— Любое сопротивление бессмысленно, — сказал я по-французски. Я требую немедленной капитуляции.
— Мне необходимо подумать… Поговорить с генералом Солети…
— Я даю вам минуту!
В этот момент подоспел Радл. Я оставил у дверей двух наших людей, а сам вошел в комнату Муссолини, где все это время находился Швердт.
— Дуче! Фюрер приказал нам освободить вас!
Он пожал мне руки и, обнимая, сказал:
— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня надолго в плену у этих людей!
Бенито Муссолини был очень взволнован; его черные глаза сверкали. Признаюсь, что это был один из самых волнующих моментов в моей жизни.
Минута прошла. Полковник обдумал ситуацию. Он сдался, вытянул в мою сторону стакан вина и сказал:
— За победителя!
Я поднял тост за его здоровье и передал стакан Радлу, который испытывал жажду и выпил его до дна.
Тем временем генерал Солети, выбравшись из разбитого планера, пришел в себя. Он, конечно же, не мог выдержать нашего темпа во время штурма террасы. Солети оказался среди людей группы Радла с планера № 4, а так как он не хотел, чтобы в него стреляли, кричал вместе со всеми, как я и приказал: «Mani in alto!»
Дуче находился под нашей охраной; простыня, свисавшая из окна его комнаты, заменяла белый флаг. Заметив ее, точно выполняющий мои инструкции лейтенант фон Берлепш окружил гостиницу со своими стрелками-парашютистами. Из окна я приказал ему разоружить многочисленную охрану Муссолини и добавил: «Спокойно, но быстро!»
Лейтенант фон Берлепш козырнул, поправляя при случае монокль. Он понял.
По просьбе генерала Солети, хорошего знакомого Муссолини, офицерам оставили личное оружие. Дуче сказал мне, что капитан карабинеров Фавиола, тяжело раненный под Тобруком, обходился с ним очень хорошо, впрочем, подобным образом поступали и остальные офицеры и карабинеры. Однако тем не менее 11 сентября Фавиола конфисковал у него все острые предметы, небольшой нож и бритву, которые Муссолини прятал, так как не хотел живым попасть в руки неприятеля.
Мне стало известно, что мы взяли в плен какого-то генерала. Им оказался тот штатский, который находился в комнате Муссолини вместе с капитаном Фавиола и другим офицером. Генерал Куели собственной персоной! Позже мне сообщили, что в тот день наш пленный должен был выдать Муссолини союзникам. Я решил, что генералы Солети и Куели тоже поедут в Рим. Мы вверили им багаж дуче, доставленный Радлом.
Только один транспортный планер разбился на скалистом склоне на расстоянии примерно 800 метров от гостиницы — у нас было десять раненых, однако ни один из них не находился в тяжелом состоянии. Ими сразу же занялся доктор Бруннер, который сделал перевязки при помощи итальянских санитаров. Несомненно, нам повезло: до «80 процентов технических потерь», предсказанных штабом дивизии генерала Штудента, было далеко. Большими оказались психологические потери.
Во время захвата нижней станции канатной дороги, находящейся в долине, произошло короткое столкновение с итальянцами, понесшими небольшой урон. Однако обе станции оказались в наших руках. Майор Морз по телефону спросил у меня, может ли он подняться наверх. Я дал согласие.
Но моя миссия не была закончена. Необходимо было придумать, как доставить Муссолини в Рим. Во время планирования операции я предусмотрел три варианта. Первый предполагал овладение аэродромом в Л’Акуили, на котором приземлились бы три «Хейнкеля-111». Тогда бы я вначале сопровождал отбитого пленного до аэродрома, а затем в одном из самолетов, два других полетели бы в качестве охраны.
Я приказал, чтобы находящийся в долине автомобиль с радиостанцией передал заранее согласованный пароль: «Операция удалась». Атака стрелков-парашютистов на аэродром была назначена мной на 16.00, однако я не мог понять тогда и до сих пор не знаю, почему нам не удалось связаться по радио с корпусом стрелков-парашютистов генерала Штудента. Поэтому мы не смогли получить подтверждение о прибытии самолетов.
Второй вариант предполагал посадку самолета «Физелер-Шторх» вблизи Асерджи и нижней станции канатной дороги. К сожалению, пилот этого самолета, тяжелую посадку которого я наблюдал в бинокль, сообщил мне по телефону, что у его машины повреждено шасси.
Остался третий вариант. Личный пилот генерала Штудента капитан Гейнрих Герлах должен был совершить посадку на другом самолете «Шторх» вблизи гостиницы «Кампо Императоре». Стрелки-парашютисты и карабинеры поспешно очистили узкую полоску земли, так как Герлах уже кружился над нами, ожидая зеленой ракеты — сигнала к посадке.
