несмотря на ненависть к брату, в академии они частенько проводили время вместе.
Филипп сделал паузу, глотнув из кружки. А потом взял дольку грейпфрута и медленно разжевал ее.
Я облизываю пересохшие губы и пытаюсь задать вопрос, но… мне сложно. Язык не поворачивается, и чувствую, как переживания захлестывают мою душу.
– Ты хочешь сказать, – начал Дариус, и я перевела на него взгляд. Он обращается к Филиппу, сверля его взглядом. – Что мать Авроры – королева Марго?
Филипп вначале прячет свои глаза, а потом подымает их на меня.
– Да, Аврора. Твоя мама – это свергнутая королева Марго.
– Нет, – вырывается у меня со свистом. – Этого не может быть…
– Может. Ты на нее похожа, даже слишком.
Я обхватила лицо руками и согнулась пополам.
– Я внебрачная дочь королевы? То есть, – сжимала ладони, стараясь не дать волю эмоциям, но это было сложно. Даже слишком для очередного дня, в котором на меня обрушивается суровая правда. – То есть я бастард?
– Это лишь теории и предположения, – тихо объясняет Филипп. Слышу, как Дариус встает со стула и куда-то отходит.
– А что, если это не так?
– Все может быть.
Я поднимаю взгляд на Филиппа. Тот сидит ровно, распрямив плечи. Его губы плотно сомкнуты, будто он готов разделить со мной эту боль, что пронзает сердце и душу.
– Твой отец не говорил, кто твоя мать. Он сказал, что ему нужно тебя уберечь от Бруно, который и не задумается, прежде чем убить тебя.
– И вы…
– В тот день Одрем пришел ко мне ночью, буквально за несколько часов до переворота. Хотя он и так уже начинался и во многих районах Эпоны творился хаос. Он постучался ко мне с маленьким кульком, в котором лежала ты…
Филипп старался говорить как можно тише, чтобы правда не так сильно резала мое сердце, но это было бесполезно. С каждым новым словом я чувствовала, как во мне что-то погибает. Как разрушается мой мир.
– Он рассказал, что ему нужно убежище и прикрытие, пока тот отнесет тебя в безопасное место. Тогда я подумал, что он просто спасал какую-то малышку, но… Он мельком сказал, что это его дочь и он обязан защитить тебя любой ценой. Мы двинулись к Адамсу Руди.
– Подождите, – останавливаю Филиппа. Поджимаю губы, набирая побольше воздуха в легкие. – Вы хотите сказать, что директор тоже знал, кто я?
– Да, – твердо подмечает Филипп. Он встает со стула и расхаживает из стороны в сторону. Что касается меня, то сил моих едва хватает, чтобы ровно дышать.
– Адамс Руди помог нам бежать. Точнее, помог твоему отцу замести следы, чтобы никто не пошел за ним по пятам…
– Но как? Почему он не рассказал мне об этом?
– По-видимому, боялся, что ты не сможешь это вынести. Или же у него другие причины. Твой отец – Одрем, взял с нас слово, что, если над тобой нависнет угроза, когда ты вернешься в королевство, мы защитим тебя…
– По крайней мере, это объясняет то, что Адамс Руди печется о тебе, – втискивается в разговор Дариус.
– В смысле?
– Адамс Руди закрывает глаза на то, чем ты занимаешься. Думаешь, могущественный директор академии Тоннер не доложил бы повыше, не будь ты так важна для него?
Я понимаю, что никогда не задумывалась об этом. Мне всегда казалось, что Адамс Руди лишь сочувствует мне, потому что я единственная, у кого нет родителей.
– Почему ты считаешь Адамса могущественным? – Обратилась к вампиру, который остановился посередине комнаты.
– Его сила огромна, – поясняет Филипп. – Одрем и Адамс даже сражались на одном турнире в студенческие годы. И Адамс победил Одрема, хотя твой отец считался одним из сильнейших магов цикла Великого времени.
– Но ведь…. существует много сильных магов!
– Могущественный маг не тот, кто умеет драться, а тот, кто в гармонии со своей стихией. Скажи мне, Аврора, – Филлипп подходит и опирается на спинку своего стула, – какой у тебя образ внутри? Ты успела хотя бы раз увидеть свою стихию?
– Да, – твердо заявляю и смотрю в глаза мужчине. – Образ моей стихии – электрическая лиса.
Мужчина замолкает. Его губы искривляются в довольной улыбке, а глаза начинают светиться ярче. Дариус подходит ко мне и встает позади, будто бы хочет от чего-то защитить.
– Такой же образ у Адамса и Одрема. Молниеносная лисица – очень редкий, но самый могущественный образ стихии. Маги, родившиеся под этим знаком, призваны божествами мира Йертсен творить великие дела.
– Я не верю вам, – изрекаю грубо, понимая, насколько это абсурдно звучит сейчас. – Я не могу быть дочерью свергнутой королевы. Меня бы просто уничтожили за такой большой промежуток времени!
– На тебе такая же древняя метка, она, как этот купол, что защищает нас от посторонних ушей.
Филипп указал пальцем вверх, будто бы дорисовывая этот невидимый купол.
– Я могу на нее взглянуть?
Мы с вампиром переглянулись. Тот незаметно кивнул мне в ответ, и я протянула руку мужчине. Тот аккуратно задрал рукав и увидел метку, замотанную бинтом.
– Я развяжу?
– Да, конечно, – подчинилась ему я. Добравшись до метки, он увидел, как она ярко светится.
– Она скоро лопнет, – заявляет тот, проводя по контурам пальцами, не касаясь кожи. – И ты должна быть готова.
– К чему?
– К тому, что за тобой последует Бруно.
– Но ведь я числюсь мертвой, – заявляю ему, вырывая руку. – В справке из архива…
– Зачем ты ее запрашивала?
Филипп повышает голос. На его лице проглядывают страх и обеспокоенность.
– Я не запрашивала ее сама… Мне принесла моя подруга, а ее брат работает именно там.
– Это была очень плохая идея, – резко отзывается тот и начинает расхаживать по комнате.
– Но почему?
– Потому что птицы щебечут быстрее, чем ты осознаешь всю катастрофу. Теперь и ты, и твоя подруга, возможно, в беде.
– Я и так в беде, – вторю ему, сложив руки на груди. Дариус опускает ладони на мои плечи, слегка их сдавливая. Понимаю, что он старается меня успокоить, дабы я не злилась и вела себя спокойней. Но я не могу или не хочу…
– Что ты имеешь в виду?
– Хол Гибби – профессор по боевой магии, общается с Лилит, королевским некромантом, – говорю ему как можно спокойней. – И на недавнем балу я подслушала их разговор… Там шла речь обо мне и моих клинках…
– Значит, под тебя уже роют, – отозвался Филипп, нервно потирая ладони. – Это очень плохо…
– Если бы мне хоть кто-то заранее это рассказал, не было ничего! Почему все молчат? Даже клинки!
– Подожди, – останавливает меня Филипп. – Твои клинки говорят с тобой?
– Да, чаще всего мысленно, но с
