— Я согласна! — выпалила она. — Я выйду за тебя замуж!
Несколько секунд Дэмон изумленно смотрел на нее, не обращая внимания ни на кучу предметов у его ног, ни на оглушительный восторженный рев публики.
— Ты согласна? Неужели в самом деле ты согласна? — бормотал он недоверчиво.
Томми утвердительно кивнула. Сэм наклонился к Гетари и прошептал ему что-то на ухо. Глаза фокусника засверкали, он лука но улыбнулся, засунул руку в карман бриджей Сэма, сделал несколько вводящих в заблуждение движений, извлек оттуда большое кольцо на белой шелковой ленте, надел его на голову Сэма, так, что оно оказалось на уровне носа, вручил ленту Томми и подал незаметный знак пианисту. Под громкие звуки переработанного для джаза свадебного марша Мендельсона Гетари поклонился Сэму и со словами «Утешительный приз» вручил ему маршальский жезл. Повернувшись к публике, он объявил:
— Леди и джентльмены, герой войны, славный американский парень Дэмон и его невеста!
Они прошли к своему столику под шумные восторженные крики. За столом заговорили все сразу. Бен энергично затряс руку Сэма:
— А что я говорил? Я же знал, что так будет. Это обязательно должно было произойти. Чудесно, чудесно…
— Вы должны поздравлять меня, а не Сэма, — шумно возмутилась Томми. — В конце концов согласие дала я, а не он…
— Когда же все это произошло? — поинтересовался Пойндекстер.
— Только что.
— Он только что сделал предложение? Он сделал вам предложение и вы согласились? — Она радостно кивнула ему. — Ну знаете, это просто самоубийство…
— Можно мне сейчас поцеловать ее, Сэм? — спросил Бен. — Могу я поцеловать вашу невесту?
— Не торопись, дружище. — Нос Сэма все еще украшало привешенное фокусником кольцо, которое придавало ему грозный вид жестокого варвара.
— Да, но, учитывая…
— Учитывая что?
— Учитывая, что я так много выпил…
Пойндекстер все еще смотрел на нее, укоризненно качая головой.
— Поздравляю, — глухо сказал он. — Надеюсь, когда вы будете отстирывать его рубашки в луженой бадье где-нибудь в самой глухой части Эгони-Роу, вы вспомните, что у ваших ног был весь мир…
— Я положу весь мир к ее ногам, — резко перебил его Сэм.
— Вы такой сентиментальный, Декс, — меланхолично заметила Элси, — и такой обескураживающе наивный. Зачем же вы говорили, что поможете ему стать миллионером, если не хотели, чтобы он сделал ей предложение?
— Я беру назад свои обещания! — рявкнул Пойндекстер и осушил свой бокал. — Можно выбирать или девушку или работу, но не сразу то и другое.
— Слишком поздно, — заметил сквозь смех Бен.
— Не расстраивайтесь при проигрыше, — сказал Сэм решительно. — Разве вас не учили в Нью-Хейвене как проигрывать
изящно?
— Я «завалил» этот предмет. И еще один, пока пил шампанское. Неужели вы оба совершенно равнодушны к богатству?
— Декс, — умоляющим тоном вмешалась Томми, — вы же ни хотите, чтобы я не послушалась зова своего сердца, но хотите ведь?
— Зов сердца! Высокопарные слова и показная мишура, какой уж это зов сердца! Томми, я… я по-настоящему разочаровался в вас.
— По-моему, это восхитительно, — заметила Элси, выговаривая слова со своим неопределенным акцентом. — Всякая женщина должна поддаваться каждому своему чувству, идти на любое приключение — психологическое, сексуальное, географическое…
— Океаническое, — вставил Бен.
— А почему бы и нет? Я спала с девятью разными мужчинами, и с каждым новым всегда было интереснее, чем с предыдущим.
— Неужели это правда, Элси? — жадно заинтересовалась Арлин Хэнчетт. — Неужели действительно с девятью разными мужчинами.
Царевна лениво вздохнула.
— Американцы! — презрительно сказала она. — Вы как-то уж очень ограничиваете сами себя. Неужели это интересно всю жизнь каждый божий день есть только жареный картофель?
— А как насчет Красного моря, детка? — спросил Дэкс насмешливо.
— Да, бывала, — Элси выразительно посмотрела на него томными глазами и утвердительно кивнула, — проездом. В Акабе.
— О, хорошо хоть, что только проездом…
Позднее Томми и Сэм оставили своих друзей и поехали по спящему городу в открытом экипаже. Они миновали Ля-Круазетт, проехали к заливу Хуан под зеленый свод шумящих от морского ветра сосновых ветвей. В лицо ударял свежий соленый воздух, звонкий топот копыт воспринимался, как веселая музыкальная мелодия; до звезд на небе, казалось, можно было достать рукой.