Он совершил безаварийную посадку, вызвав всеобщее удивление. Однако взлететь он должен был вместе со мной и Муссолини — именно такой приказ я получил от Гитлера. Взлет в условиях этой местности был очень опасным; и если бы я оставил Муссолини одного в самолете с Герлахом и с ним что-нибудь произошло, мне ничего не оставалось бы, как покончить жизнь самоубийством. Ведь сказали бы, что мне не хотелось рисковать, как дуче и отважный пилот Герлах.
Приняв решение о реализации «третьего варианта», я сообщил Муссолини, что через полчаса мы взлетаем. Он сам был пилотом, поэтому вначале протестовал — дуче считал, что ни один самолет не сможет совершить посадку у «Кампо Императоре», а затем взлететь без соответствующей взлетной полосы. Позже ему пришлось согласиться, что «Физелер-Шторх», пилотируемый отличным летчиком, способен это сделать. Он не сказал ни слова во время взлета, за что я ему благодарен. Дуче хотел лететь в Рокка делле Каминате, однако не стал настаивать, когда я объяснил, что его жены и детей там уже нет — они вместе с подразделением хауптштурмфюрера Манделя должны находиться в Мюнхене.
После того как дуче отдал свои чемоданы Радлу и вышел из гостиницы, подошел майор Морз с двумя лейтенантами. Он попросил представить его Муссолини, что я охотно сделал. Этот момент увековечил на фото военный корреспондент дивизии Штудента фон Кайзер, который приехал с Морзом к «Кампо Императоре» по канатной дороге.
Добавлю, что я знал о наличии итальянской дивизии вблизи Л’Акуили, но мне ничего не было известно о ее возможном продвижении в направлении Асерджи. Поездка вместе с Муссолини с нижней станции фуникулера в Асерджи и далее из этой деревни через Камарди и Баццано на аэродром в Л’Акуили была бы очень рискованной. Хотя я и уничтожил радиостанцию (которой пользовался генерал Куеле для отправки телеграммы), нельзя было исключить того, что обеспокоенный обрывом связи с «Кампо Императоре» командир итальянской дивизии предпримет какие-либо неприятные для нас шаги. Требовалось как можно быстрее обеспечить безопасность Муссолини. Однако «третий вариант» был, конечно, невероятно рискованным.
Еще раз предоставлю слово Карлу Радлу: «Когда мы наблюдали как Герлах, Муссолини и Скорцени втискивались в кабину небольшого самолета, то очень разволновались. Самолет съехал по склону вдоль очищенной от камней «взлетной полосы», но через некоторое расстояние нашу «полосу» прерывала мелиорационная канава. Герлах хотел ее объехать; он попытался взлететь. Действительно, «Шторх» преодолел препятствие, однако неожиданно сильно наклонился на левую сторону и, казалось, капотирует. Он подпрыгнул на последних метрах и исчез в бездне.
Я не смог удержаться на ногах, словно кто-то сбил меня. Придя в себя, я понял, что сижу на одном из чемоданов Муссолини, но — слава богу! — никто ничего не заметил. Это была реакция на чрезмерное напряжение и эмоции последних двух дней. Я думал, что все было напрасно и дуче погибнет в самолете. В голове промелькнула мысль о самоубийстве. Мы смотрели на машину, летевшую вглубь долины. Воцарилась гробовая тишина. Самолета не было видно, но мы слышали шум двигателя. Неожиданно на другой стороне ущелья мы снова заметили «Шторх», летевший… летевший в направлении Рима!»
Несколько лет тому назад на международном аэродроме в Риме сержант карабинеров попросил, чтобы его представили мне. Оказалось, в Гран-Сассо он входил в состав расчета одного из станковых пулеметов, защищавших вход в гостиницу.
— Ах! — сказал он, — господин полковник, вы тогда нанесли мне неплохой удар в живот прикладом автомата…
— Пожалуйста, поверьте, что я очень сожалею…
— Да, но я лучше это, чем пуля в голову!
— Вы не обижаетесь?
— Не обижаюсь, господин полковник. Позже я помогал вместе с моими товарищами убирать камни, чтобы самолетик смог приземлиться, а затем взлететь вместе с Муссолини и вами на борту.
Мы подали друг другу руки.
В наклоненном на левое крыло и пикирующем в пропасть самолете я ожидал удара и закрыл на мгновение глаза. Затем я открыл их, так как понял, что Герлах вытащил своего «Шторха». Мы летели в тридцати метрах над скалами в направлении долины Арезанно. Муссолини выдержал это все так же хладнокровно, как я и Герлах, он повернул голову и улыбнулся. Он сознавал всю опасность ситуации, но не промолвил ни слова. Когда мы пролетали на низкой высоте над каким-нибудь городком или деревней, он сообщал мне их названия и вспоминал. Я убедился, что дуче отлично говорит по-немецки.
