мы и думали — этот сучонок Крыков соскочил. — Хазин хотел плюнуть, но не плюнул, некуда.
— Точно соскочил?
— Точно. Ну и предложили мне.
— Что тебе предложили?
Хазин замер в койке.
— Короче, Механошин предложил мне подготовить День города. Крыков там сделал уже кое-что, подрихтовать немного осталось, короче, несложно. Сам знаешь, все эти праздники один на другой похожи — гармонь да насос. Я сначала не хотел… Но бабки хорошие обещают.
Хазин поднялся из койки.
— Бабки?
— Бабки. Но бабки — не самое главное. Сам понимаешь, таких людей полезно иметь в друзьях…
— Хазин!
Я хлопнул в ладоши, погромче, чтобы до этого дурака дозвенело.
— Хазин! У них друзей не бывает! А Крыков, похоже, не такой идиот, как нам казалось…
— Я уже согласился, — вздохнул Хазин.
Теперь он пнул мою койку.
Когда-то Федька притащил со свалки такую вот койку и сделал батут, поставил во дворе и прыгал, и чуть не сломал ногу, застряв между пружинами и рамой.
— Ногу сломай, — посоветовал я.
— Ногу?
Хазин посмотрел на ногу.
— Ногу бы можно… — Хазин постучал по колену. — Ногу можно, но я… я бабки взял, Витя.
Хазин перестал лязгать пружинами, сидел и смотрел испуганными глазами.
— Ну так верни, в чем проблема-то?
Хазин молчал.
Мы молчали. Электровоз. До линии не меньше полукилометра, а он гудел словно под окном, впитывал рогами электричество, дребезжал красными листами обшивки, разогретый солнцем снаружи и моторами изнутри; я в детстве любил ходить на станцию и смотреть, как заряжаются электровозы.
— Может, в «Чагу» сходим? — предложил я.
Хазин помотал головой.
— А книга? — спросил я. — Ее как — дописывать? Одному мне?
Неохота. Вдруг я отчетливо понял, что мне не очень-то хочется дописывать «Чагинск: люди, пути, годы».
— С книгой в силе, доделывай, — заверил Хазин. — Все заплатят, не переживай, Механошин подтвердил.
Не повезло. С другой стороны, повезло, заплатят, Хазин прав, бабки-то нужны.
И адмирал Чичагин. Я вдруг понял, что успел привыкнуть к адмиралу, что не хочу его оставлять на полдороге.
— Ты фотки скинуть не забудь, — напомнил я. — Надо отобрать для верстки.
— Да, скину вечером. Ладно, Вить, пора бежать.
Хазин замер в дверях.
— Кстати, — сказал Хазин. — Этот, из музея…
— Бородулин, — напомнил я.
— Ну да, Бородулин просил тебя зайти.
— Зачем?
— Не знаю. Загляни к нему.
Хазин удалился. Дохлого енота забыл. Наверняка нарочно. Я выглянул в коридор, никого. Ладно. Я быстренько собрался, выставил енота в пакете в коридор и сбежал на первый этаж.
Гостиница была как обычно пуста, в будке администрации никого. Я вспомнил, что видел гостиничных работников всего лишь один раз — когда заселялся, полную девушку. Ну и Маргариту Николаевну, разумеется, однажды она даже мыла в коридоре полы.
На улице тоже было немноголюдно, Чагинск отсутствовал; я отправился в музей, а на обратном пути решил заглянуть в «Растебяку», съесть что-нибудь с сыром.
Я шагал по тротуару мимо бывшего ателье, мимо коммунхоза, мимо «Бытовых товаров» с синей вывеской, справа замок, слева молоток, мимо милиции… на скамейке возле милиции сидела Кристина в дурацком платье.
Кристина.
Она успела меня заметить, отступать было глупо, да и некуда.
— Здравствуй, Витя.
Я подошел.
— Здравствуй, — ответил я.
Она выглядела плохо. Волосы слиплись и спутались, глаза дикие. Я не знал, что ей сказать, стоял и глядел, а она сидела.
— У меня сын пропал. Два дня как пропал, а они ничего не делают.
Кристина кивнула на милицию.
— Федор…
— Они ничего не хотят делать! — перебила Кристина. — Дело… дело открыли… А все равно ничего не делают!
— Я больше чем уверен, они делают все, что требуется.
Это прозвучало глупо.
— Витя, я знаю… — Кристина старалась смотреть в глаза. — Я знаю, что ты с этими… Которые атомную станцию строят.
— Да я…
— Витя! Витя, послушай!
Она вскочила со скамейки и схватила меня за запястья. Руки у нее постарели и похудели, покрылись пятнами и царапинами.
— Витя, поговори с ними! С Механошиным или с этим — длинным! Или еще с кем-нибудь, ну ты же их знаешь! Витя!
Кристина смотрела. У нее были серые глаза. Серые, хотя я помнил их карими. Нет, действительно карие глаза — мне всегда нравилось, что у Кристины карие глаза. А они оказались серыми.
— Витя, ну поговори?! Пусть они прикажут, пусть пришлют вертолет! Витя, пожалуйста, Витя…
Кристина вдруг принялась мелко и быстро целовать мне лицо. Я на секунду растерялся, а потом осторожно ее отстранил.
— Я поговорю. Обязательно поговорю…
Она не отпускала.
— Пожалуйста, Витя!
Она продолжала держаться.
— Они это будто нарочно, я не понимаю… ничего не понимаю, почему они не вызывают вертолет? Раньше они всегда вызывали!
— Я поговорю, — пообещал я. — Постараюсь сегодня же, думаю, получится…
Подъехала милицейская машина, из нее выбрался грузный мужик и, обмахиваясь папкой, поспешил к крыльцу. Кристина отпустила меня и поторопилась к этому мужику. Я быстренько отправился дальше, растирая запястья, Кристина что-то кричала.
Серые глаза.
Это была ее идея — сфотографироваться. Не знаю почему, однажды она зашла с утра и объявила, что мы идем в фотосалон. Вчера мы ни в какой фотосалон не собирались. Но Кристина, оказывается, собиралась. Она нарядилась в джинсы и в оранжевую рубашку, на плече болталась сумочка, я спросил, с чего это мы вдруг должны фотографироваться, а она ответила, что у нас ни одной фотографии, это никуда не годится. Бабушка моя посмотрела на Кристину, улыбнулась и вдруг сказала, что это хорошая идея, а то у нас и правда ни одной карточки нет. Бабушка выдала денег, напомнила, чтобы перед фотографией я подстригся, а при фотографировании не моргал. Спорить сразу и с бабушкой, и с Кристиной я не мог, поэтому согласился.
Мы отправились за Федькой.
Федька строил будку, хотя собаки у него пока не было. Получалось с запасом, в случае чего в этой будке можно переночевать, Кристина рассмеялась, а Федька сказал, что это для кавказской овчарки, ее вот-вот должны из Кировского питомника привезти. Фотографироваться Федька не соглашался. Кристина убеждала, но он только отсмеивался и крыл крышу будки маслянистым рубероидом.
Кристина разозлилась и сказала, что Федька дурак, без него обойдемся. И мы отправились фотографироваться.
Фотоателье в Чагинске располагалось в том же Доме быта, что и парикмахерская. Я стричься не планировал, но Кристина сказала, что надо.
В парикмахерской дежурил старый мастер; Кристина утверждала, что надо сделать «модельную», он согласился и, зевая, сделал полубокс, так что я стал похож на придурка. Кристина поморщилась, намочила расческу в фонтанчике и прическу поправила. И мы спустились на первый этаж в фотографию.
Тут работала женщина. Она
