— Что это? — мысленно спросила Тереза.
Томас не знал ответа, поэтому лишь покачал головой — он снова подумал о Чаке, позабыв об обезумевшей женщине, и в сердце кольнуло. Ему было наплевать на гром и все остальное. Мысль о том, что они все-таки выбрались из Лабиринта, совсем не грела. Чак…
Через проход от них сидела женщина — одна из команды спасателей. Их главный, тот самый мужчина, который обратился к ним в зале, вскочил в автобус, сел за руль и завел мотор. Автобус покатился вперед.
В этот миг Томас заметил за окном какое-то смутное движение. Покрытая язвами женщина, очевидно, поднялась с земли и теперь бежала к кабине автобуса, неистово размахивая руками и выкрикивая какие-то слова, которые тонули в грохоте бури. Глаза ее сверкали не то ужасом, не то безумием — Томас не мог понять.
Женщина скрылась из поля зрения, и Томас прильнул к стеклу.
— Стойте! — вскрикнул он, но его не услышали. А может быть, услышали, но не обратили внимания.
Водитель вдавил педаль газа в пол, автобус рванулся вперед и сбил женщину. Когда переднее колесо переехало через ее тело, Томаса едва не сбросило с сиденья резким толчком. Еще толчок — и подпрыгнула уже задняя часть автобуса. Томасу чуть не сделалось дурно; он поглядел на Терезу — судя по страдальческому выражению ее лица, девушка чувствовала себя не лучше.
Водитель молча продолжил жать на газ, и автобус, рассекая бурю, помчался дальше в ночную темноту.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Следующий час пути превратился для Томаса в бесконечную череду неясных картин и звуков.
Водитель гнал автобус на огромной скорости через города и поселки, но из-за сильного ливня разглядеть их было почти невозможно. Все было искажено и размыто струящимися по стеклу потоками воды и напоминало галлюцинации наркомана. В одном из населенных пунктов к автобусу бросилась целая толпа людей — все в изорванном тряпье, с волосами, прилипшими ко лбу, и лицами, изуродованными точно такими ужасающими язвами, как и у той женщины. Несчастные неистово колотили по бортам автобуса, словно хотели, чтобы их забрали с собой и избавили от жалкого существования, которое они вынуждены здесь влачить.
Автобус даже не сбавил скорости.
Тереза все время молчала, а Томас наконец набрался смелости и обратился к женщине, сидящей через проход.
— Что происходит? — просто спросил он, не зная, как сформулировать вопрос.
Женщина повернулась к нему. Мокрые черные волосы обрамляли ее лицо спутанными прядями, а в глазах была целая бездна печали.
— Это очень долгая история.
На удивление, голос женщины звучал гораздо мягче, чем Томас ожидал, и вселял надежду на то, что она действительно друг, как и все остальные люди из группы спасателей.
Несмотря на тот факт, что они, не моргнув глазом, задавили ту полубезумную.
— Пожалуйста, — взмолилась Тереза. — Ну пожалуйста, расскажите нам хоть что-нибудь!
Женщина несколько секунд переводила взгляд то на Томаса, то на Терезу, затем вздохнула:
— Пройдет какое-то время, прежде чем к вам вернется память, если вообще вернется — мы не ученые, так что понятия не имеем, что и как они там с вами сделали.
У Томаса оборвалось сердце при мысли, что память, возможно, утрачена навсегда, но он все-таки продолжил расспросы.
— Кто те люди?
— Все началось со вспышек на Солнце, — ответила женщина, и взгляд ее потемнел.
— Что… — начала было Тереза, но Томас цыкнул на нее.
— Пусть сама скажет, — мысленно сказал он девушке. — Кажется, она не прочь высказаться.
— Ладно.
Женщина говорила, словно находясь в трансе, глаза ее все время были прикованы к какой-то невидимой точке.
— Солнечные вспышки невозможно было предсказать. Вспышки — явление нормальное, но эти выбросы оказались небывалой силы. Они поднимались все выше и выше, а когда, в конце концов, их заметили, было уже поздно — до того момента, как они обожгли Землю, оставались считаные минуты. Сначала сгорели все спутники и погибли тысячи людей, а в течение последующих нескольких дней жертвами выбросов стали многие миллионы. Гигантские территории превратились в выжженные пустыни. А потом разразилась эпидемия.
Она помолчала.
— Так как вся экосистема рухнула, сдерживать болезнь стало невозможно — даже локализовать ее в Южной Америке. Джунгли исчезли, но насекомые-то остались. Сейчас люди называют болезнь Вспышкой. Страшная зараза… Очень и очень страшная. Лечение доступно только самым богатым, но полностью излечиться все равно нельзя. Если только слухи, приходящие из Анд, достоверны.
