Деншер устремил на девушку долгий взгляд:
– Мне очень хотелось бы побольше использовать тебя. – После этих слов, поскольку она все еще молча улыбалась ему, он спросил: – У нее что, очень плохо с легкими?
Кейт с минуту выглядела так, будто от всей души хотела бы этого.
– Не с легкими. Разве чахотка, если ее вовремя захватить, теперь не излечима?
– Да, несомненно, людей теперь умеют латать. – Но он продолжал расспросы: – Так ты хочешь сказать, что у Милли такое, что уже не залатаешь? – И прежде чем она успела ответить: – По правде говоря, похоже, что сам ее вид уже как бы выводит ее за пределы таких вещей: ведь, несмотря на ее юный возраст, она пережила столько такого, что только можно вообразить, что только может выпасть на долю человека. Я бы сказал, она подобна человеку, спасенному после кораблекрушения. Такой человек, конечно, способен в наши дни, по теории вероятностей, снова уверенно отправляться в море. Она уже пережила свое крушение, она уже и приключение повстречала на своем пути.
– О, я могу гарантировать тебе ее крушение! – До сих пор Кейт с готовностью ему отвечала. – Но позволь ей все же наслаждаться ее приключением. Бывают крушения, вовсе не похожие на приключения.
– Ну что ж, были бы только приключения не похожи на крушения! – Деншер уже соглашался, но все же вернулся к своим вопросам. – Я хочу сказать, что она все же не производит впечатления… не воздействует на нервы, или на что там еще, как человек, пораженный тяжелой болезнью.
Кейт, со своей стороны, тоже отдавала справедливость этой черте Милли:
– Да! В этом – ее красота.
– Красота?!
– Да. Она просто чудесная. Она ни за что этого не покажет – не больше, чем твои часы, когда уже собираются остановиться из-за того, что завод кончается, дают тебе заблаговременно знать об этом или идут не так, как обычно. Она не станет умирать, она не станет дозировать жизнь по капле. Она не станет, кстати говоря, пахнуть микстурами. И вкусом лекарств, кстати говоря, от нее отдавать тоже не будет. Никто ничего не узнает.
– Тогда о чем же, – резко спросил он, откровенно озадаченный, – мы тут толкуем? В каком таком экстраординарном состоянии она находится?
Кейт продолжала таким тоном, будто на этот раз пыталась определить что-то для себя самой:
– Я думаю, что если она вообще больна, то больна серьезно. Я думаю, что если с ней плохо, то на самом деле очень плохо. Не могу сказать почему, только я вижу ее именно так. Она будет жить по-настоящему или – так же по-настоящему – не будет. Она получит все – или все потеряет. Только я не думаю, что она получит все.
Деншер слушал ее рассуждения, не сводя с нее глаз, тогда как взор Кейт задумчиво блуждал по комнате, и слова ее казались ему более впечатляющими, чем вразумительными.
– Ты то «думаешь», то «не думаешь» и в то же время даже слабого представления не имеешь о ее недуге?
– Нет, представление я как раз имею, только это такого рода проблема, знанием о которой я обладать вовсе не хочу. Тем более что и она сама не хочет, чтобы кто-то хотел все знать; в отношении того, что ее, видимо, гнетет, Милли отличает какая-то яростная застенчивость – я даже не знаю, каким словом это назвать, – какая-то неуемная гордость. А еще… А еще… – Тут Кейт заколебалась.
– А еще – что?
– Ох, я по-свински отношусь к болезням. Ненавижу болезни! Тебе ужасно повезло, что ты здоров как бык.
– Благодарю покорно! – рассмеялся Деншер. – Тогда и тебе довольно-таки повезло – ведь ты сама сильна, как морская волна!
С минуту Кейт смотрела на Деншера, словно испытывая эгоистическую радость по поводу свойственной молодым невосприимчивости их обоих к болезням. Это было единственное, чем они обладали оба, но эта их собственность, по крайней мере, была совершенно лишена недостатков: каждый обладал красотой, счастливым даром физического здоровья, личной порядочностью, каждый любил и желал другого. Однако вышло так, что сознание этого счастья отбросило их снова к чувству жалости по отношению к несчастной девушке, обладавшей буквально всем на свете благотворным добром, которого – увы! – не имели они, но лишенной того, чем сами они обладали.
– Как мы о ней говорим! – вздохнув, с раскаянием произнесла вдруг Кейт. – Но от фактов ведь деться некуда. Я всегда держусь от болезней подальше.
– Да ведь это не так, раз ты, несмотря на все, что ты говоришь, оказалась в самой гуще событий.
– Ах, я ведь только наблюдаю…!
– И выдвигаешь вперед меня вместо себя самой?
