Гуляев поблагодарил и сел. Панфилов вдруг буркнул что-то и вышел. Верка строго посмотрела ему вслед:
— Международное положение острое, бандюки со всех сторон лезут, а ты, Нюра, работница и должна быть вместе со своим классом. Так что в восемь утра у завода.
— Ладно, — сказала Нюрка улыбаясь, — приду. Чего ж вам до нас трэба? — спросила она, поворачиваясь к Гуляеву.
Верка встала и прошла в кухню.
— Вода-то у тебя тут? — спросила она из-за занавески.
— В сенцах, — ответила Нюрка, глядя на Гуляева.
По выражению Нюркиного лица видно было, что она считает Гуляева очередным претендентом на ее симпатии и уже решила, как ей отвечать на его хитрые начальнические приставания.
Верка ворочала чем-то железным в сенях.
— Нюра, — сказал Гуляев, глядя в черные лукаво-насмешливые глаза, скажите, кто вам дал сахар?
Секунду Нюрка сидела неподвижно, и только лицо ее, как платок в руках фокусника, непрестанно менялось.
— Який такий сахар? — спросила она, вся вдруг словно закаменев. — Та вы кто будете, товарищ хороший?
— Я следователь милиции, — сказал Гуляев и показал ей удостоверение, — и я вас, Нюра, прошу ответить мне без всяких уверток, потому что в этом случае вы не понесете никакой ответственности, — откуда вы добыли сахар!
Нюрка что-то прикидывала и соображала.
— Не знаю никакого сахара, — сказала она и встала, — не знаю и говорить ни о чем таком не желаю.
— Сядьте! — повысил голос Гуляев. — И не подходите к окну.
Она покорно села и отвернулась от него. Теперь Гуляев знал, что с сахаром действительно не все чисто. В ней чувствовалось такое внутреннее напряжение, что надо было только точно поставить вопрос — и она выдаст себя.
— Сколько у вас его? — спросил он, немного помолчав.
— Кого? — тоже помолчав, переспросила Нюрка. Гуляев внимательно следил за ней.
Она уже давно должна была закричать, разыграть гнев, истерику, а она вела себя спокойно. Что за этим? Опыт? Растерянность? Растерянной она не казалась, хотя все произошло неожиданно.
— Где сахар? — спросил он резко.
— Та який сахар? — закричала она, вскочив. — Ты чего прицепился? Нема у меня сахара никакого, вот и весь сказ!
Он встал и шагнул к ней. Теперь они стояли лицом к лицу. Он почти вплотную приблизил к ее лицу свое.
— Если ты мне сейчас не ответишь, мы устроим обыск, — отчетливо сказал он, — и тогда посмотрим, как ты заговоришь!
Она дернула головой, прикрыла глаза, отстраняясь от его взгляда.
— Якое такое право, — пробормотала она, — у нас обыскивать? Шо я шпана?
— Кто тебе дал сахар? — он повернул к ней лицо. — Кто дал сахар?
— Господи! — охнула Нюрка. — Та невиноватая я!
— Кто?
Она резко рванулась и отскочила.
— Ты хто такой? — закричала она с гневом. — А ну геть з хаты!
Он снова шагнул к ней.
— Не пидходь! — она схватила со стола лампу и подняла ее над собой.
Он подошел, она смотрела расширенными, сумасшедшими глазами. Он поймал ее руку, выхватил лампу и поставил на стол.
— Кто? Фитиль? — в последний раз спросил он. Она вся съежилась и смотрела на него в каком-то суеверном ужасе. — Он принес сахар?
Женщина молчала.
В сенях снова что-то загромыхало. Хлопнула дверь. Он отошел, чтобы видеть хозяйку и вошедшего одновременно. У порога стояла Верка, вытирая сапоги.
— Мануфактуры-то у тебя сколько! — гневно закричала она. — Всю, что ли, к тебе завезли?
И Нюрка, внезапно сев на лавку, вдруг ответила почти шепотом:
— Усю!
Гуляев, попросив Верку посмотреть за Власенко, вышел в сени. При тусклом свете свечи он обнаружил на подлавке огромные тюки материи. Не хотели в погреб или подвал спрятать — качество берегли. Подлавка была подновлена и подперта крепкими столбами. Он осмотрел сени повнимательнее. Кроме старого самовара, ржавой трубы и детских салазок, ничего больше не обнаружилось. Он вышел во двор и сразу наткнулся на чью-то темную фигуру.
— Кто? — спросил он, сжимая рукоять нагана.
— Панфилов, — ответила фигура молодым баском. — Сторожу вот.
— Сторожить тут пока не надо, иди со мной, — позвал Гуляев. Чувство близкого открытия не оставляло его. Он дошел до клуни, снова зажег и высоко поднял свечу. Темные холмы картошки громоздились до самых стен.
— Покопай-ка тут, Иван, — приказал он, — может, под картошкой что спрятано?
Иван снял винтовку, стал прикладом разгребать и прощупывать клуню.
Собственно, улик было достаточно. Нюрка безусловно была связана с грабителями. Может быть, даже сама участвовала в ограблении склада. Главное сейчас — узнать сообщников.
— Мешок! — сказал Панфилов, копошившийся в углу, и наклонился. Потом, с кряхтеньем присев, вывернулся и подтащил к выходу грязный мешок. Гуляев поднес свечу. Панфилов развязал тесемку. В глаза ударили своей слепящей белизной крупные, выставившие неправильные грани куски сахара.
— Понял? — спросил Гуляев.
— Понял! — Иван встал. — Сука! А я-то к ней, как к своей. — Он вскинул на плечо винтовку и выскочил из клуни.
Настоящий обыск надо провести завтра. Сейчас важнее всего имена и место пребывания грабителей. Гуляев закрыл клуню и прошел через двор к сеням. Еще не открыв дверь в горницу, он услышал голоса. Голоса эти накалялись.
— Спасибо, спасибо, сусид! — говорил низкий подрагивающий от злости голос Нюрки. — Услужил мне! Привел разбойников!
— Помолчала бы! — с не меньшей яростью вился голос Панфилова. — Люди голодают, жрать неча во всем городе, а ты, гада, одна все под себя подгребла!
Верка только повторяла, как заученный припев к хоровой песне:
— А я-то, дуреха, верила. Я-то говорила: «Наша баба, работница. Мозоли у нее на руках, сынок у нее растет!»
«Сын», — вспомнил Гуляев.
— Где ваш сын?
— На улице с ребятами играет, — ответила Нюрка и вдруг вскинула голову: — А на что вам мой сын, невиноватый он!
В наружную дверь стукнули три раза. Нюрка вскочила.
— Сидеть! — шепнул Гуляев, вырывая из кармана наган. — Вера, сними кожанку и открой. Иван, следи за ней! — он кивнул на Нюрку.
Верка, сбросив кожанку, вышла в сени. Иван подошел и почти уперся дулом винтовки в грудь Нюрки. Та отпрянула к самой стене. Гуляев встал так, чтобы дверь, открываясь, прикрыла его. Из своего угла он показал Нюрке наган и погрозил пальцем. Жестом он заставил Ивана спрятаться на кухне. В сенях беседовали вполголоса.
— Пройдите, сами ей скажите, — услышали они голос Верки, и в сенях послышались шаги. Открылась дверь. На пороге стоял человек в пальто и мокрой фуражке. Человек был низкорослый, крепкий, руки держал в карманах.
— Нюр? — спросил он негромко. — Што? А? Хапеж какой?
Гуляев, взглянув из-за его плеча, увидел расширенные, неподвижные глаза Нюрки и понял, что глаза эти выдают их.
