— Джентльмены, — произнес Джордан, подойдя ближе, — итак, что у нас здесь? Небольшое совещание?
— Горячо надеемся на это, гроссмейстер.
Первым заговорил англичанин, что несколько удивило Джордана. Он полагал, что глашатаем они выберут американца. Но эти господа предпочли напористости изысканные манеры.
— Мы лишь хотели перемолвиться с вами парой слов, мессир, — безупречно вежливым, располагающим тоном проговорил англичанин. — Теоретически мы не имеем ничего против перемен, провозглашенных вами…
— Точнее, против переворота, — вставил американец, слегка наклонившись вперед.
— О, да тут чем-то попахивает, — заметил Джордан, сверля его тяжелым взглядом. — Это что, бунт?
Англичанин поспешил разрядить обстановку, накаленную опрометчивым замечанием финансиста.
— Ни в коем случае, уверяю вас. Мы все полагаем, что вы на своем месте по праву, и с радостью признаем вас гроссмейстером.
Джордан молчал, ожидая продолжения. Ждать он умел, лучше всех этих четверых вместе взятых, в этом он готов был поклясться.
Англичанин, тощий и бледнолицый, прочистив горло, произнес:
— Тем не менее мы столкнулись с фактами, в будущем чреватыми определенными неприятностями.
— Большими неприятностями, — добавил американец. Он был высок, грузен, говорил с акцентом уроженца Среднего Запада и обладал агрессивным взглядом футбольного фаната.
На этот раз никто не одернул его, отметил про себя Джордан. Следовательно, его реплики были не так уж и неожиданны. Вот оно что. Американец был их бойцовым псом.
— Так в чем же дело? — спросил Джордан.
— В вашей матери, — мягко произнес англичанин. — Ни для кого не секрет, что она всегда хотела взять контроль над рыцарями в свои руки. Мы терпели ее выходки из уважения к вам, мессир, но теперь… теперь она в Венеции с Деймоном Корнадоро, и мы хотели бы знать… Одним словом, мы не уверены, что ей было бы позволено играть такую активную роль в этом важнейшем для нас деле, не будь она вашей матерью.
Над шестерыми мужчинами повисла гнетущая тишина. Англичанин снова прочистил горло. Кто-то, возможно, голландец, нервно кашлянул.
— Это мой план, господа, — сухо сказал Джордан. — Вы ставите под сомнение его разумность?
— Ни в коем случае, — немедленно отозвался англичанин. — Однако до нас дошла некая информация о ее действиях. С нашей точки зрения, кто-то должен положить этому конец.
— Вы плохо знаете мою мать, — сказал Джордан.
— Напротив, полагаю, мы знаем о ней более чем достаточно. — Африканец выступил вперед и положил на стол пухлую папку. Джордан взял конверт в руки, надорвал плотную бумагу и вытащил стопку фотографий Камиллы и Корнадоро в объятиях друг друга.
После секундной паузы англичанин произнес:
— Опасный коктейль, гроссмейстер. Уверен, вы понимаете, почему мы обеспокоены.
Он понимал, и лучше, чем кто бы то ни было из них. Черт бы ее побрал! Плохо слушающимися руками Джордан перебирал снимки, один откровеннее другого. Старательно удерживая на лице бесстрастное выражение, он сказал:
— Я ценю вашу преданность делу, господа. Разумеется, мне известно об этой связи. Вы правы, со стороны моей матери это неосмотрительно. — Джордан лгал, но это была ложь во спасение. Эти люди не должны догадаться, что им известно о семье Джордана больше, чем ему самому.
— Вы наверняка понимаете, что слово «неосмотрительность» здесь не слишком подходит, — сказал англичанин.
Американец шагнул вперед.
— Полагаю, тут попахивает, — как вы метко сказали, мессир, — не чем иным, как преступным сговором между этими двоими.
— Я держу ситуацию под контролем, — сказал Джордан. — Можете быть уверены, господа.
— Превосходно, — сказал англичанин, широко улыбаясь. — Это все, что мы хотели узнать, мессир. Всецело полагаемся на вас. — Он кивнул на конверт. — Копии будут уничтожены, как только мы увидим результаты.
Спагна распахнул двери в банкетный зал. Послышался шум голосов, потянуло ароматным табачным дымом. Четверо рыцарей, удовлетворенные переговорами, один за другим покинули комнату. Последним шел американец. Когда остальные удалились, он задержался на пороге, словно в раздумье, обернулся и шагнул к Джордану.
— Вы ведь знаете, что делать, верно? — прошептал он так тихо, что услышал только Джордан. — Как там выражаются англичане? — Он ухмыльнулся. — Ах, да — «Голову ей с плеч!»[45]
Глава 19
— Как поживаешь, сынок? — спросил Декстер.
