сложив руки на коленях, даже не вытер меч. Из глаз его продолжала вытекать густая черная жидкость. Ториус обращался к жителям, убеждая их покинуть улицу, но они оцепенели от ужаса и не могли даже ответить ему.
– Надо убрать это отсюда, – наконец сказал Оливер. – Только куда?
– Сожги его, – глухо отозвался Вик. Он корил себя за то, что не успел вовремя вернуться и удержать Флэка.
– Думаешь, стоит? – Всадник сомневался. Получается, что они заметают следы. – Посмотри, сколько свидетелей. Нам придется отвечать за этого ребенка всё равно.
– Жги! – крикнул Вик.
Оливер вздрогнул и послушался. Он медленно подошёл к телу и зажег вокруг него костер, тоже сделал и с головой. Пламя разгоралось, пожирая следы страшного преступления Странника. В душе у Флэка снова было пусто. Если бы он сейчас сказал товарищам, что не понимает своего поступка, практически не помнит, что делал, а потому – не может сожалеть, они бы не поверили ему. Посчитали бы сумасшедшим. Но именно таким он себя и чувствовал.
Громкий возглас Ториуса раздался за спиной Флэка. Он обернулся и успел заметить только бегущего к нему Монаха, его кресты сверкали в свете костров и он сам в своем серебряном одеянии светился словно ангел. На улицу опускались сумерки, но никто не спешил расходиться. Ториус что-то кричал Страннику и всем остальным, но Флэк видел его движения медленными, плавными и никак не мог разобрать слов. Он отметил, как Оливер побежал наперерез Ториусу, как Вик превратился в Ворона и полетел в ту же сторону, а потом Монах схватил свои кресты, зашептал что-то и, резко остановившись, повернулся. Через его руки с неба прошёл луч света и упал куда-то в толпу, но быстро погас.
Ториус тяжело завалился на спину и с грохотом упал. Из его груди торчал тот самый кинжал, который предназначался Флэку, он узнал его по кривой рукоятке. Пятно крови расползалось по серебристому платью, Ториус еле дышал. К нему подбежали Оливер и Вик, который снова стал человеком. Странник не верил своим глазам. Ещё несколько секунд он никак не мог понять, что же случилось, а потом пелена с его глаз упала, и очевидная догадка больно ударила в солнечное сплетение.
– Флэк! Ториус ранен, скорее! – Вик зажимал рану.
– Пусть Оливер перенесет его к Правителю! – выговорил Флэк, подползая к товарищам. Он вдруг понял, что не может подняться на ноги.
– Поздно. Его не спасти уже, смотри, как кровь хлещет, – тихо проговорил Оливер.
– Я не понимаю. Что случилось? – Флэк добрался до Воинов и смотрел в лицо Ториуса, которое сразу сделалось каким-то уставшим.
– Чего-чего? Ронг вернулся! Пока ты там слезами заливался, он из толпы вынырнул и кинжал бросил. Монах был ближе всех, пытался перехватить или обезвредить хотя бы, не успел. Ни он, ни мы. Спас он тебя! – Оливер топтался рядом, не зная, что может сделать. Вик всё ещё сдавливал рану, чтобы приостановить кровотечение.
– Да зачем?! – Флэк чувствовал, как сердце сжимается. Ториус был самым безобидным из всех Воинов, его можно было бы даже считать добряком.
– Потому что у тебя сила, – еле прошептал Монах.
– Молчи, не говори ничего, – зашипел на него Ворон.
– Не спасете. Себя спасайте, – совсем тихо возразил Ториус. – Я пожил. Хватит. Так невыносимо. Помолитесь обо мне.
– Всадник! – заорал Флэк. – Переноси его! Ну же! Он не должен умереть!
Оливер скорбно молчал. Вик опустил голову и тоже не говорил ни слова. Ториус не подавал признаков жизни. Флэк смотрел на кинжал, на товарищей, людей вокруг и чувствовал, как горечь заливает его разум и душу. Ронг объявил ему войну, грязную подпольную войну. Ему не хватало смелости выйти и сразиться лицом к лицу, он выбрал подлый путь, полностью прогнулся под Правителя и элиту.
– Убью его. Слышишь, Лицедей! – что было сил закричал Флэк, – я найду тебя и отомщу!
– Уходим, – скомандовал Вик.
Оливер махнул плащом, вокруг Воинов образовался огненный круг, и они оказались на берегу реки рядом с убежищем. Тело Монаха грустно лежало у них под ногами. Молча, следуя только им известному ритуалу, Воины соорудили из сложенных рядом с водой старых досок плот, погрузили на него Ториуса, предварительно вытащив кинжал и уложив его руки на грудь. Флэк вложил в безжизненные ладони кресты, Оливер зажег прощальные костры по краям плота и втроем они столкнули его в воду. Черная вода уносила Ториуса своим неспешным течением, и весь город наблюдал, как вокруг него движется плот с убитым Воином, разгораясь ярким алым пламенем.
Тёмные Воины долго стояли у реки, прощаясь с товарищем, вспоминая тренировки, первые бои, мелкие ссоры и перепалки. Флэк не знал, как нужно молиться, но просил у Бога, чтобы тот принял к себе Ториуса и не судил строго за его деяния. Всё же, он не выбирал этот путь, путь Тёмного Воина, и сделал много хорошего для церквей в этом мрачном городе и всём Лимане.
– Как-то всё обернулось… Слишком ужасно, – проговорил Оливер в задумчивости. – Всё же было нормально. Как так произошло, что сначала открыли охоту на тебя, Флэк, а потом… Зачем? Вы понимаете?
– Нет, – отозвался Флэк.
– Это большие игры, Оливер. А мы просто расходный материал. Флэк сильнее любого Тёмного Воина и даже самого Правителя. У него нестабильная психика, и поэтому он опасен. Он всегда был таким, но ничего не случилось бы, не начни Странник протестовать, – ответил ему Вик.
– Я не протестовал открыто, – возразил Странник.
– Да ладно? Ты серьезно сейчас? Отказ от предложения Правителя и был протест.
– У него амнезия, похоже, – съязвил Оливер. – Когда надо – помнит, когда нет – забывает.
– Жаль Ториуса, – после недолгого молчания добавил Вик.
– А мне кажется, он давно был готов к смерти, – пожал плечами Всадник, заворачиваясь в плащ. Стало совсем темно, и с серых полей из-за реки потянуло холодом. – Всё говорил и говорил, что слишком мало сделал, что перед Богом придется отвечать и надо успеть искупить свои грехи. А потом заводил песню про любовь, что только она нас всех спасет. Чистота души, помыслов… Наивный дурак.
– Добрым он был. И говорил всё верно. Чтобы душа наполнилась чем-то, кроме злобы, нужно чтобы в ней была любовь. Вот ты любишь себя? А нашу страну? Мир? – Ворон тоже завернулся в накидку и тревожно поправлял волосы.
– Не знаю. Семью люблю, это да. Лиман? Не уверен, грязное место, хоть и родное. Вот если бы исключить эти ужасные города, то было бы хорошо. Природа у нас красивая, – беззаботно отвечал Оливер.
– Ну вот, у тебя, значит, есть любовь в сердце. Поэтому
