Поскольку депутаты стремительно избавлялись от наивности, Попову пришлось играть ва-банк, делая ставку на ликвидацию Моссовета как властной структуры. Потеряв доверие депутатов, еще можно было опираться на все еще наивных избирателей. И тогда на вооружение была взята идея "сильной исполнительной власти", реализованная до полного умерщвления власти представительной.
Решением Президиума ВС РСФСР о введении в Москве поста мэра был нанесен сильнейший удар по Моссовету. Оправиться отчасти удалось только благодаря тому, что вопреки усилиям «демократов» удалось избрать нового председателя Совета Н. Н. Гончара. Была надежда на то, что последний реализует многочисленные предложения по организации работы депутатов. Нет сомнений, что в иных условиях эти меры были бы непременно реализованы. Но ситуация диктовала Гончару иной подход. Лето 1991 года было ознаменовано рождением нового административного монстра — московской мэрии. Усиление Моссовета означало бы, что на пути номенклатуры возникает преграда. Ни московским бюрократам, ни их союзнику Гончару это было невыгодно.
Гончар не зря осторожничал с организационной активностью. Власть мэрии к осени простерлась до президентского кресла и стимулировала целый залп Указов, добивающих Моссовет и развязывающий руки сложившейся номенклатурной коалиции мэрия — Правительство Москвы. Эта коалиция могла утопить проклюнувшуюся политическую карьеру нового председателя Моссовета. После того, как выбор был сделан в пользу карьеры, оставалось аккуратно сдать Моссовет, извлекая из этого максимальную пользу. Отказ от решения ставшей проклятой для Моссовета проблемы кворума и был одним из способов этой сдачи.
Такова уж была судьба московских депутатов — выбирать себе руководителей, которые использовали Моссовет в своих личных целях и упорно не желали работать как организаторы. Ситуация при этом становилась безнадежной, поскольку всегда решающие преимущества получали «добронравные» люди, терпеливо подталкивающие Моссовет к пропасти. Шаг за шагом мэр Москвы и Президент России, работая сыгранным дуэтом, отсекали властные функции Моссовета. Верховный Совет и Конституционный Суд охотно во всем способствовали им. В конце концов на растерзание очень «независимой» прессы и избирателям остался безобидный обрубок народных чаяний образца 1990 года, только и годный на то, чтобы его лягали и кусали. Именно таким Моссовет и оказался полезен — меньше пинков и укусов приходилось на долю тех, кто в действительности правил бал.
Итак, Попов, задвинувший Моссовет на задний план политики и управления городом, торжествовал. Для окончательной победы оставалось немного. Последний бастион — Городская Дума (Малый Совет) — пал после проведения выборов в самом Моссовете (см. главу "Думский переворот"). Переродившиеся почти поголовно в номенклатурных чиновников члены Президиума Моссовета легко объединились с ярыми «поповцами» и бывшими коммунистами из группы «Москва».
Моссовет стал безвредной игрушкой в руках номенклатуры и мишенью для журналистского словоблудия.
ПРОЦЕДУРНЫЕ КАВЕРЗЫ
Помимо изъятия у Моссовета большинства его законных полномочий, он последовательно разрушался процедурой своей работы. Раз за разом Попов и Станкевич воспроизводили нелепый механизм ведения сессий. Алгоритм принятия решения был настолько непродуктивен, что заставлял думать о ведущих сессию дурно: либо дураки, либо сознательно ведут дело к развалу.
Злонамеренность руководства опиралась на наивность депутатов. Они с самого начала полагали, что хорошую работу можно сделать при хороших правилах. Казалось, что если разработать удачный регламент, то дело пойдет как по маслу. Депутаты не сразу обнаружили, что могут сами себя удушить той процедурой, которая создана их собственными руками. Буквально на первой сессии возникла ситуация, когда политические оппоненты использовали процедуру, чтобы парализовать работу сессии. Если на первой сессии в 1990 г. коммунистическая фракция «Москва» демонстративно покидала зал, то в 1993 г. фракция "Демократическая Россия" открыто срывала кворум. И ничего нельзя было сделать против саботажа. Таков был закон, таков был регламент.
