знал, как сохранить стабильность и сделать все правильно для нее, не пожертвовав при этом своей жизнью. Так не должно было случиться. Это не могло быть ценой того, что я взял ее под свою опеку.
До сих пор, однако, это была цена. Не то чтобы я уделял много времени сексу или свиданиям после возвращения в Френдшип, но появление Дженни сократило все это. Мы наконец-то достигли того уровня, когда она могла проводить день на ранчо Кастро, не паникуя, что я не вернусь домой. Оставлять ее с няней вечером — даже если это был кто-то, кому она доверяла, например, Гейл — было сложно. Либо я уходил из дома, когда она уже спала, либо мирился с тем, что она не ляжет спать, пока я не вернусь домой.
Все это не создавало благоприятных условий для свиданий, и, честно говоря, я не был заинтересован в том, чтобы встречаться с кем-то только для того, чтобы провести весь вечер в тревоге и проверять свой телефон каждые три минуты.
— Это утомительно, — сказал я со смехом. — Популярность — это не тот дар, о котором все думают.
— Тяжело ли было перенять все это у родителей?
— Изнурительно, — ответил я. — Все ожидают, что я буду таким же, как мой отец. Для многих людей он был сердцем этого города, и они предполагали, что я просто, — я провел рукой перед собой, — займу его место. Я не могу сказать, сколько раз люди говорили мне, как бы он поступил, или, что еще лучше, что он одобрил бы то, что я делаю. Или не одобрил. Я и такого получаю множество.
Она пробормотала согласие.
— Знаешь, ты створил чудо. Независимо от того, что подумал бы твой отец, ты создал здесь маленькую империю.
— К счастью для тебя, эта империя включает в себя свежие буханки хлеба.
— Я знала, что это только вопрос времени, когда ты меня раскусишь.
Шей прильнула ко мне, когда мимо неё прошла семья, и мне потребовалось все силы, чтобы сдержать стон.
Пока шли, мы столкнулись с группой ее учеников. Все они подошли поздороваться и рассказать ей о своих приключениях этим вечером. Были призы, которыми можно было похвастаться, и дикие истории о катании на карусели, и Шей слушала все это с тем же вниманием, с каким слушала Дженни. Это было невероятно, но у меня не складывалось четкого представления о Шей как об учителе до этого момента, когда она с энтузиазмом кивала, пока ребенок с размазанным по лицу и рубашке кетчупом рассказывал ей о колесе обозрения. Она делала это каждый день. Выслушивала бессмысленные бредни грязных детей и каким-то образом умудрялась передавать им знания.
Большинство родителей даже не замечали меня. Те же, кто заметил, бросили быстрый взгляд в мою сторону и отмечали мою руку на ее талии, хотя их больше интересовала мисс Зи, чем что-либо еще. Это меня вполне устраивало. Я мог молча стоять здесь и позволять Шей сиять всю ночь напролет. К тому же это было безопаснее. Я никогда не был более чем в секунде от того, чтобы назвать Шей своей женой, а это было последнее, что она хотела услышать от меня.
Единственный раз, когда мне пришлось говорить, это когда у этих родителей были еще дети, работающие на заводе мороженого. Им нужно было, чтобы я знал, что одежда Эммы все еще пахнет вафельными рожками, или что Зик называет свои бицепсы «двойным шариками». Они моргали на меня и Шей, словно пытаясь сделать умственные вычисления, и были удовлетворены и слегка удивлены результатом.
После того, как поприветствовали всех маленьких детей в радиусе пяти миль, мы пошли по дорожке фургонов, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы изучить меню.
— Помнишь старые праздники урожая? — спросила она, махнув рукой на длинные очереди у каждого грузовика. — У нас были черствые чипсы и апельсиновый сыр из пятигаллонной банки, а также забеги в мешках.
— В настоящих мешках из-под картофеля, — добавил я. — С фермы Водерейл.
Она подняла на меня глаза.
— Ты ее тоже купил?
— Да, но это была чистая сделка. Мне не пришлось делать ничего безумного, например, жениться на их внучке, чтобы получить её.
Локоть угодил мне между ребер.
— Я всегда знала, что все из-за этого, — пробормотала она.
— Это не так, — сказал я. — И ты это знаешь. — Она мило улыбнулась мне. — Они уехали. Я не помню куда. Внуки не интересовались землей, но они не хотели продавать ее застройщикам. Помнишь Марту Водерейл? У нее была наклейка «Не позволяй ублюдкам раздавить тебя» на бампере. Она была беспощадна. Мне нравилась эта воинственная старушка.
— Да. Они с Лолли были близки. Они пили «Манхэттен» на крыльце в десять утра и, как они говорили, обменивались мнениями. — Шей засмеялась. — Что ты сделал с их картофельной фермой?
— Мы превратили старый фермерский дом в пекарню и выращиваем на этой земле тонну овощей. Спаржу, морковь, салат, кабачки. Именно благодаря этому мы заняли нишу по продаже сельхозпродуктов. До этого у нас просто не было достаточного разнообразия, чтобы оправдать цену. — Я указал на надувной домик в центре беговой дорожки. — У этих детей все хорошо. Помнишь лабиринт из тюков сена на футбольном поле? Это был кошмар.
— Кстати, о кошмарах, — сказала Шей, — не смотри сейчас, но твоя подруга Кристиана направляется сюда.
Я тут же обыскал взглядом толпу в поисках Дженни. Если Кристиана Мэннинг здесь, то и ее дети тоже, и мне нужно было знать, что они не заняты мучениями моей племянницы.
— Она в игре с водяными пистолетами. — Шей подтолкнула меня, наклонив подбородок к стойке на противоположной стороне поля. — И она с подругой. Видишь ее? Та девочка с хвостиком. Они играют вместе.
— Ной! Эй, привет! Ной!
Я не потрудился подавить этот стон, и крепче сжал талию Шей. Было приятно прикасаться к ней таким образом, без тяжести притворства на моих плечах. Мне не нужно было беспокоиться о том, стиснет ли она зубы, чтобы выдержать это. Не тогда, когда я знал, каково это, когда она обхватывает меня ногами за талию.
— Кристиана.
Женщина улыбнулась мне, но было что-то необычное в ее взгляде, специфика, которая отказывалась замечать Шей рядом со мной.
— Ты только посмотри на это. После стольких месяцев планирования я знала, что этот фестиваль пройдет без сучка и задоринки. И так хорошо, когда все выходят в общество, ты не находишь? — спросила она, поворачиваясь и жестом показывая вокруг. — Должна сказать, это довольно успешное мероприятие.
Я кивнул, ожидая, что она признает существование
