На столе рядом с картами стояла ополовиненная бутылка бренди, и Шарп протянул ее писателю, который тут же жадно присосался к горлышку. Между тем Хэгман окропил разбросанные по полу газеты и бумагу лампадным маслом и бренди. Две оставшиеся дымовые бомбы уже лежали возле задней двери, готовые заполнить помещение дымом и предотвратить попытки потушить пожар. Огонь, как предполагал Шарп, должен был выжечь все внутри. Свинцовые буквы, аккуратно разложенные по ящикам, расплавятся, снаряды уничтожат пресс, а деревянные лестницы помогут пожару распространиться вверх. Каменные стены должны удержать пламя внутри, а когда огонь прорвется через крышу, его потушит дождь.
Можно было бы, конечно, просто забрать письма, но Шарп подозревал, что их могли скопировать, и тогда печатный станок продолжит распространять ложь. Нет, уж лучше уничтожить все.
— Выкинь их отсюда,— сказал он Харперу, кивая в сторону пленников.
— Выкинуть, сэр?
— Да. Всех. Выгони в задний двор. И запри двери.
Испанцев выгнали во двор, двери заперли на засовы, и Шарп отправил своих людей вверх. Сам же, отойдя к лестнице, поджег свечкой бумажку и бросил на пол. Поначалу она едва тлела, но потом огонь перекинулся на листки, пропитанные бренди и лампадным маслом, и разбежался с поразительной быстротой. Преследуемый дымом, капитан помчался по лестнице.
— Через люк на крышу! — крикнул он.
Шарп выбрался на крышу последним. Дым уже заполнял спальню. Потом стены содрогнулись от двух последовавших один за другим взрывов. Из люка полыхнуло жаром. За первыми снарядами разорвались остальные. Газета «Эль-Коррео де Кадис» прекратила свое существование. Шарп захлопнул крышку и побежал за остальными к пустующей церкви.
— Хорошо поработали, парни,— сказал он, когда все собрались внизу.— Сейчас возвращаемся в посольство.
Где-то уже звонил церковный колокол, призывая горожан тушить пожар. Значит, на улицах будет суета, а в суете на британцев никто не обратит внимания.
— Спрячьте оружие,— сказал он и повел свой маленький отряд через двор.
Голова звенела от боли, дождь хлестал по спине, но на душе было легко от сознания хорошо сделанной работы. Письма в кармане, типография уничтожена, оставалось только разобраться с девицей, но это, размышлял Шарп, будет уже полегче.
Он отодвинул тяжелые засовы и потянул массивные створки ворот, собираясь выглянуть и осмотреться, но не успели они раздвинуться и на полдюйма, как кто-то рванул их с такой силой, что Шарп отшатнулся и едва не упал на Харпера. Какие-то люди навалились на ворота, распахнули их и хлынули во двор. Это были солдаты. Захлопали ставни, в окнах ближайших домов появились фонари, и в их свете капитан увидел голубые мундиры, белые ремни перевязей и полдюжины штыков. В руке седьмого зажегся фонарь. За спиной солдата стоял офицер в синем мундире, перепоясанном желтым кушаком. Офицер резко выкрикнул какой-то приказ, которого Шарп не понял. Впрочем, что означали штыки, было ясно и без слов. Он отступил, бросив через плечо:
— Не сопротивляться.
Испанский офицер прорычал что-то в адрес Шарпа, но слишком быстро.
— Делаем то, что они требуют.— Капитан уже прикинул шансы и решил, что они не очень хороши. Оружие у его людей было спрятано под одеждой, а испанские солдаты держались уверенно и, похоже, знали свое дело неплохо. Офицер заговорил снова.
— Хочет, чтобы мы зашли в часовню,— перевел Харрис.
Два испанца прошли первыми, наверное, для того, чтобы убедиться, что задержанные не достанут оружия. Напасть на этих двоих, свалить, запереться в часовне и драться? Мысль мелькнула, но Шарп тут же отбросил ее. Вырваться из часовни не удастся, будут потери, а о политических последствиях не стоило и говорить.
— Жаль, парни, что так вышло,— сказал он, потому что ничего другого сказать не мог.
Они отошли к ступенькам алтаря. Испанцы выстроились напротив — настороженные, хмурые, готовые по первой команде открыть огонь. Правда, Шарп сильно сомневался, что у них это получится. Дождь был сильный, и даже самый лучший замок не может защитить порох от воды.
— Если кто спустит курок, атакуем,— сказал он,— но не раньше.
Командовал испанцами молодой, лет двадцати с небольшим, офицер. Высокий, с широким, умным лицом и твердым подбородком. Судя по покрою и материалу, из которого был сшит его промокший до нитки мундир, происходил он из небедной семьи. Офицер выпалил очередной вопрос, и Шарп только пожал плечами.
