Или господин санги по имени Асаи Акио. Чаровница пленилась его нежным, текучим, как горный эфир, именем. Акио знал толк в нарядах, был умён и отличался редкостной утончённостью. Однако, пококетничав с ним некоторое время и ничего не добившись, госпожа Акэбоно сделала вывод, что это воздушное создание не интересуется женщинами, преисполнилась презрения и оставила свои попытки. Очень нужно время на такого тратить.
Обиднее всего вышло с легендарным воином Кано. Этот во дворце появился всего раз, но попал в поле зрения придворной дамы и заставил её – впервые с детства! – открыть рот от восторга. Хорошо, что все смотрели на Кано, и её неприличной реакции никто не заметил. Вот это красавец, куда там двум предыдущим! Просто божество! А как ему шла эта естественная небрежность! Сразу понятно: вот человек, абсолютно равнодушный к собственной красоте, и от этого ещё более прекрасный. Над записными красавчиками, которые вертятся перед зеркалом больше девушек, Акэбоно смеялась, но Кано, вероятнее всего, в зеркало вообще никогда не заглядывал. Умопомрачительно хорош, окружён будоражащими слухами, горд, опасен и одинок. Глядя на него, дворцовые красавицы едва сдерживали стоны. Ну уж не дождётесь, решила Акэбоно, никому из вас он не достанется.
Решив так, самая красивая женщина во дворце перешла в наступление. Выяснила, где можно встретить Кано, под разными предлогами стала попадаться ему на глаза. Улыбалась ему, кокетливо прикрываясь веером, – он и не заметил. Роняла платок ему под ноги – поднял и пошёл себе дальше. Притворялась больной, умирающей – не сработало. Пыталась заговорить – отмалчивался. Написала ему любовное письмо, прождала ответа целую неделю – не дождалась. Ничего на него не действовало, ничего! Акэбоно уж, было, решила, что этот неприступный красавец из той же породы, что и женоненавистник Акио, и приготовилась презирать его тоже, пока однажды не застала Кано разговаривающим с её собственной падчерицей Маюри – дочерью Сайто. Девушка ему не больно-то отвечала, а вот Кано улыбался! Улыбался!
Дело осложнялось ещё и тем, что господин, на службе у которого состоял Кано, – какой-то выскочка с тёмным прошлым и родственник Йомэя, – с некоторых пор не давал госпоже Акэбоно проходу. Несчастный дурак отчего-то решил, что придворная дама прогуливается возле его дома ради встречи с ним. Ну и самомнение! Этот Торио, так его звали, был вовсе не красив, да и не так молод, как нравилось Акэбоно – всего года на три моложе Сайто. Не старик, но и не юноша. Взгляд противный, скользкий, пальцы всё время шевелятся, как у паука. В ответ на мнимые заигрывания госпожи Акэбоно Торио-сан зачастил во дворец, вроде бы для встреч с дайнагоном Ямада, а сам вместо этого таскался за придворной дамой и осыпал её заверениями в своей искренности. Надоел ужасно, и ведь не нагрубишь в ответ: откажет от дома – как видеться с Кано?
И падчерица! Ох, эта падчерица! Раньше госпоже Акэбоно и в голову не приходило видеть в ней соперницу: во-первых, и в половину не так красива, во-вторых, не первой молодости, в-третьих, очень уж застенчива и нелюдима. Раньше мачеха иногда жалела бедняжку: с заключением брака у Маюри-тян вышел большой конфуз, и вот девушке уже двадцать, поздно замуж. На двадцатилетних в наше время женятся только вдовцы или те, кому нужна жена-служанка. В прислуги к какому-нибудь богатому нечестивцу Сайто, разумеется, свою обожаемую дочь не отдаст, так что Маюри одна дорога – в монастырь. Но оказалось, что эта тихоня не так проста – и как только ухитрилась познакомиться с Кано?!
С того дня госпожа Акэбоно невзлюбила Маюри. Прямо вредить ей она не могла, ведь Сайто любил дочь больше неверной жены и наверняка встал бы на её сторону. Но женщина знала, что Маюри тиха и жаловаться не любит, поэтому изводила девушку незаметной травлей.
Вот и сейчас, лёжа в постели, госпожа Акэбоно ощутила желание причинить падчерице какое-нибудь неудобство, поэтому закричала жалобно и мелодично, но в то же время пронзительно, как это умела делать только она:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Маюри-тян! Эй, Маюри-тян!
