я осторожно достаю его из коробки, заметив, что моя рука слегка дрожит, и надеваю его.
Оно идеально подходит.
Оно похоже на меня, и я не могу объяснить, почему.
Я шевелю пальцами, позволяя свету отражаться от бриллиантов и рубинов и наслаждаясь новой тяжестью на моей руке.
Взяв конверт, я достаю записку и перелистываю ее, чтобы прочитать.
Пора сделать все официально.
Папа
Хотя я не ожидала, что Феникс купит кольцо, учитывая его несогласие с нашей предстоящей свадьбой, мое сердце все равно сжимается, когда я вижу почерк отца.
До нашей помолвки я никогда не была человеком, который много думает о дне свадьбы, за исключением, может быть, пары однодневных мечтаний.
Но я, конечно, никогда не представляла, что жених не захочет меня и кольцо будет выбирать мой отец. Не думаю, что такая реальность может привидеться кому-то в мечтах.
К счастью, у моего отца отличный вкус и, видимо, он знает меня лучше, чем я сама, потому что кольцо мне нравится.
Положив украшение обратно в коробочку, я со вздохом закрываю ее и направляюсь в ванную, чтобы переодеться.
* * *
Через полчаса я приняла душ, оделась, накрасилась и готова встретить день, хотя на самом деле у меня еще ничего не запланировано.
День после Рождества мы обычно проводим спокойно, так как мои родители обычно оба страдают от похмелья и любят провести утро за разговорами о том, что «они уже не восстанавливаются, как раньше».
Я бы присоединилась к их стенаниям сегодня утром, если бы не своевременное вмешательство Уолтера вчера вечером.
Надо не забыть поблагодарить его, думаю я про себя, спускаясь по лестнице.
Его и Феникса, потому что время, проведенное с ним по телефону, позволило мне протрезветь. Это было… хорошо. Это было нормально. Это напоминало мне о том, какими мы были раньше, до того как он возвел между нами стометровые стены, держа меня на безопасном расстоянии, подальше от него.
Он открыл мне частички себя, которые не раскрыл бы несколько недель назад. Доступ к его человеческой стороне, пусть даже на короткое время и в ограниченном количестве, приносит в мою душу упоительное счастье.
Перед тем как заснуть, я снова и снова прокручивала в голове наш разговор, желая насладиться им на случай, если больше никогда не увижу эту его версию.
Эгоистично я жаждала большего.
Больше разговоров, больше уязвимости, больше его.
