самом начале душевное раскрытие перед аналитиком напоминает пациенту прошлые раздевания перед родителями или врачами и таким образом запускает реакции переноса.
Развитие невроза переноса проявляется в виде возрастания интенсивности и длительности озабоченности пациента личностью аналитика и взаимодействиями с ним. Реакции переноса представляют собой смесь любви и ненависти к аналитику и одновременно – защиту от этих чувств. Эти реакции могут быть неявными и интенсивными, хроническими и взрывными.
В некоторых случаях процесс переноса может выступать в качестве сопротивления, когда клиент пытается немедленно удовлетворить свои нарциссические, эротические или агрессивные желания, не задаваясь при этом целью вспомнить их истоки. Таковым, в частности, является отыгрывание. Сопротивление может также зависеть от стиля работы, личности и проблем контрпереноса у аналитика.
Развитию невроза переноса способствует фрустрация аналитиком инфантильных ожиданий пациента. При этом пациент сам начинает фрустрировать консультанта, подражая ему и своим родителям. Так формируется негативная терапевтическая реакция, воспроизводящая ранние реакции пациента по отношению к родителям: зависть, обесценивание, враждебность.
Детальный анализ невроза переноса пациентки на основе протоколов сессий представлен Х. Кэхеле и Г. Томэ (2001). По мере того как увеличивалось доверие к терапевту и усиливалась ее идентификация с функциями аналитика, помогающего пациентке в осознаваниях и инсайтах, у нее установились прочные рабочие взаимоотношения с ним и стало появляться больше новых, интенсивных фантазий переноса.
По определению Р. Гринсона (2018, с. 200) «перенос является переживанием чувств, побуждений, отношений, фантазий и защит по отношению к личности в настоящем, которая не является подходящей для этого, но это есть повторение реакций, образованных по отношению к значимым личностям раннего детства, бессознательно перемещенных на фигуры в настоящем».
Таким образом, двумя главными характеристиками реакции переноса по Р. Гринсону являются неуместность и повторение. Показателем переноса может быть также чрезмерная или апатичная эмоциональная реакция пациента на поведение аналитика.
Отсутствие эмоциональных реакций на аналитика может говорить и об отсутствии переноса, например, когда пациент изначально фиксирован на партнере, который послал его на терапию. Или пациент перестает испытывать к аналитику чувства, ставшие неприемлемыми для него, поскольку переносит их на другого человека.
А. Фрейд (2016) описывает механизм идентификации с агрессором как способ совладания с пугающим объектом. При этом пациент может в подражание аналитику брать на себя его роль в отношениях с окружающими и с самим консультантом.
Г. Нюнберг (1999) отмечает, что в процессе анализа удовлетворяется потребность пациента в объектной связи и защите. Пациент идеализирует аналитика, находит в нем защиту и переносит на него стремления Ид – любовь и ненависть. Пациент частично идентифицируется с аналитиком, в результате чего последний становится частью Эго пациента и смягчается его Суперэго.
Пациент чувствует себя более защищенным от угроз Суперэго и импульсов Ид. Защищенное аналитиком Эго снижает свои сопротивления и позволяет пациенту вспомнить и оживить детские переживания, которые вызывали тревогу. Он обретает способность осознать свои внутренние конфликты.
О. Фенихель (2015) указывает, что наблюдение за экспрессивными движениями пациента помогает аналитику пережить те же эмоции. Он чувствует импульс к повторению тех же движений и понимает их значение благодаря собственному телу.
Автор рассматривает в качестве позитивного переноса случаи, когда пациент незаметно перенимает характерные манеры, выражения и увлечения аналитика. Эта идентификация может быть следствием идеализации аналитика, желания стать им, быть любимым им. Но если это происходит слишком быстро, можно предположить попытку скрыть за новым фасадом здание старой идентичности.
Некоторые пациенты подражают аналитику в мелочах, чтобы не идентифицироваться с ним по более важным характеристикам. Так они справляются со страхом поглощения им.
Дэвид и Джил Шарфф (2008) считают перенос главным фокусом психоаналитической работы. У пациента, обращающегося за терапевтической помощью, имеются ожидания, которые сформировались в контексте получения поддержки и отказе в ней со стороны близких людей. Соответствующие ожидания переносятся на терапевта в форме контекстуального переноса. Он появляется на ранних стадиях работы, особенно быстро – у пограничных и демонстративных пациентов.
Пациент также привносит ожидания и фантазии, основанные на переживании сфокусированных отношений к возбуждающим и отвергающим интроектам и частям самости, которые фиксируются как дискретные структуры внутреннего мира пациента. Это обеспечивает материал для сфокуcированного переноса, состоящего из проекции внутренних объектных отношений на терапевта посредством проективной идентификации.
Полностью организованный невроз переноса формируется в течение по меньшей мере одного или двух лет психоанализа при четырех-пяти встречах в неделю, даже если работа продвигается успешно. При этом пациенты, будучи абсолютно способными к проверке реальности, все же обращаются с аналитиками так, как если бы они были их внутренними объектами.
Замена преждевременно сфокусированного переноса на контекстуальный проявляется в ранних эротизированных переносах, в которых пациент пытается идентифицировать терапевта как сексуальный объект, чтобы восполнить дефицит в поддерживающих отношениях, которого он боится.
Х. Кохут (2017) видит психотерапевта в роли раннего объекта пациента, в борьбе с которым пациент пытается отстоять независимость своей личности и позаимствовать определенные части его внутренней структуры. Автор описывает различные формы нарциссического переноса.
Когда пациент восхищается терапевтом, это идеализирующий перенос, активация идеализированного образа родителей.
На ранних этапах анализа в качестве защит против установления идеализирующего переноса иногда встречаются чрезмерная придирчивость и принижение аналитика. Замаскированное восхищение в этих случаях скрывается за критическим отношением пациента.
Х. Кохут описывает три формызеркального переноса, соответствующие стадиям развития грандиозной Самости:
1) «перенос-слияние» – архаическая форма, представляющая собой поглощение другого на основе расширения грандиозной Самости;
2) «близнецовый перенос» – менее архаическая форма с преувеличенным чувством пациента, что они с терапевтом родственные души;
3) «зеркальный перенос» в узком смысле слова – еще менее архаическая форма с нереалистичным хвастовством и ожиданием восхищения собой.
При переносе-слиянии и близнецовом переносе пациент не признает независимого существования терапевта, и он лишается нарциссического удовлетворения, что чревато ухудшением его отношения к пациенту. При зеркальном переносе пациент жаждет подчинить терапевта, как ребенком пытался сохранить часть первоначального нарциссизма, активируя грандиозную Самость. Родители плохо обращались с ним в детстве, и он обходится так же с терапевтом.
Пациент ожидает, что терапевт будет противиться такому обращению, чтобы получить разрешение и самому противоречить Внутреннему Родителю. Если терапевт терпит вызывающее поведение нарциссического пациента, тот считает это слабостью, а слабый терапевт ему не нужен. Да и для терапевта ситуация, в которой ему отводится роль зеркала детского нарциссизма пациента, может стать слишком обременительной.
Во время зеркального переноса терапевт помогает пациенту осознать его детские фантазии о своем эксгибиционистском величии, показать ему, что его нарциссические потребности соответствуют возрождаемой сейчас ранней стадии развития. Пациент постепенно открывает для себя фантазии грандиозной Самости, и начинается медленный процесс интеграции грандиозной Самости в структуру реального «Я». Этот процесс завершается возрастанием реалистичной самооценки пациента и усилением