Вот как обсуждались поправки к принятию решений под надзором Станкевича. Сначала все поправки депутаты вносили от микрофонов, а потом эти поправки (уже забытые и перепутанные в мозгах) начинали голосовать все подряд. Группа "Сильный Совет" попыталась переломить ситуацию. С лета 1991 г. эта группа проводила анализ работы сессии и давала рекомендации по повышению процедурной эффективности. Никакой поддержки со стороны руководства Моссовета эта деятельность не получила. Более того, введенные правила размножения материалов позволяли распространять рекомендации "Сильного Совета" только мизерным тиражом. В конце концов последовательный порядок принятия поправок был введен, но было уже поздно. Депутаты уже привыкли к тому, что сидеть на сессии просто глупо — есть более важные дела.
Порой, когда это было нужно номенклатуре, депутатов вынуждали "давать продукцию". Поэтому все обсуждения сводились к минимуму, а неугодные решения блокировались в самом начале — при обсуждении повестки дня. Опасные для сговора руководства с исполнительной властью проекты в большинстве случаев даже не удавалось внести в эту самую повестку дня. Лишь по вопросам, вызывавшим накал страстей и таким образом консолидирующим оппозицию режиму Попова-Лужкова (позднее Лужкова-Гончара), удавалось ломать процедурные игры.
Попов, Станкевич, Гончар всегда старались разогреть сессию настолько, что никакие поправки к нужным им проектам решений уже не проходили. Скорость, с которой голосовались поправки, превышала возможности осмысления сути принимаемых или отклоняемых предложений. Необычайно короткое время для обоснования необходимости той или иной поправки со стороны их авторов исключала взвешенный подход. Даже при искреннем стремлении сознательно участвовать в голосовании не было никакой возможности успеть проследить текст поправки, сличить его с текстом редакционной комиссии и воспринять аргументы за или против поправки. В результате депутаты реагировали только на поверхностный смысл предложений своих коллег или на их фамилии ("Меня не интересует что предлагает этот дурак, я все равно "против"!"). Поправки обычно не проходили даже при почти единогласном голосовании, поскольку они принципиально не могли заинтересовать отсутствующих в зале. Полупустой зал был для руководства Моссовета гарантией от случайностей.
Подчас зал и ведущий сессию были едины в своем нежелании работать продуктивно. Депутаты делали вид, что участвуют в работе сессии, ведущий делал вид, что он им помогает.
Ситуация вынуждала разработчика любого документа добиваться всего лишь начала рассмотрения вопроса на сессии (для чего требовалась благосклонность руководства). Не было сомнений в том, что прения в основном станут поводом для самовыражения выступающих и не смогут повлиять на результаты голосования "за основу". Примерно сотня депутатов, не считающих обязательным выслушивать какие-либо аргументы, возвращалась в зал лишь для голосования и почти всегда голосовала «за». Ситуация повторялась и при обсуждении поправок, за исключением того, что из курилок депутаты уже не возвращались.
Станкевич в нужный момент мастерски переводил сессию на наименее интересные для депутатов темы. Депутатские запросы традиционно звучали при полупустом зале. Не удавалось привлечь внимание и к отчету созданных сессией под напором руководства скучных комиссий.
Помимо чисто процедурного абсурда Моссовет стал заложником тунеядства. Лидеры отказывались выполнять лидирующую роль. Они не предлагали никакой концепции работы, и, предпочитали идти вслед за событиями, не тревожа верховные власти предложениями по организационной реформе самих Советов. Потом неэффективность работы системы Советов объяснялась их генетическим родством с коммунистическим режимом. Профанация была налицо. Как со стороны лидирующих и ведущих, так и со стороны ведомых.
Один из депутатов Моссовета сказал однажды замечательную фразу: "Для приличных людей никакой регламент не нужен". Это действительно так. Если люди собрались, чтобы совместно сделать что-то полезное, они не будут ставить друг другу подножки, опираясь на вечно несовершенные правила. Но как раз такого человеческого отношения между депутатами с различными убеждениями и не дали наладить сначала Попов со Станкевичем, а потом и вся верхушка Моссовета во главе с Гончаром, нашедшая себя в интригах и переговорах с лужковской администрацией.
ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЙ
Пока Моссовет боролся сам с собой, мэрия все дальше распространяла свое влияние. Благодаря Б. Ельцину в руки вчерашних и новых номенклатурщиков, попали не только рычаги власти, используемые КПСС, но и многое другое. Это многое — прямое подчинение им руководства милиции и территориального управления Министерства безопасности, бесконтрольное решение всех вопросов, связанных с собственностью Москвы и громадными средствами, сконцентрированными во внебюджетных фондах.