Браво посмотрел себе под ноги, потом отвел взгляд в сторону.
— Как обычно, пап. Все нормально.
— Мы ведь не виделись больше шести месяцев. Ты был в Стэнфорде, я уезжал… надолго.
Отец с сыном сидели среди деревьев за открытым столиком ресторана на Эм-стрит. Стоял жаркий летний день, и Джорджтаун буквально плавился. Браво приехал в Вашингтон повидаться с отцом, и Декстер по такому случаю взял отгул. Вечером они собирались на концерт Вашингтонского Филармонического оркестра.
— Собственно, — снова заговорил Декстер, — я имел в виду девушек. У тебя есть кто-нибудь… в смысле, особенные отношения с кем-нибудь? — Он безуспешно пытался поймать ускользающий взгляд Браво.
— Не знаю.
— Не знаешь? — Декстер склонил голову набок. — Как такое может быть? А, понимаю. Ты просто не хочешь рассказывать. Все в порядке, если не хочешь делиться со мной — не надо, я…
— Делиться? А почему я должен хотеть чем-то с тобой делиться? — выплюнул Браво. — Разве ты когда-нибудь делился со мной?
Декстер моргнул.
— Да сколько угодно раз…
— Чем-то важным, отец. — В голосе Браво сквозила с трудом сдерживаемая обида. — Да чего уж там, давай хотя бы припомним, когда ты в последний раз приезжал в Стэнфорд?
— Кажется, в октябре прошлого года…
— Ага. Заскочил по дороге… куда ты там направлялся?
— В Бангкок.
— Точно, по пути в Бангкок. Мы собирались вместе позавтракать, а вечером сходить в театр. Я купил билеты. А ты…
— Расписание внезапно изменилось. Я же объяснял, Браво. Мне было ужасно жаль, но пришлось срочно уехать.
— Ты мог остаться со мной!
— Не мог, — ответил Декстер. — Такая уж у меня работа, Браво. Ничего не поделаешь.
Принесли еду, и они оба смолкли, втайне радуясь передышке. От жаровни в глубине сада поднимался ароматный древесный дым. Ветви деревьев украшали разноцветные бумажные фонарики. Они молча ели, прислушиваясь к смеху и приглушенным разговорам за соседними столиками, звяканью ножей и вилок о тарелки. По дорожкам беззвучно сновали официантки в традиционной униформе.
Наконец Декстер отложил вилку и проговорил:
— Честно говоря, мне действительно хотелось бы услышать, что у тебя есть кто-то особенный.
Браво поднял глаза. Декстер улыбнулся ему своей необыкновенной улыбкой, сразу заставившей Браво вспомнить годы, когда они были лучшими друзьями. Но он упрямо молчал, чувствуя острую обиду на отца из-за его то и дело ускользающего внимания, его вечных разъездов, слишком редких свиданий и нежелания рассказывать сыну о своей жизни.
— Ладно, — сказал Декстер. — Тогда, позволь, я расскажу тебе о своей первой любви. — Он отхлебнул пива из бокала, взгляд подернулся дымкой. — Она была симпатичной и умной, но главное — она встречалась с моим другом. Мы познакомились на одной из этих безумных вечеринок… Все уже порядком набрались, и ее приятель в полубессознательном состоянии валялся на коленях у какой-то девушки, а мы… мы с ней разговорились. Как-то так вышло, что с самого начала мы нашли общий язык.
После мы с ней оба были совершенно сбиты с толку, не понимали, что делать с нахлынувшими чувствами, и целыми днями бродили словно в тумане, с мучительно и одновременно сладостно замирающими сердцами… в общем, ты понимаешь. Оба не могли ни есть, ни спать, думая только об одном.
Наконец, не в силах больше терпеть, мы с ней начали встречаться — тайком от всех. Позже я не раз задавал себе вопрос, не это ли испортило в конце концов наши отношения. Пылкий был роман… не то чтобы очень долгий, но нам, конечно, казалось, что это длилось вечность.
Декстер оперся о стол своими широкими, сильными ладонями.
— Со стороны могло показаться, что меня оттолкнула от нее ложь, необходимая для поддержания отношений. Но нет, в этом я не видел особой проблемы. Просто тогда я кое-что понял. Я был ужасно одинок; так отчаянно одиноки мы бываем только в юности. Отношения с родителями я к тому времени по глупости порвал, и достаточно грубо; компанейским парнем я никогда не был, и в результате чувствовал глубокое одиночество. Та девушка… Я ведь искал в ее обществе возможность избавиться от одиночества, согреть душу. И вот что вышло… — Он усмехнулся. — Люди так наивны, они всерьез полагают, что секс способен смягчить чувство одиночества. На самом деле он только делает очевиднее реальность, обнажая наше вечное, неизбывное одиночество…