Интересно получается: в какой-то момент вы на что-то решились — и у вас сразу же изменяется весь комплекс чувств, ощущений и желаний. Томми долгое время чувствовала себя одинокой; сейчас, когда она брошена на произвол судьбы в конце этой безжалостной войны, ей всем сердцем захотелось стать частичкой кого-то, быть неразрывно связанной с кем-то. Томми прижалась к теплой ворсистой шинели Сэма и повернулась к нему лицом.
— Ты счастлив? — прошептала она.
— Счастливее, чем сейчас, я не был никогда… — ответил он, — честное слово, никогда в своей жизни… У меня такое ощущение, как будто я могу поднять весь мир одной рукой. О, мы будем так хорошо жить, Томми, — продолжал он, крепко обнимая ее. Он ликовал от радости. — Я полон… ох, не знаю… Любовь и всякие приключения, замки и султаны, коралловые лагуны…
— Ты выпил слишком много шампанского.
— Да, но дело не в шампанском. Это все ты. Я безумно хочу тебя.
Она почувствовала тайный страх: «А что, если я подведу его, если я не оправдаю его надежд?», но эта мысль в тот же момент сменилась радостным желанием быть любимой, отдаться ему, упасть в его объятия.
— О, поцелуй меня, — прошептала она. — Поцелуй, сейчас…
Его губы были теплыми, шероховатыми, он обнял ее так крепко, что захватило дыхание; голова закружилась, весь мир покачнулся, яркие звезды покатились по средиземноморскому небу вниз. Ее охватил радостный страх. Она подумала, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья.
— О, Сэм, — она засмеялась над своей мыслью, как будто высказала ее вслух, — Сэм, обещай мне, что нам всегда будет так хорошо, как сейчас.
— Обещаю.
— Что между нами никогда не будет никаких ссор и недопониманий.
— Никогда, ни одной.
— Хорошо. Папа будет рад, — сказала она после небольшой паузы.
— Я надеюсь.
— В этом можно не сомневаться. Он очень хорошего мнения о тебе.
Его губы нежно скользили по ее бровям, по щеке, шее; она трепетно дрожала от переполнявшего ее счастья и еще крепче прижималась к нему.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Нет, нет, не холодно.
Сунув руку в карман его шинели, чтобы согреть ее, она нащупала там маленький маршальский жезл из папье-маше.
Часть третья. Заросли чапареля
Глава 1
— Мы живем здесь небольшой, довольно тесной общиной, — сказала Эдна Бауэре, расправляя подагрической рукой перед своего ситцевого платья. — А что поделаешь, приходится, по-другому на этих равнинах жить нельзя.
«Это не равнина, а пустыня, — с грустью подумала Томми, — бескрайняя пустыня Гоби, вот что это такое». Придерживая крышку, она осторожно наливала чай из надтреснутого чайника; края его были отбиты и крышка, как пьяная, съезжала на носик.
— Конечно, мэм, — сказала она вслух. — Я предложила бы вам чай с лимоном, но, к сожалению, у нас его нет.
— Ничего, ничего, дорогая. На нет и спроса нет. — Жена полкового квартирмейстера Эдна Бауэре — худая костлявая женщина в возрасте около пятидесяти лет — то и дело крепко прищуривала свои светлые серо-зеленые глаза: она была очень близорукой, но наотрез отказывалась носить очки. Эдна была уроженкой штата Айдахо, но уже много лет, как выехала оттуда. Она медленно потягивала дрожащими губами чай из предложенной ей чашки. — Странный вкус у этого чая, — заметила она, — я никогда не пила такого. Где вы его взяли?
— Это дарджилинг. Нам подарил его в Канне один друг моего папы, английский артиллерийский офицер. Сэм очень любит такой чай.
— О, индийский! Как же это я не догадалась? — Она отпила еще глоток, и ее губы сморщились, как будто острый вкус чая впитался в язык. — Да, — произнесла она, улыбаясь, и со звоном поставила чашку, — я хорошо понимаю, каково вам начинать здесь, в этом гарнизоне. Мы с мужем начинали в Силле. Это было, конечно, много лет назад, и нам пришлось пережить немало трудностей и неудобств.
— Да, конечно, — пробормотала Томми, — представляю себе. — Она поправила блузку — пуговицы на ней были слишком малы, а петли большие, и блузка то и дело расстегивалась — и попыталась незаметно заправить ее под пояс юбки сзади. В тот момент, когда у дверей ее дома остановилась жена майора Бауэрса — очевидно, чтобы дружески поболтать с ней, — Томми была занята приклеиванием треснувшего и завернувшегося линолеума в ванной. Сидя на хрупком плетеном стуле, Томми попыталась украдкой распрямить затекшую спину и избавиться от сковавшего ее чувства досады. — Да, я помню, мэм, — продолжала она, — папа служил в Силле, когда мне было девять лет.