Томас чуть было не нарушил собственный приказ, данный Терезе. В мозгу роился миллион вопросов, но он молча продолжал слушать рассказ, чувствуя, как в груди разрастается страх.
— Что касается вас — всех вас, — то вы всего лишь немногие из миллионов сирот. Через их тесты прошли тысячи, и в итоге для самого серьезного испытания они выбрали вас. Для финального теста. Все, что с вами происходило, было тщательно спланировано и просчитано. Тесты — это вроде катализатора, который позволяет изучить реакции, мозговые волны и мысли с целью найти людей, способных помочь в борьбе со Вспышкой.
Она снова помолчала, заправила за ухо прядь волос, и продолжила:
— Большинство физических проявлений вызывается какими-то другими причинами. Сначала появляются галлюцинации, потом животные инстинкты начинают доминировать над человеческими, и в конце концов происходит полный распад личности. Все идет от мозга. Вспышка живет в мозгу жертвы. Страшная зараза. Лучше просто умереть, чем ее подхватить. — Женщина посмотрела на Томаса, на Терезу, потом снова на Томаса. — Мы не имеем права позволять им проводить подобные эксперименты на детях. Мы положили собственные жизни на алтарь борьбы с ПОРОКом, так как верим, что человек обязан оставаться человеком независимо от целей и конечного результата.
Она сцепила руки на коленях и опустила глаза.
— Со временем вы узнаете больше. Мы живем далеко на севере. Между нами и Андами простирается огромная территория протяженностью несколько тысяч миль. Люди называют ее Жаровня. Она находится в районе, который раньше именовали экватором. Теперь там только пекло, пыль и толпы обреченных на гибель дикарей, пораженных Вспышкой. Мы планируем пересечь эти земли и попытаться отыскать лекарство. Но сначала мы уничтожим ПОРОК и положим конец бесчеловечным экспериментам. — Женщина пристально поглядела на Томаса, затем перевела взгляд на Терезу. — Мы очень надеемся, что вы к нам присоединитесь.
Она отвернулась и уставилась в окно.
Томас повернулся к Терезе и вопросительно поднял брови. Девушка только покачала головой, затем склонила ее Томасу на плечо и закрыла глаза.
— Я слишком устала, чтобы думать сейчас об этом, — телепатически сказала она. — Пока мы в безопасности, а остальное неважно.
— Может, и в безопасности, — ответил он. — Может быть…
Томас услышал посапывание. Тереза заснула. А он знал, что спать не сможет еще очень долго. В душе бушевали настолько противоречивые эмоции, что юноша даже не мог понять, какие именно. И все-таки лучше такие метания, чем тупой вакуум, в котором он пребывал совсем недавно. Томас сидел и всматривался в темноту, в дождь за окном, не переставая прокручивать в голове слова «Вспышка», «эпидемия», «эксперимент», «Жаровня», «ПОРОК»… Оставалось лишь надеяться, что дальше события будут развиваться по более благоприятному сценарию, нежели в Лабиринте.
Томас подпрыгивал и покачивался на сиденье, чувствуя, как голова Терезы подскакивает у него на плече каждый раз, когда колеса попадают в особенно глубокую выбоину, ощущал, как девушка беспокойно ерзала и снова проваливалась в сон, слушал приглушенные перешептывания других глэйдеров, но его мысли невольно возвращались к одному и тому же.
К Чаку.
Часа через два автобус остановился.
Они оказались на скользкой от грязи парковочной площадке, возле неприглядного вида здания с несколькими рядами окон. Женщина с остальными спасателями проводила девушку и девятнадцать парней через главный вход в дом, затем вверх по лестнице и ввела в просторное помещение наподобие казарменного. Вдоль одной из стен комнаты тянулся ряд двухъярусных коек, а на противоположной стороне стояло несколько шкафов и столов. Все окна были завешены шторами.
Томас оглядел помещение с любопытством, но без излишней восторженности — теперь его трудно было хоть чем-нибудь заинтриговать или удивить.
Комната пестрела всеми цветами: выкрашенные ярко-желтой краской стены, красные одеяла, зеленые шторы. После унылой серости Глэйда показалось, будто их отправили прямиком на ожившую радугу. Ощущение «нормальности» при виде всех этих заправленных кроватей, необшарпанных платяных шкафов и прочих вещей было настолько непривычным, что даже угнетало. Все слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. Входя в новое пристанище, Минхо выразился, пожалуй, точнее всего: «Я что, нахрен, оказался в раю?».
