глаза Аристарха словно вцепились в лицо врача.
— Я предлагал его дочери отвезти тело в морг. Она отказалась, — сказал врач.
— Самому вам не кажется все странным? — спросил Аристарх.
— Знаете, — отозвался тот и сделал длинную паузу, точно раздумывал, как ответить на вопрос и стоит ли вообще отвечать на него. И все же произнес. — Когда внезапно умирают такие люди, врачу лучше помолчать.
— А какие люди? — все глубже въедался Акламин.
— Довольно известные в определенных кругах, — ответил врач и замолчал.
Эти ответы насторожили Аристарха. Вероятно, врач что-то заподозрил после осмотра тела, но, видимо, не был твердо уверен в своих подозрениях, и потому не решался распространяться, или боялся делать это. А оперативник почуял, что в недосказанности врача могут появиться хоть какие-нибудь подвижки во всей этой путанице последних преступлений. Сейчас Аристарху отчетливо представилось, что смерть тестя Латаева может быть продолжением цепочки недавних убийств. Конечно, скоропостижная смерть, это не редкость. К сожалению, так тоже умирают люди. Хотя как-то не очень хотелось верить в такую простую смерть здорового и мощного человека. В своей работе Акламин привык во всем сомневаться, пока не появлялись железные факты и доводы. Его многолетний опыт подсказывал ему сейчас, что отпускать врача не следует, пока тот не выговорится до конца. А тот молчал. Аристарх тогда надавил:
— Вот что, выкладывайте все до конца! Молчать иногда опаснее, чем говорить!
Озадаченно почесав затылок, врач пробурчал:
— А что, собственно, говорить? Все бездоказательно.
— И, тем не менее! — сильнее нажал Аристарх.
— Ну, в общем, — начал врач и снова помолчал. — На теле я заметил след от укола. Только это ни о чем не говорит. Ни я и никто другой не сможет утверждать, что укол был сделан накануне смерти. И вскрытие ничем не поможет. Укол мог быть сделан сутки, двое и трое назад. Дочь сказала, что отец делал иногда уколы от болей в пояснице и в суставах. Но какие уколы, она не знала.
Все могло быть, конечно, все могло быть, однако Аристарха это напрягло. Неожиданная смерть всегда настораживает. А в данном случае особенно. Если не считать охраны, то в доме последнее время жили двое: дочь и отец. Стало быть, теперь все внимание следует обратить на вдову Латаева. И Акламин, отпустив врача, поручил оперативникам не терять ее из виду, не сводить с нее глаз. И слушать, слушать все, что говорят и шепчут. Аристарх надеялся, что в этом круговороте похоронных приготовлений, среди множества людей, выражающих свое соболезнование, обязательно могут появиться любопытные детали, а, может быть, и факты. На второй день с утра к дому покатили автомашины. Одна за другой. Из разных мест. Скопилось много. Ворота открыли. Проход сделали свободным. Опера смешались с толпой, когда поняли, что многие в этой толпе незнакомы друг с другом. Но все, очевидно, хорошо знали владельца особняка. В конце второго дня у гроба появилось новое лицо, которое потом подошло к дочери покойного, и они поспешно скрылись в другой комнате. А еще тогда же среди перешептывания охраны уловили, как усопшего несколько раз назвали Хозяином. Вот это было важно. Это многое меняло.
Плотно прикрыв за собой дверь, дочь покойного, одетая в длинное черное платье, черные туфли, черный кружевной платок на голове, посмотрела на человека, который прошел в комнату впереди нее. Был он невысок, узок в плечах, с проседью в волосах, с белыми бровями и невидным лицом. Фас и профиль обычного среднестатистического мужчины, не бросающийся в глаза. Только холеное лицо, ухоженные руки, дорогая одежда: черный костюм и рубашка, выдавали в нем человека значимого. Двигался он немного замедленно, с чувством собственного достоинства. Но в глазах не было превосходства, которое часто можно заметить у многих, подобных ему. Весь его вид был прост и располагал к себе. Повернувшись к вдове лицом, он проговорил сипловатым, будто простуженным голосом:
— Я все понимаю. Можешь ничего не объяснять, племянница.
Приблизившись, она обняла его и прошептала:
— Дядя, я знала, что ты приедешь! Я чувствовала это!
— Я приехал, чтобы поддержать тебя, — неторопливо сказал он. — Ты не жалей о нем. Если бы этого не сделала ты, то я бы сам отправил его на ту сторону света! Случилось так, как он заслужил! Ты отомстила за свою мать! Я ни одной минуты не сомневался, что именно он был причиной смерти моей сестры!
— Ты догадался, дядя? — оторопело замерла она, глаза остановились, платок сполз с головы, открывая пышные волосы.
— Ты ведь не думаешь, что твой дядя глуп, как сибирский валенок? — спросил он.
— Я никогда так не думала, — лицо тронула едва уловимая улыбка.
— Ты отомстила за себя, — он взял ее руку в свои ладони. — Он убил твоего мужа.
— Тебе и это известно? — еще больше удивилась она.
— Я шел по следу твоего отца, — подтвердил он. — Так уж получалось последнее время. Он сильно мешал мне. Я уже хотел прибрать его руками полиции. Навел их на его кафе в этом городе, а в соседнем городе — на пару фирм.
— Ты стал работать на полицию? — подозрительно отступила она.
— Ну, что ты, племянница, — усмехнулся он. — Просто одних своих врагов, лучше всего уничтожать руками других врагов.
— Значит, я поступила неосторожно? — расширила она глаза.
— Ты поступила правильно! — твердо заверил он. — Я все эти годы не трогал его только для того, чтобы не создавать трудностей тебе. Но теперь ты выросла. И способна сама принимать правильные решения. Я помогу тебе отсечь все лишнее, чтобы ни один полицейский не смог близко подступиться к тебе.
— Спасибо, дядя! — устало вздохнула она. — Я не забуду этого. Я люблю тебя. Ты всегда оказываешься рядом, когда нужен мне. И всегда находишь выход из положения. Не зря тебя называют Жуком.
— Меня не за это так называют, — раздался негромкий сипловатый смешок. — Но сейчас не это главное. Твой отец держит взаперти жену Корозова. Ты мне должна ее отдать, чтобы я вернул ее мужу. Для тебя сейчас она не представляет никакого интереса и должна остаться в прошлом. Пусть она поверит, что ты не держишь на нее зла, что к делам своего отца не имеешь отношения, что сама сейчас возвращаешь мужу. Я постараюсь до них это донести. Надо исключить любые поползновения полиции к тебе. Ты только начинаешь и должна быть чиста, как стеклышко.
— Но зачем тебе эта шлюха? — спросила племянница с холодком в глазах.
— У тебя какие-то планы на ее счет? — заметив холодок, поинтересовался дядя.
— Не знаю, — неопределенно пожала она плечами. — Я ничего сейчас не знаю.
— Я так не думаю! —