Тут же за тонкой перегородкой послышались быстрые шаги. Мгновение – и в комнату вбежала высокая тонкая девушка с длинными рыжеватыми волосами, одетая в светло-зелёное кимоно.
- Вы звали? Вам плохо, госпожа?
- Нет-нет! – Несчастным голосом произнесла придворная дама. – Просто у меня ломит спину, а вечером мне во дворец, там будет большое празднество. Что же делать? Маю-тян, прошу тебя, разомни мне плечи!
- Конечно, госпожа! – С готовностью откликнулась девушка.
Госпожа Акэбоно перевернулась на живот и спустила платье с плеч.
- Только осторожнее, Маюри-тян, у меня очень тонкая кожа! Не оставь синяков!
Девушка принялась разминать спину мачехи, а Акэбоно, положив подбородок на сцепленные на подушке ладони, тихонько попросила позвать служанку, чтобы выгнать из комнаты «этих проклятых насекомых».
Пришла девчонка-служанка с метёлкой из травы. Вскарабкавшись на скамейку, она начала махать метёлкой в сторону окна, разгоняя мотыльков и шершней. Комната наполнилась жужжанием и мельтешением.
- В чём дело, Маюри-тян? Что не так? – Спросила госпожа Акэбоно, заметив, как дрогнули руки девушки.
- Всё хорошо, госпожа! – Маюри боялась насекомых и всегда вздрагивала, когда они пролетали мимо её лица.
- Тогда не останавливайся!
Рука Маюри прикоснулась к мачехиной шее, и тут какая-то оса, разозлённая движениями метёлки и не могущая найти выход, уселась прямо на щёку девушки.
- Ах! – Маюри некрасиво вскрикнула и вскочила на ноги, сама себя ударила по щеке.
- Что такое? Что ты делаешь? – Недовольным голосом осведомилась мачеха.
- Оса! Она меня укусила!
- Ты оцарапала мне шею, Маюри. Я ведь не оса, которая тебя укусила, за что же ты мстишь мне? Убирайся вон из моей комнаты! У тебя слишком длинные ногти, придётся тебе их обрезать!
- Простите, госпожа! – Маюри, залившись слезами и прижав ладонь к распухшей щеке, выбежала прочь. На белом лице Акэбоно мелькнула едва заметная улыбка.
Пока женщина поворачивалась на спину и снова натягивала кимоно, ей показалось, что служанка, стоявшая на скамеечке со своей метёлкой, кинула на неё неодобрительный взгляд.
- Эй, ты! – Госпожа Акэбоно сдвинула брови, и морщинка вернулась на своё место. – Как ты смеешь смотреть на меня так?
- Я на вас не смотрела, Хотару-сама. – Невозмутимо откликнулась девчонка.
- Как не смотрела? Я же заметила.
- Вы ошиблись, на самом деле я смотрела на большую мерзкую осу.
- На осу?
- Да, на ту самую, которая ужалила Маюри-сама. Вот противная тварь, надо её прихлопнуть!
- Не слишком ли много ты себе позволяешь… как там тебя? – От такого красноречия дама даже опешила.
- Цуё, госпожа. Просто Цуё.
- Занимайся своей работой, Цуё, а не болтай!
- Слушаюсь, госпожа.
Служанка проворно смахнула с потолка оставшихся мотыльков и довольно ловко выгнала их в окно. Поклонившись напоследок, она забрала скамеечку и вышла из комнаты.
Вернув метёлку из травы в кладовку, Цуё достала из-за пояса коробочку с целебной мазью и пошла навестить Маюри. Дочь Сайто, в комнату к которой Цуё с недавних пор разрешалось входить без стука, разглядывала в зеркало распухшую щёку и горько плакала от боли и собственного безобразия.
- Ну-ну, не плачьте! – Сурово велела Цуё. – Я принесла мазь, сейчас мы всё исправим.
Маюри доверчиво смотрела, как служанка зачерпывает из коробочки жёлтую пахучую мазь и кладёт её на чистую тряпицу. Этой тряпицей служанка решительно обвязала голову Маюри: получилось совсем некрасиво, но боль сразу же начала отступать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Ох, спасибо, Цуё-тян! – Девушка вытерла руками покрасневшие глаза. – Ты такая заботливая! Почему в комнате мачехи всегда столько насекомых? Её-то они не кусают...
- Ничего удивительного – осиный улей! – Цуё раздражённо пожала плечами. – Осы никогда не жалят свою королеву.
- Нехорошо так говорить.
- А вы разве со мной не согласны?
