— Мама… — укоризненно начал Саймон. Разве он не предостерегал Калли в тот момент, когда вошла его мать? Но не успел он произнести и двух слов, как девушка перебила его.
— Вы несправедливы, Имоджин, — заявила она. — Уничтожить Филтона — моя идея. Моя! И теперь, когда все продвигается так успешно — конечно, лучше бы Джастин приехал на неделю или две позже, — Саймон подвергает жесткой критике то, к чему сам же стремился прежде. Так неужели ваш упорный труд, ваши тревоги, ваши уроки были напрасны и вы дадите всему этому пропасть только потому, что он заупрямился и остановился перед первым же барьером?
Маленькая шельма! Как она смеет использовать против него его собственную мать?! Очевидно, потому, что он сам использовал Имоджин против нее. Об этом он как-то не подумал.
— Позвольте вас поправить в одном пункте, ребенок, — сказал Саймон, делая шаг вперед и вставая между ней и матерью. — Прямо по горячим следам, если не возражаете. Да, начало положили вы, но вы собирались застрелить негодяя. Насколько я понимаю, вам не хочется в этом признаваться. Что касается всего последующего — это моя идея. И поскольку это мой план, мне его и корректировать, если я вижу какие-то трудности, не предусмотренные раньше. Мама, — Саймон поклонился ей, — Калли должна находиться как можно дальше от Ноэля Кинси. Это мое решение. Ты, конечно, согласишься со мной?
Имоджин только улыбнулась. Скверно улыбнулась.
— Вы говорите, трудности? — Калли стукнула себя кулаками по бедрам и намеренно наклонилась вперед, подстрекая Саймона своим воинственным видом. — Какие?
Имоджин выглядела очень довольной. И по-прежнему чуть заметно улыбалась той же нехорошей улыбкой.
— Девушка бьет в точку, — сказала она чуть ли не со злорадством. — И она имеет полное право услышать объяснения, почему изменен план. Что за трудности, мальчик мой? Скажи мне. Скажи нам. Прошу тебя. Прошу? Нет! В действительности мы требуем.
Саймон даже представить не мог, чтобы ему вдруг захотелось удушить свою любимую мать. На какую-то долю секунды ужасная мысль вдруг всколыхнулась в мозгу. Ноэль Кинси будет в парке вдвоем с Калли? Достаточно только подумать об этом, как кровь тут же вскипает в жилах. Но не говорить же об этом матери, если он не хочет, чтобы она вскочила и побежала в Мейфэр! Тогда уже через час кругом станут трезвонить о парочке, готовящейся к бракосочетанию. Нет, нельзя допустить, чтобы его мать умчалась в город, закусив удила. Прежде он должен поговорить с Калли. Очень серьезно поговорить.
Поэтому, будучи человеком прозорливым и воспитанным, он мгновенно оценил положение и продолжил лгать.
— Арман уже пригласил Филтона в «Уайтс», — сказал он сквозь зубы. — Встречу запланировали заранее и, так уж совпало, тоже на два часа дня. Партия в карты в узком кругу, с высокими ставками. Думаю, игра продлится допоздна. И поскольку я уже весьма основательно его выпотрошил, ему наверняка захочется снова сесть за столик со мной, в надежде вернуть несколько своих расписок. Я говорю это не к тому, чтобы вы утруждали себя вопросами. Просто приготовьтесь ко второму посланию. Наш друг Ноэль Кинси попросит перенести прогулку на завтра, когда Арман появится у него на пороге. А сейчас, — добавил Саймон, — прошу меня извинить. Я только что вспомнил, что забыл дать распоряжения моему секретарю. Я должен удалиться.
Калли сделала шаг влево, мешая ему пройти.
— Вы собираетесь отправить его с запиской к Арману, чтобы тот помог вам подтвердить только что выдуманную историю? — Она спросила это так тихо, что виконтесса, деловито перебиравшая цукаты на блюде в поисках самых соблазнительных, не слышала ее обвинения. — О, Саймон, вам должно быть стыдно.
— Мне ужасно стыдно, ребенок, — честно признался Саймон и улизнул через арку в другом конце комнаты. Уже на пути к черной лестнице он услышал, как на нижнем этаже стукнуло дверное кольцо. — Калли! — крикнул он. — К приходу ваших я вернусь.
— Не мешало бы, — сказала она. — Лестер лежит в своей комнате и прячет голову под подушкой, а мне нужен помощник, чтобы связать еще один ряд в нашем покрывале лжи. Не пропустить бы петельку.
Саймон повернулся и улыбнулся ей.
— Браво, Калли! — похвалил он. — Но я полагаю, с вашим богатым опытом измышлений и умением передергивать слова как-нибудь выедем!
Девушка склонила голову набок и прищурилась, меряя его взглядом.
— Саймон, вы больше не сердитесь на меня, как тогда, в гостинице, не так ли? Вы пытаетесь сердиться, особенно из-за того, что я дала согласие на прогулку с Ноэлем Кинси, но у вас не получается. Ведь вы понимаете, почему я это сделала.
— Сержусь на вас? Ну что вы, Калли! Я не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда на вас не сердился. Но вот понимаю ли я вас… О нет, ребенок. Я вас никогда не понимал. И не пойму еще миллион лет.
— Но кто же тогда умеет плести чудовищную ложь? — спросила Калли. — Я перед вами прозрачна, как стекло. Но я не вполне уверена, что мне это нравится, — добавила она и умчалась встречать своих родных.
Прежде чем она взбежала на ступеньки, Саймон увидел вспыхнувшую в ее глазах радость.
Только бы продержаться эти несколько часов, эти несколько дней. И вытерпеть еще немного лжи, чтобы не убить друг друга…
Саймон черкнул записку Арману и, отослав с ней Робертса, сразу вернулся наверх. Там он обнаружил троих незнакомых мужчин, расположившихся в разных частях гостиной.
Один, самый молодой, белокурый и довольно красивый, по-видимому, был Джастин, а двое других — сэр Камбер и сквайр Плам. Саймон сразу решил, что крупный мужчина, сидящий в кресле неподалеку от Имоджин, и есть отец Лестера. На лице у него застыло то же задумчиво-блаженное выражение, которое отличало его сына.
Оставалось заключить, что стоящий рядом с каминной полкой высокий худощавый джентльмен, одетый сообразно прошлогодней моде, не кто иной, как сэр Камбер Джонстон, герой «Рыбьей кости».
Рассуждая таким образом, Саймон прошел в комнату и представился. Да, он не ошибся. Джентльмен, который, по его предположению, являлся сэром Камбером, незамедлительно взял обеими руками его руку и принялся неистово ее трясти, благодаря за то, что он приютил его дочь и открыл для нее сезон. Девочка этого так заслуживала! Неумеренность эмоций джентльмена полностью оправдывалась его доверчивостью. Он принял за правду все, о чем написала ему Имоджин, и был слишком признателен, чтобы заглядывать под оболочку лжи.
После отца Калли настал черед сквайра. Своим приветствием он выжал у Саймона всю кровь из пальцев, на что хозяин дома лишь улыбнулся и кивнул. Сквайру хватило этого, чтобы тотчас пуститься в пространные объяснения. Для него большая честь узнать, что его единственный сын снискал расположение виконтессы. При этом мистер Плам неустанно повторял, что Лестер «хороший мальчик, очень хороший мальчик, только вот чердак обставлен скудно». Самое умное, что смог сделать его сын, признался сквайр, это застрять в грязи, с тем чтобы виконтесса могла его из нее вытащить.
