видел ее отчетливо. Это существо не было иллюзией. Инстинкт подтолкнул его вытащить ханджари, но он понял, что не может пошевелиться. Он мог только смотреть на змею, которая подбиралась все ближе и ближе. Все мышцы тела онемели, а змея все подбиралась к нему, и он был так поглощен самим ее присутствием, что даже не обратил внимания на молчание Коффи. Огромная змея слегка приподняла голову и открыла рот, обнажив два длинных белых клыка, и зашипела. Затем так же неожиданно она опустила голову и заскользила мимо него в заросли джунглей. Экон потрясенно наблюдал за ней.
– Это… поверить не могу. Она оставила нас в покое.
– Потому что я ей приказала.
Он повернулся в ту сторону, откуда донесся низкий голос, который разнесся по поляне, как гром. Все беловолосые люди одновременно замерли, прервав свои занятия, и уставились своими странными белыми глазами на полог, заменявший хижине дверь. Кто-то – обладатель громоподобного голоса – выходил из-за завесы, и Экон застыл, когда увидел, кто это. Женщина, которой он вверил Коффи совсем недавно, по-прежнему была одета в скромную черную тунику, но она больше не выглядела старой. Она шагнула к ним с грацией танцовщицы, морщины, покрывавшие ее лицо, исчезли. Мандариновый солнечный свет падал на ее тело, когда она шла к ним, и постепенно она оказалась к Экону достаточно близко, чтобы он мог рассмотреть ее лицо – по-настоящему рассмотреть то, чего не понимал раньше. Фрагменты мозаики медленно сложились в его сознании – огромная золотая змея, которая проползла мимо них, лицо, которое он тысячу раз видел на резных изображениях в храме Лкоссы. Он знал, кто эта женщина, – и знал, кем она не является.
– Ты же… ты не можешь… – Слова отказывались подчиняться.
Богиня посмотрела ему в глаза пронизывающим взглядом.
– Мир тебе, дитя, – повелительно произнесла Бадва. – Здесь все благополучно. – Она повернулась к Коффи, и Экону показалось, что они обе обменялись понимающими взглядами. – Я буду говорить с вами обоими, пока юмбо приготовят еду и питье. Затем мы пообедаем.
Затем. Эти слова в сознании Экона были подобны разорванным нитям, которые он никак не мог связать вместе. Затем. Когда богиня – реальная богиня во плоти – посмотрит тебе в глаза, что происходит затем? Когда она поговорит с тобой – что будет потом? Было больно даже задерживать на ней взгляд, будто он смотрел прямо на солнце или пытался охватить взглядом весь океан, но никак не мог отойти достаточно далеко, чтобы он уместился в поле зрения. Что, если он скажет что-то не то, как-то оскорбит богиню? Она превратит его в жука или поразит молнией? Он удивленно вздрогнул, когда мягкая ладонь коснулась его руки, вырывая из этих мыслей.
– Все в порядке, Экон, – Коффи прошептала это, глядя прямо на него. – Обещаю.
Экон не знал, что именно в ее тоне притушило его тревогу, но это подействовало мгновенно. Кончики ее пальцев, которые касались его кожи, были теплыми, как глиняный горшок, оставленный на солнце. Он сосредоточился на этом ощущении.
– Хорошо. Идем.
Рогатая богиня жестом пригласила их проследовать за ней на поляну в нескольких метрах от хижин юмбо. Как только все трое уселись, она хлопнула в ладоши.
– Это место и его обитатели – часть моих владений, – начала она. – Я вижу все живое, всех существ, которые населяют его, и все они отвечают передо мной. Таким образом, я хочу, чтобы вы двое понимали: я следила за вами с того момента, как вы вошли в мои джунгли.
Вопреки своему желанию, Экон ощутил мимолетное раздражение. Если слова богини были правдой, значит, она некоторое время наблюдала за их страданиями в джунглях. Она видела, как они сталкивались с туманом, пауками и грутсленгом, и до сих пор ничего не сделала, чтобы им помочь. Он попытался быстро изменить выражение лица, сделав его не таким хмурым, но Бадва успела заметить. И, словно прочитав его мысли, она улыбнулась.
– Я не жду от тебя понимания, – мягко сказала она, – тех обязанностей, которые я выполняю как повелительница этих земель. Я в курсе, что некоторые из моих подчиненных были недостаточно гостеприимны.
«И это еще мягко сказано», – подумал Экон, вспоминая Анатсу.
– Но я не могу и не буду наказывать обитателей этих джунглей за то, что они были верны своей природе. – Голос Бадвы зазвучал непреклонно. – Поступить иначе значило бы нарушить мои обязательства перед ними – обязательства хранителя.
Экон решил не отвечать вслух. Он вырос в стенах храма Лкоссы, заучивая наизусть писания о почтительном отношении к богам и богиням, и он был абсолютно уверен, что ничего из того, что он мог бы сейчас сказать, не сошло бы за «почтительное обращение». Он заметил, что Коффи рядом с ним сидит неподвижно, что она по-прежнему наблюдает за Бадвой, поглощенная благоговением.
– Но вот что я могу сделать, – продолжала Бадва. – Я могу дать вам ответы на некоторые вопросы, в поисках решения которых вы и вошли в джунгли. Я могу дать вам истину.
И снова Экон восхищенно выпрямился. У этой богини есть ответы? Отлично, у него уже есть вопрос.
– Если все в этих джунглях в твоей власти, – произнес он, – то можешь ли ты помочь нам найти то, что мы ищем? Можешь сказать нам, где Шетани, где мы можем завершить нашу охоту?
Он тут же осознал, что сказал что-то не то. Лицо Бадвы потемнело, словно тучи затянули небо перед муссонным дождем. Ее лицо словно окаменело, а линии, пролегающие между бровями и в уголках рта, словно стали резче. Она посмотрела на Экона, и в ее взгляде ощущался отчетливый холод.
– Ты произнес ложное имя.
Экон переглянулся с Коффи, которая, кажется, нервничала так же, как и он сам, а затем снова обратился к богине:
– М… простите?
– Ты назвал ее Шетани, демоном, – произнесла Бадва. – Это ложное имя.
Экон открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но внезапно остановился. Слова богини отозвались в его сознании.
– Ее? Ты только что назвала ш… то есть это существо – она?
Бадва медленно кивнула, и этот жест был печальным.
– Существо, на которое ваш народ охотится большую часть столетия, существо, которое вы называете монстром, не всегда было таким. – Она посмотрела куда-то между ним и Коффи. – Она когда-то была человеком, как и вы.
Экон не сразу осознал смысл ее слов. Он не понял даже, сколько прошло времени, прежде чем он по-настоящему их осознал.
– Что? – Он чувствовал себя бесчувственным, отстраненным. Он не смотрел на Коффи, сидевшую рядом с ним, но представил, как ее тоже
