чем все, что у нас здесь есть.
— Это правда. — Она смотрела на ярмарку под нами. Дженни не отходила от игры с водяными пистолетами по крайней мере тридцать минут. — Хелен хочет, чтобы я заняла постоянную должность в следующем году.
Это было слишком большой надеждой, и я едва сдерживался, чтобы не умолять ее принять эту работу.
— Чего хочешь ты?
Шей двинулась рядом со мной, ее локоть задел мой бок, когда она потрясла запястьем, чтобы вытащить свой браслет-оберег из рукава. Ощущение того, как она извивается, даже по самой невинной причине, зажгло что-то горячее и настойчивое внутри меня.
— Это вопрос, который я постоянно задаю себе, — тихо сказала она. — Но это детский сад, и это моя единственная настоящая любовь.
Я взял ее за запястье и провел большим пальцем по амулетам на ее браслете. Морская звезда, трилистник, буква «Ш», написанная искусным шрифтом, половинка сердечка и звезда с крошечным бриллиантом в центре. Она всегда любила звезды.
— Тебе нужно принять решение в ближайшее время?
— Нет. Хелен из тех директоров, которые любят расчищать колоду и ставить все галочки как можно раньше, но она не может официально предложить мне эту должность, пока человек, который сейчас ее занимает, не подаст заявление. Похоже, что это произойдет не раньше июня. — Она провела кончиками пальцев по моей ноге, как будто это была самая естественная вещь в мире. — Но Хелен все еще хочет, чтобы я неофициально согласилась, чтобы ей не пришлось беспокоиться об этом позже.
Колесо замедлило ход, и с этой высоты мы могли видеть спокойные воды бухты Френдшипа вдалеке.
— Значит, у тебя есть время подумать об этом.
— Да. — Казалось, она уже закончила с этой темой, но потом добавила: — Это хорошая школа. Мне нравится персонал и дети. Семьи замечательные. Приятно сталкиваться с ними на подобных общественных мероприятиях. Я никогда не работала и не жила в одном районе, так что до сих пор со мной такого не случалось. Есть о чем подумать. Было бы не так уж страшно остаться. Просто планы сильно меняются.
— Эй. — Она посмотрела на меня, приподняв брови. Я провел пальцами по ее шее и челюсти. — Мы в смертельной ловушке на ярморочном аттракционе. Сможем узнать будущее, если доживем до завтра.
Когда мы поцеловались, все было как в первый раз, но намного лучше. Я погрузился в нее, забыв обо всем, кроме нас и этой ржавой машины. Мы не были женаты по неправильным причинам. Мы не притворялись, чтобы отвадить кого-то от меня. И мы не давали жизнь моей подростковой тоске. Этот момент не имел ничего общего с детьми, которыми мы когда-то были. Это было реальностью и правдой, и если бы я потрудился достаточно усердно, то смог бы игнорировать все грязные, низменные желания, которые вырывались из похотливой части моего мозга. Те, которые я не мог подавить с той ночи в кладовке.
Но я не хотел подавлять их, и если поглаживание Шей пальцами по моей ноге было хоть каким-то признаком, то она тоже этого не хотела.
Я осыпал поцелуями уголки ее рта, подбородок, спускаясь по кремовой линии шеи. Запустив пальцы в ее волосы, я встретился с ней взглядом. Ее щеки порозовели — может быть, от свежего вечернего воздуха, а может быть, от поцелуев на колесе обозрения, — ее губы были приоткрыты, а грудь вздымалась и опадала от быстрого дыхания. Она была совершенна.
— Хочешь вернуться к нам домой сегодня вечером? — Я пристально смотрел в ее глаза, ища хоть малейшую реакцию. Шей смотрела в ответ, не давая мне ничего понять.
Затем колесо обозрения снова начало вращаться, и в уголках ее глаз появились морщинки. Она улыбнулась.
— Да. Думаю, да.
Глава 22
Шей
Учащиеся смогут научиться подвергать сомнению все, что они когда-то считали истиной.
Мы ехали обратно к дому Ноя в тишине с Дженни, отключившейся на заднем сиденье. Он положил руку мне на бедро, прежде чем выехать со школьной парковки, и держал ее там, слегка двигая пальцами в течение двенадцати минут, которые потребовались, чтобы пересечь мост, подняться на холм Олд-Уиндмилл и свернуть на гравийную дорожку, ведущую к его дому.
Эти двенадцать минут были жаркой, бездыханной вечностью, когда я была совершенно уверена, что являюсь чайником на плите, который вот-вот взорвется. Ной провел ладонью на моему бедру, скользнув пальцами к шву, идущему по внутренней стороне ноги. Провел кончиками пальцев по краю этого шва, что произвело очень приятный эффект, превратив все мое тело в кипящую воду. То, что мое тело продолжало иметь твердую форму, было просто шокирующим.
В моей голове разгорелся ожесточенный спор о том, должна ли я раздвинуть для него ноги. Между моими ногами было не так уж много места, а это означало, что каждый раз, когда Ной исследовал этот шов, тыльные стороны его пальцев благословляли своим вниманием внутреннюю сторону другого моего бедра. Не то чтобы я жаловалась. Никаких жалоб. Ни на что. Хотя мне было интересно, хотел ли он, чтобы я превратилась в пар прямо здесь, в салоне его грузовика.
В конце концов, я не пошевелилась. Мне хотелось двигаться, извиваться и качаться на этих пальцах, но я оставалась на месте, даже когда от пронизывающего жара, у меня дрожали ноги. Я не смотрела на него, когда все началось. Уставилась прямо перед собой, молясь, чтобы эта рука поднялась на несколько дюймов выше. Еще немного. Чуть-чуть. Не нужно много. Просто немного выше.
Но если я раздвину ноги чуть шире…
Это была прекрасная идея, и она выполнила бы второстепенную задачу — объявить: «Да, я заинтересована во всем этом».
Возможно, это было слишком прямолинейно. Слишком дерзко. Проблема со мной — одна из них — заключалась в том, что у меня не было особой дерзости в спальне. Я не была исключительно откровенна. Не раскрывала фантазии. Секс был прекрасным, но я не требовала многого от своих партнеров. Я не говорила им, что мне нужно больше внимания после того, как они кончат, и не просила изменить ситуацию, если мне было не особенно комфортно.
Я так и не раздвинула ноги в приглашении.
Хотя очень хотелось. Я хотела сказать, ясно и бесстыдно, что мне нужно давление его прикосновений глубже, сильнее, выше. Я просто кипела здесь. Было так жарко, что я чувствовала, как секунды пульсируют между ног.
И тогда в игру вступил его большой палец.
До сих пор он неподвижно лежал на середине моего бедра, в то время
