и бесповоротно — прямо на лекции по вегетативному размножению.
Девушка имела крепко сбитую фигуру и не менее крепкий характер.
Путь его лежал в известный всем дачный посёлок, прямо сказать, посёлок знаменитый. Жили там всяко разные академики и прочие уважаемые люди.
Раевский прижимал к груди коробку с подарком. Второй подарок лежал в кармане. Маша говорила, что её бабушка — страстная огородница. Всю жизнь Раевский ненавидел это копание в земле — в детстве его заставляли сажать картошку. Картошку! Не брюкву какую, и не сельдерей! Картошку, единственное, что тогда можно было купить в магазине! Помню! Помню!
Теперь он вёз Машиной бабушке автоматическую систему полива с компьютерным мозгом, что оказался не хуже, чем в его вычислительном центре. Немецкий сумрачный гений, сующий свой интеграл во всякое изделие, придумал управляющего огородом — поумнее многих садовников.
Прибор был чудовищно дорог, но дело того стоило.
«Маша, Маша, свет моих очей, — Раевский прижимался лбом к прохладному стеклу, — жар моих чресел… Тьфу, это не отсюда. Обещаю тебе, Маша, я понравлюсь бабушке, понравлюсь всем».
В этот момент к нему пристал продавец календарей и пособий по цветоводству на открытом воздухе. Раевский даже посочувствовал его бизнесу, но тот только сверкнул глазами:
— Какой бизнес, когда речь идёт о Великом Делании? Делание же таково — нам дана свыше пища, но и сами мы пища, и мы можем продлить время своё, а можем и продлить время нашей пищи. Для одного служат нам лекарственные травы, а для другого — домашнее консервирование.
И он полез в свой мешок с книгами.
В этот момент Раевского спас алкоголический человек, который не вошёл, а как-то даже впал в вагон, уцепился за скамейку и объявил: «Дорогие друзья! Вашему вниманию предлагается песня группы “Тараканы” под названием “Одноклассники”».
После того, как он спел всё это дурным голосом безо всякого музыкального сопровождения, конферанс продолжился, но продавца-цветовода рядом с Раевским уже не было. Алкоголический человек меж тем произнёс: «А теперь песня “Москва” группы “Монгол Шуудан” на стихи незабвенного Сергея Есенина. Оказалось, что певец строго цензурировал Сергея Александровича: он зачем-то пел вместо «проститутки» «проститётки».
Певец осмелился попросить денег и стоял над Раевским с минуту. Чтобы успокоиться, Раевский стал изучать людей вокруг. Напротив него сидела полноватая некрасивая женщина средних лет. Раз примерно в пять минут ей кто-то звонил и она, не слушая, с чувством говорила в свой портативный аппарат: «Пошёл в …» И прерывала звонок.
«Вот это, я понимаю, драматургия, — решил Раевский. — Мне скажут, что нарваться на женщину, знающую этакое слово — дело не хитрое. А вот такая дорожная пьеса в стиле Ионеско — редкость. Фокус именно в том, что ей звонят раз в пять минут, и кто-то ходит в неприятное место уже три четверти часа, делённые на пять, равно девять раз. И всё время одинаковым образом».
Но его размышления прервались, потому что поезд приехал на дальнюю станцию.
Покинув чрево металлического змея, Раевский скатился по неловкой лестнице с платформы и отправился по широкой тропинке к дачным участкам.
Он не без труда нашёл нужный номер и позвонил в крохотный звоночек на железном заборе. Дверь оказалась совсем не в том месте, где ожидалось.
С лязгом открылась калитка, и Раевский увидел сухонькую старушку.
— Здравствуйте, дорогая…
Старушка посмотрела на него, как на колорадского жука, забежавшего на грядку, и мрачно сказала:
— Хозяйка ждёт.
Его провели к дому через зелёные арки плюща. Ступеньки крыльца скрипнули, и он очутился на веранде.
Там, за огромным столом, сидела женщина такая обширная, что кустодиевская купчиха показалась бы всякому тростинкой. Что-то смутно знакомое шевельнулось в памяти Раевского.
О! Точно! Вот сюрприз — он влюбился во внучку Ноябрины Фенечкиной.
Это был всем известный Великий мумификатор живой природы, составительница эликсиров бессмертия огурцов и помидоров, повелительница грибов и капусты. Ходили слухи о её волшебном огороде, но никто его не видел. А сейчас Раевский смотрел через мелко набранные в переплёт стёкла террасы, и грядки перед ним уходили вдаль до горизонта.
Говорили, что Ноябрина пользуется тем, что овощи не могут быстро бегать. Они, впрочем, чувствовали её приближение: картошка хотела зарыться глубже и молила кротов о спасении, репа и морковь, наоборот, пытались выдраться из земли, огурцы в страхе катались по грядкам. Но не тут-то было: ничто живое не могло ускользнуть от Ноябрины Фенечкиной, всё она превращала в пищу. Раевский как-то смотрел одну её передачу, где она солила и мариновала. Ноябрина показывала зрителю помидор и говорила: просто посолите воду, и помидор возьмёт только то, что ему нужно. Появлялся и огурец, про него говорилось тоже самое. Раевский тогда недоумевал, отчего Ноябрина Никитична так уверена в порядочности овощей. Но увидев её воочию, он понял — тут не забалуешь. Лишнего не возьмёшь.
Раевский поклонился в пояс (кажется, это понравилось хозяйке) и сел за стол. Маша стояла в дверях, но за стол не садилась.
Длилась оглушительная пауза — только огромная пчела пролетела под абажуром, сделала круг у головы Раевского и утонула в варенье.
Хозяйка смотрела на гостя, будто на росток рассады.
— Ну, в плечах не широк, зато руки-ноги на месте. Что там у тебя?
Зашелестели пакеты.
— Ах, эти басурмане, экие затейники. Ну, и кавалер у нас оказался не скупой. Ты иди, умойся, а вечером мне поможешь по хозяйству. Помни, на земле правды нет, нет её и выше — правда лишь под землёй, там, где сок и соль.
Вечером Маша проскользнула к нему в комнатку, и они обменялись быстрыми поцелуями. Любимая шепнула, что его будут испытывать.
Он вышел к ужину и увидел всех за столом.
— Ну, — сказала Ноябрина, — решила я отдариться. Подарок мой мал, да дорог, — и она достала откуда-то из-под самовара сложенную старинным способом бумажку.
— Будет тебе с Машей репка. Большая, как слон. Собственно, она так и называется «Репа-слон».
— Как слон? — эхом прошелестел Раевский.
— Да тебе ли бояться этих модифицированных растений, касатик? — ласково ответила Ноябрина, а Маша потупила взор. — Гены слона, гены репы — в чём вопрос? О чём ты хочешь спросить доктора сельскохозяйственных наук?
Как во сне слушал Раевский эту речь. Спрашивать ничего не хотелось.
— Сладенькая репка. Большая-пребольшая, прямо сегодня её и посадим.
Они вышли в сад и двинулись по тропинке. Раевский и не подозревал, какие большие тут участки. Они брели довольно долго, пока Ноябрина не велела остановиться и копать прямо здесь, у дорожки.
Ноябрина смотрела подбоченясь, как Раевский, пыхтя, делает углубление в земле.
— Растёт твоя репка быстро,
