Он ревел и плакал, кричал и завывал, но я не двигался с места, прижимая его к полу.
— Ты поклялся! – визжал он, занимаясь пламенем. – Ты дал слово офицера!
— Так я и не офицер больше! – завопил я, заглядывая в его безумные глаза, лишь крепче прижимая бьющее в конвульсиях тело к полу. – Я – мормилай! Мормилай! Мормила-а-а-ай!
Прошло минут пять, а может и меньше. Тело вампира в конце концов вспыхнуло, словно слог сена, и я отдёрнул руки не в силах терпеть жар. Он больше не кричал, вскоре превратившись в кучку пепла на каменных плитах. Я долго смотрел на то, что осталось от вампира, чувствуя опустошение, пребывая во всепоглощающей апатии. Что делать дальше, куда идти? Я ничего не понимал.
«Агата… — наконец, подсказал, снедаемый отвращением разум. – Я обещал… Мы уедем…».
Попетляв по многочисленным залам и переходам, я вышел из замка. Кареты не было. Только теперь, я понял, что упустил.
«Был же ещё извозчик! Черт меня подери… Ладно… С этим уже ничего не поделать».
Я побрёл по дороге, благо она была лишь в одну сторону. Ориентиром для меня стала узкая колея от колёс экипажа. До Крампора пришлось идти очень долго, и когда мне уже начало казаться, что заблудился, появились первые постройки пригорода. Встречающиеся люди, косились на меня со страхом. Шутка ли, мимо них шёл бледный, как смерть человек. Взгляд способен гвозди загибать, сам в грязи, саже, крови. В душе клокотала буря эмоций, но не было в них утешения и радости.
«Я победил его, но ничего не получил взамен. Спасение? Разве это спасение? Я получеловек, полумертвец. А ещё я некромант… пусть и не раскрывшийся во всей красе… Мда… Вот уж не знаешь, что найдёшь… Куда укажет путь шальной звезды по имени месть».
Дойдя до особняка Веленских, я немного успокоился. Уже смеркалось, и на улицах зажигались масляные фонари. Мысли начинали приходить в порядок. Толкнув калитку, я ступил во двор и замер. Сжимая в руках верный меч, на камнях лежал Милош. Застывшие и остеклевшие глаза устремились в небеса. У него был распорот живот, а внутренности выпотрошены наружу. Я бросился к двери в дом. Ещё тело. Сепп. Отрублена голова. Я медленно побрёл во флигель слуг, не чувствуя ни ног, ни рук. Мартин. Роберт. Убит в своей комнате Каспер. Майя лежит лицом вниз в луже крови. Я застыл у двери в комнату Агаты. Дверь открыта, но не было сил, сделать шаг и заглянуть туда.
«Возьми мой амулет, — сказал я ей, уходя в то злополучное утро. – Сбереги его. Спрячь!».
Я не знаю, сколько стоял так. Наконец, сделал шаг. Ещё один. И ещё. Агата сидела на постели, глядя перед собой.
«Жива! – вскричало сердце. – Агата!».
Я бросился к ней, падая на колени. Обхватил её ладони, принялся целовать. Агата глядела на меня, словно не узнавая. Затем медленно подняла руку, сбрасывая с плеча рукав платья. На груди была рана, судя по виду очень глубокая, нанесённая кинжалом.
«Почему нет крови? Что с тобой?».
И тут я услышал её голос… в собственной голове.
«Они забрали твой амулет. И сделали ещё один… мой».
«Агата, любимая! Кто это был?».
«Какая разница?».
«Разница есть! Я отомщу!».
«Мне нет дела до твоей новой мести, Алёша».
«Агата, любимая, мне так жаль! Я не знаю, что… как… я спасу тебя».
«Да. Ты спасёшь меня».
Её руки потянулись ко мне за пазуху, доставая пистолет.
«Убей меня».
«Агата, что ты такое говоришь».
«Алёша, я ждала тебя… Я так тебя ждала… Даже после того, как они это сделали… Но я не выдержу и минуты больше. Я не хочу так. Я не стану. Я не могу быть этим!».
Я обхватил её за плечи и зарыдал. Не было слёз, лишь крик, полный боли и отчаяния вопль, пронзающий звенящую тишину.
«Алёша, ты меня любишь?».
«Люблю».
«Умоляю тебя, выстрели, прямо сейчас».
«Скажи, кто это сделал?».
«Не скажу. Это надо остановить. Хватит смертей. Давай просто уйдём».
Она прижала дуло пистолета под нижнюю челюсть, и взяла меня за руку.
«Прощай, Алёша».
— Прощай, — прошептал я, оттянул курок и выстрелил.
За спиной раздался шорох. Я услышал чьи-то шаги. Опережая мысль, моё тело бросилось в погоню. Анна застыла на пороге, как вкопанная, увидев меня.
«Точно, я же дал тебе выходной».
— Господин… — прошептала она.
— Аннушка… — проговорил я. – Ты уволена.
Она дрожала, не в силах говорить.
— В спальне Сабины сундук, он не заперт. Иди и возьми столько, сколько тебе надо на жизнь, а потом уходи прочь. Бегом!
Она скользнула мимо меня, а потом застыла, обернулась и рыдая бросилась ко мне в ноги:
— Это Хшанские! Мне сказал жених! Он сказал, что слышал, будто они придут убивать вас! Я хотела сказать! Клянусь! Я хотела! Но он не дал мне… Не пустил!
Она целовала мне сапоги и молила о снисхождении. Но я уже не видел и не слышал её голоса.
— Умоляю, уйди, — процедил я сквозь зубы, трясясь, словно сумасшедший.
Не ярость, не злоба, а само первородное зло проникло ко мне в кровь, заполняя тело и разум. Ушла Анна, вечер сменила ночь, а следом пришёл день.
Я стоял во дворе, глядя на проклятый особняк. На моих глазах его уничтожал огонь пожара. Лопались стёкла, обрушивались перекрытия. Пламя пожирало и переваривало дом, казалось, стирая саму его историю. Грянул взрыв. Это в оружейной огонь достиг пороха. На мои плечи медленно оседал пепел, так похожий на первый снег.
«Смотри, снег выпал», — проговорила Агата в моей памяти.
— Это не снег, — прошептал я и зашагал прочь.