— Мы прятались здесь от дождя, сеньор,— ответил он по-английски.
Снова вопрос.
— Мы прятались от дождя,— повторил Шарп.
— У них порох отсырел,— сказал негромко Харпер.
— Знаю. Но я не хочу никого убивать.
Теперь, в свете фонаря, спрятать оружие было уже невозможно. Испанец резко бросил какое-то приказание.
— Требует, чтобы мы положили оружие на пол,— перевел Харрис.
— Кладите,— сказал Шарп. Положение складывалось незавидное, все они могли оказаться в испанской тюрьме, и в таком случае нужно было во что бы то ни стало уничтожить письма. Но только не здесь. Он наклонился, чтобы положить саблю.— Мы всего лишь прятались от дождя.
— Неправда.— Испанец произнес это на хорошем английском и тут же продолжил: — Вы подожгли дом сеньора Нуньеса.
Шарп настолько растерялся, что не сумел возразить, и застыл в полусогнутом положении, сжав рукоятку сабли.
— Вам известно, что это за дом? — спросил офицер.
— Нет,— осторожно ответил Шарп.
— Монастырь Небесной Пастушки. Раньше здесь была больница. Мое имя Гальяна. Капитан Гальяна. А ваше?
— Шарп.
— Вы, похоже, здесь старший. Какое у вас звание?
— Капитан.
— Приорат Дивина-Пастора. Раньше тут жили монахи, и бедняки могли получить у них медицинскую помощь. Это и есть милосердие, капитан Шарп. Христианское милосердие. Знаете, что здесь случилось? Нет, конечно не знаете.— Он шагнул вперед и оттолкнул ногой саблю, чтобы Шарп не мог ее достать.— Пришел ваш адмирал Нельсон. Это было в девяносто седьмом. Он подверг город бомбардировке. И вот результат.— Испанец указал на обожженную часовню.— Всего один снаряд, и семь монахов убиты, а монастырь сгорел. Больница закрылась, средств на ее восстановление не нашлось. Моя семья вложила в это место много сил и денег, но наше состояние основывалось на торговле с Южной Америкой, а ваш флот перекрыл этот источник доходов. Вот что здесь случилось, капитан Шарп.
— Когда это случилось, мы воевали.
— Сейчас мы не воюем — мы союзники. Или вы этого не заметили?
— Мы только укрывались от дождя,— стоял на своем Шарп.
И вам повезло, часовня была открыта.
— Повезло,— согласился Шарп.
— А как быть с несчастным сеньором Нуньесом, которому в отличие от вас не повезло? Как ему, вдовцу, добывать хлеб насущный в этих руинах? — Гальяна кивнул в сторону двери, из-за которой доносились возбужденные крики.
— Мне о сеньоре Нуньесе ничего не известно.
— Тогда я вас просвещу. Он владеет — точнее, владел — газетой, которая называется «Эль-Коррео де Кадис». Небольшая газетка. Еще год назад ее читали по всей Андалузии, но сейчас… Сейчас продается всего лишь несколько экземпляров. Раньше она выходила дважды в неделю, теперь новостей хватает в лучшем случае на один выпуск в две недели. Он перечисляет корабли, которые заходят в нашу бухту, и сообщает о том, какой груз они доставляют. Пишет, кто из священников будет читать проповеди в наших церквях. Рассказывает о прениях в кортесах. Ничего особенного, верно? Но в последнем выпуске, капитан Шарп, сеньор Нуньес опубликовал нечто гораздо более интересное. Любовное письмо. Без подписи. Сеньор Нуньес лишь пояснил, что оно переведено с английского, что он нашел его на улице и что, если автор письма захочет его получить, ему следует обратиться в редакцию. Не для этого ли вы здесь, капитан Шарп? Нет! Не говорите только, что вы прятались здесь от дождя.
— Я не пишу любовных писем.
— Мы все знаем, кто его написал,— усмехнулся Гальяна.
— Я солдат. Мне не до любви.
Испанец усмехнулся.
— Сомневаюсь, капитан. Я сильно в этом сомневаюсь.— Он повернулся — дверь открылась, и в часовню кто-то вошел. Небольшая толпа любопытных, невзирая на дождь, наблюдала за усилиями нескольких человек потушить пожар, и кто-то, заметив приоткрытые двери приората, заглянул во двор, а один, в запачканной одежде, насквозь промокший, с бородой в табачных пятнах, даже перешагнул порог часовни.
— Это он! — воскликнул несчастный по-испански, указывая на Шарпа. Сочинителю Бенито Чавесу, похоже, удалось найти еще одну бутылку бренди и утолить жажду. Тем не менее он был не настолько пьян, чтобы не узнать Шарпа.— Это он! Тот, с перевязанной головой!
— Арестуйте его! — приказал Гальяна.