– О, да я просто «вторгаю» тебя туда, – сказала Кейт. – Пусть это даст тебе представление о мере того, чего я от тебя ожидаю. И начинать нужно как можно скорее.
Она отодвинулась от него, словно ее вспугнуло какое-то движение на балконе, и отняла свою руку, которой он владел минуту назад. Это предупреждение вернуло ему осторожность.
– Так тебе неизвестно, не нужно ли здесь хирургическое вмешательство?
– Я бы сказала, что такое возможно; то есть если вообще все к чему-то сведется, то может свестись к этому. Она, разумеется, попала в руки высочайшего качества.
– Значит, доктора не оставляют ее своим вниманием?
– Это она их не оставляет, но ведь это все равно. Мне думается, теперь я уже могу сказать: она ходит на прием к сэру Люку Стретту.
Тут Деншер коротко поморщился.
– А-а, пятьдесят тысяч скальпелей! – Потом добавил: – Не так уж трудно догадаться.
– Да. – Но она отмахнулась. – Не надо догадываться. Просто поступай, как я говорю.
Теперь, в наступившем на миг молчании, он смог вобрать все в себя, смог увидеть перед собою все целиком.
– То, чего ты от меня хочешь, это – попытаться «подмазаться» к больной девушке.
– Ах, но ведь ты сам признаешь, что она не производит впечатления больной. Более того, ты сам понимаешь, в какой мере – больше или меньше – тебе придется это делать.
– Просто поразительно, – тотчас же отреагировал он, – как ты видишь, что я понимаю, а что – нет!
– Ну что же, мой милый, раз ты сам подвел меня к этому, – отвечала Кейт, – это ведь ты сам заставил меня ввязаться в эту историю. И, кроме того, что до попыток «подмазаться», так на это найдется тьма других охотников.
Весьма возможно, что Деншер, под влиянием такого ее заявления, некоторое время представлял себе их юную подругу на груде подушек, в неизменном пеньюаре, в комнате с задернутыми шторами и уставленной цветами, в окружении высшей английской аристократии.
– Другие пусть следуют своим собственным вкусам. Помимо всего прочего, они свободны.
– Но ведь и ты свободен, мой милый!
Она произнесла это с раздражением, и то, что она при этом неожиданно поднялась с дивана, усилило это впечатление. Однако Деншер не сдвинулся с места, только продолжал смотреть на нее снизу вверх.
– Ты просто поразительна!
– Конечно я поразительна!
И, как тотчас же случилось, когда он, сидя, взирал на происходящее, Кейт снова доказала это. Пока она говорила, дверь из коридора распахнулась, чтобы впустить джентльмена, который, обнаружив девушку в своем поле зрения, немедленно двинулся к ней – поздороваться, еще прежде, чем его имя, объявленное слугою, донеслось до слуха ее собеседника. Тем не менее Деншер почувствовал, что его быстро включили в отношения: Кейт приветствовала гостя с такой поспешностью, будто обращалась к своему другу с просьбой. В ответ на нее тот медленно поднялся на ноги.
– Не знаю, знакомы ли вы с лордом Марком? – И затем, обращаясь уже к другой стороне: – А это – мистер Мертон Деншер, только что возвратившийся из Америки.
– О! – произнесла другая сторона, тогда как Деншер не произнес ничего, сразу же погрузившись в обдумывание главным образом упомянутого звука.
Всего через мгновение он признал, что звук оказался гораздо менее неопределенным, чем представлялось поначалу, и что в нем явно присутствовало нечто положительное. То есть это вовсе не было, как он понял, «О!» явного глупца, как ни велико на беглый взгляд было внешнее сходство; это было «О!» человека умного, хорошо образованного; оно являлось особой чертой говорившего, и за умением его произнести крылись годы дорогостоящего обучения и опыта. Деншер почему-то чувствовал, что, словно неожиданно попавшийся в руки ценный предмет, оно будет сохранять интерес как редкая антикварная вещь. Все трое некоторое время стояли в неловком молчании, и Деншер понимал, что вносит в ситуацию и свою посильную лепту; Кейт забыла пригласить лорда Марка сесть, но дала ему понять, что он найдет миссис Лоудер, вместе с некоторыми другими гостями, на балконе.
– О, и мисс Тил тоже там, я полагаю? – мне кажется, я еще снаружи слышал такой узнаваемый голос миссис Стрингем.
– Да, но миссис Стрингем сегодня здесь одна. Милли неважно себя чувствует, – объяснила Кейт, – и ей пришлось нас разочаровать.
– Ах, «пришлось разочаровать» – жаль! – И, чуть помедлив, он задержал взгляд на Деншере. – Надеюсь, это не слишком серьезно?
