Элиффин плавно приземлился на землю и поспешил к пришедшим в себя воинам Бартфорта. Отдышавшиеся приговоренные теперь весело общались, не сдерживая нахлынувших эмоций. Едва заметив приближение волшебника, они низко поклонились до самой земли спасшему их жизнь магу.
-Простите друзья, я не мог этого предвидеть, - горько промолвил Элиффин, представляя, что пришлось пережить несчастным на зеленом закате.
-Такова была наша судьба, которую мы, однако, благодарим за снизошедшее спасение, - ответил Дорф, не скрывая своего глубокого почтения. Элиффин был и сам рад тому, что успел прийти на помощь и предотвратить расправу над ни в чем неповинными людьми. Властный юноша протянул руку Дорфу, которую тот крепко пожал, но в глазах воина волшебник уловил легкую опаску, которая неприятно его обожгла.
-Зря это я, перепугал даже друзей, силоны действительно портят меня, надо быть скромнее и дружелюбнее, - мысленно укорил себя Элиффин.
Тем временем зеленый солнечный диск окончательно скрылся за хребтом Серых гор. На смену вечерним сумеркам пришла темная ночь. Альбигундцы, освобожденные от ига и тирании готовились торжественно отпраздновать судьбоносное событие. Всего через час голодные и уставшие гламарины, пропущенные в город, восседали вместе с местными жителями и беженцами из Бартфорта за длинным столом. Молчаливого и грустного Рама аккуратно принесли и посадили на стул двое молодых и крепких воинов Ансапиена. Юный лучник, не поднимая глаз, избегал взглядов и распросов окружающих, не ел, не пил и не слушал.
Гляжу в ночную мглу окна,
Но вижу солнце у порога,
Но нет, уже ушла она,
И боль, и грусть,
моя тревога.
Окно таверны
В честь великого праздника свободы альбигундцы и воины Бартфорта закатили новое пышное празднование. Грустили лишь гламарины, многие из которых потеряли этим утром родных и близких. Элиффину, не высыпавшемуся уже невесть сколько, хотелось больше всего задремать, хоть на короткое время. Наконец, не в силах бороться с самим собой, он отправился в приготовленные покои, где, едва упав на кровать, предался глубокому сну.
Тем временем торжество и не думало затихать. Пировавшие разместились в тавернах и на прилегавших к ним улицах за тяжелыми дубовыми столами, ломившимися от всевозможных яств. Отведавшие рома альбигундцы пустились в пляс, беженцы из Бартфорта последовали их примеру. За длинным столом, украшенным яркой скатертью остался лишь один человек, по-прежнему скованный обрушившейся на него мраморной колонной. Его переломанные ноги бессильно ниспадали вниз от самых бедер и хоть не кровили, не могли исполнить волю своего хозяина и дрогнуть хоть одним-единственным мускулом. Народ в таверне быстро менялся: многие выбегали на улицу, желая подышать свежим ночным воздухом, другие, напротив, возвращались в помещение, дабы отведать рома и передохнуть, сидя за дубовым столом, быстро заполняемым усердиями служащих новыми яствами.
Рам без труда узнал силуэт одной из вошедших. Ее сопровождал статный кавалер. Девушка медленно подошла и присела за противоположный край стола. Вместе с ней изволил сесть и высокий мужчина лет тридцати, не отпускавший все это время ее тоненькую руку, оправленную в красивое золотое ожерелье. В ярких отблесках факелов она тотчас же узнала сидевшего точно напротив Рама.
Всю дорогу он избегал ее, но теперь столкнулся лицом к лицу. Столь милые ему черты, едва приметив Рама, изобразили неприязнь и раздражение. В ответ он лишь стыдливо опустил глаза. За что могла прекрасная девица возненавидеть искренне влюбленного юношу? За те плетенные из полевых цветков венки, за тот первый робкий поцелуй в цветущем весеннем саду на рассвете или, быть может, за его вечно пустой карман, не способный творить любимой дорогие подарки, подобные тому золотому браслету, что ныне украшал ее левую руку. Нет, порой, суть женских сердец закрыта от постороннего взора и не ясна даже мудрейшим из мудрых.
Но влюбленный не смел поднять глаза, он лишь смиренно стыдился строгого и неизвестно почему раздраженного взгляда. Тем не менее, знавший его лично супруг Фартиды, Орглонд, почтенно поклонился и протянул руку тому, кто вел колонну беженцев от самого Бартфорта до высоких и неприступных стен Альбигунда. Больше всего на свете Рам желал бы встать и пожать ее, но не был в силах это сделать. Усилием воли он каким-то чудом приподнялся, но тут же рухнул на стол в один из салатов, больно ударившись подбородком. На миг таверна замерла. Двое гламаринов, приглядывавших за ним по приказу Элиффина, поспешили помочь ему сесть обратно на стул.
-Извини, я не могу тебе пожать руку, сам видишь, что со мной, - тихо проговорил Рам.
-Нет, это я прошу прощения, - ответил Орглонд и, подойдя к юноше поближе, крепко пожал руку тому, кто смело вел отступавших из Бартфорта, после чего вернулся к своей супруге.
-Дорогой, зачем вот тебе это, утруждать себя этим оборванцем? За калекой, я вижу, смотрят и так неплохо, - прошептала Фартида на ухо своему супругу. Рам все расслышал до последнего слова. Его потухший взгляд обратился в открытое окно. В желтых отблесках свечей и факелов тихо, без единого вздоха, скатывалась по правой щеке сухая слеза, невольно выпавшая из влажного глаза, по-прежнему полного слепой и преданной любви.
-Зачем ты так? - прошептал в ответ жене Орглонд, - он спас всех нас, за это и пострадал, к тому же я знаю, что ты любила его прежде. Да, он несчастен, поэтому не заслужил слышать такое, подойди к нему и попроси прощения, ибо он слышал все до последнего слова.
-Не буду, я не знаю его! - сопротивлялась Фартида.
-Если я лишусь, подобно этому юнцу обеих ног, ты тоже скажешь и обо мне, что ж, мне стыдно, очень стыдно...
-Нет, я тебя не брошу, ведь я тебя люблю, - поскорее сгладила вину Фартида, - если ты хочешь, я извинюсь...
-Да, я хочу.
Фартида медленно подошла к Раму. Он же неотрывно смотрел в окно, силясь сдержать новую слезу, которая должна была вот-вот скатиться вниз из набухшего глаза. Сама девушка, приходившаяся молодому лучнику сверстницей, была воистину прекрасной: роскошные светлые кудри ниспадали на хрупкие плечи, идеально правильные черты лица, глубокие, хоть и не выразительные серые глаза. Драгоценное колье украшало прорезь декольте бального платья, должно быть, спасенного из Бартфорта, и ныне надетого по случаю праздника.
-Привет, - обратилась она к Раму, уже мечтая поскорее закончить формальный разговор.
Неуклюжая слеза скатилась по щеке повернувшегося от окна Рама. Влюбленный юноша с новым вожделенным любопытством вгляделся в знакомые черты: она была также великолепна, как раньше, а золото еще больше подчеркивало холодную и ныне чуждую ему красоту. Он собирался вновь отвернуться, не промолвив ни единого слова, но вместо этого также спокойно ответил, стараясь избежать дрожания в голосе:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
