Впрочем, времени, даже для такой приятной метафизической грустинки, у меня не так уж и много – я не могу не использовать уникальную возможность попасть на занятие к Мастеру. Посему, приняв ванну с цветочными лепестками, переодевшись в легкое платье, спускаюсь в сад, где жена Мастера Гринча уже заставила плетеный столик какими-то офигительно ароматными яствами.
За время пребывания в Иллионе я привыкла и восприняла как данность, что мясо его жители не употребляют ни в каком виде, поэтому на столе присутствуют фрукты, небольшие воздушные коричневатые хлебцы, а главным блюдом выступают тушеные овощи. Разбираться с названиями угощений мне не хочется, да и непосвященной хозяйке было бы странно слышать вопросы типа «Как называется вот этот красный в желтую полосочку шестиугольный фрукт?», посему я просто наслаждаюсь невероятной вкусноты обедом.
После, меня торжественно усаживаю за один из мольбертов перед самой кафедрой и предлагают порисовать. И кем бы я была, если бы отказалась?..
Кроме меня на занятии у Мастера присутствует около десяти молодых людей и девушек, даже одна малышка, лет семи, коя с самым серьезным видом рассматривает мою персону с ног до головы. У них у всех настолько одухотворенные лица – куда там Марии Магдалене!
– Сегодня мы рисуем РАДОСТЬ, – к моему глубочайшему изумлению произносит Мастер, садится за мольберт и начинает творить.
Я-то, простая сельская девушка, думала, что мы будем рисовать что-нибудь с натуры; на худой конец, пейзаж за окном. А тут… Несколько часов искусства, приправленного шелестящей тишиной кистей и бумаги – просто райское наслаждение (куда там тому «Баунти», прости господи!).
Не скажу, что мне легко дается это задание, но в целом, я довольна.
Когда работа окончена, ученики разворачиваются к Мастеру Гринчу и комментируют свои рисунки. Отмечаю про себя, что в мастерской принято хвалить друг друга за отдельные моменты и рисунок в целом и указывать на неточности и никого духа соперничества.
На мой не слишком профессиональный глаз, все рисунки учеников, можно смело отправлять на выставку в Лувр какой-нибудь. Они просто идеальны, но когда я вижу рисунок Мастера… честное слово, я испытываю настоящий шок! Невозможно предать простыми человеческими словами то, какой он красочный и эмоционально насыщенный: наверное, если бы радость была чем-то на что можно смотреть или до чего можно дотронуться, она бы выглядела именно так и никак иначе. Понимаю, что мне после Высшей Художественной школы института культуры еще есть чему учиться. И я собираюсь незамедлительно начать это делать, как только буду уверена, что не проснусь однажды утром в своем мире, напрочь забыв о своем волшебном сне. Чем дольше я нахожусь на Иллионе, тем больше страшусь этого, и ничего не могу с собой поделать, к сожалению.
Дабы не думать всяких грустностях, даю себе обещание вернутся в Алвей и научить Мастера пользоваться фотоаппаратом, а также печатать фотографии. Возможно, мне даже удастся объяснить ему устройство этой машинки или найти способ привезти ему такую же. А еще лучше – научить его самого делать фотоаппараты, ведь это достаточно простой механизм. Вдруг ему понравиться?
Размечталась так, что чуть не забыла поблагодарить Мастера Гринча за науку. Он, лукаво улыбаясь, интересуется, о чем я так задумалась. Ну я и выкладываю ему последовательно все свои скрытые и тайные мысли.
– Ты правильно решила. Если такие машинки возможно собрать, то это могло бы меня избавить от необходимости рисовать портреты деток, которые растут быстрее, чем я успеваю их закончить, – смеется он.
– Да действительно, – соглашаюсь я. – В моем… то есть, на моей родине, они именно для этого и изобретались, а позже фотография стала таким же искусством, как и живопись.
– Вот и отлично, – заключает Мастер. – Во всяком случае, тебе будет, чем заняться на досуге, после того, как найдешь свою Дверь.
– Спасибо вам, – зевнув, благодарю старика. – Мне так понравилось на вашем занятии, и в вашем городе. Говорю это на случай, если уеду рано утром и не успею вас поблагодарить.
– Не за что, девочка. Буду ждать твоего возвращения с большим нетерпением. И фотографий кстати тоже.
– Особенно фотографий, – улыбаюсь.
– Не без этого, конечно, но ты и сама по себе – очень приятная барышня.
В эту ночь, засыпаю как миленькая: положительные эмоции – лучше снотворного.
23
Звонок мобильного сродни грому звучащему солнечным безоблачным утром.
– Солнышко, пора вставать, а то без тебя утро не наступит, – слышу я в трубке.
– Наступит, наступит, даже не сомневайся! – выпаливаю, не особо задумываясь. Что-то – не так в окружающей меня обстановке, но понять, что именно пока не нахожу в себе способности.
– Ладно, тогда не буду тебе мешать… – Абонент на том конце провода на полном серьезе тяжело вздыхает, старясь скрыть не слишком радостное настроение притворно-шутливым тоном.
– Подожди, Дима, я уже встаю, – прошу его. Ощущение дежавю явственно колышется в воздухе, но я стараюсь не обращать внимания ни на него, ни на свое поганое настроение. – Какие у нас планы на сегодня?
– Да так, ничего особенного. Выпить кофе, посмотреть одну дверку, покупаться в море, пообедать… – вяло ответствует он. – Продолжать?
– Да нет, я поняла. – Где-то я все это уже слышала… – Я буду готова минут через двадцать. Продержишься без кофе?
– Я очень-очень постараюсь дотерпеть. Зайду за тобой в десять, о'кеу?
– Океюшки.
Прощаюсь с Димой и задумчиво плетусь в душ.
Времени после шильно-мыльных процедур остается целый вагон, поэтому я вытаскиваю из сумочки тоненькую сигарету R1 и мощусь на подоконник. Курю я очень-очень редко, но успокоительные белые палочки все равно везде таскаю с собой – мало ли что, где и когда. Что-то из области того, как говорила моя бабушка: «Даже идя в уборную нужно красить губы, ибо неизвестно где встретишь свое счастье!»
Из высокого гостиничного окна, выходящего прямо Дерибасовскую, доносятся звуки синтетической музыки, фальшивые голоса любителей караоке, рукоплескания толпы миму на ходулях.
В другое время я бы радовалась, глядя на душную шумную улицу, сидя в прохладном гостиничном номере, но сейчас у меня то и дело возникает ощущение неправильности, нереальности происходящего. Вялая непродолжительная попытка провести сеанс самопсихоанализа, так и не выявила причин для такого странного настроения. Да и не успела бы – в номер стучит Дима.
– Не заперто, – откликаюсь задумчиво.
Отмечаю, что попутчик мой тоже выглядит как-то нерадостно. Ага, не одна я такая!
– Пошли-ка кофе пить, – предлагает он, не вдаваясь в сантименты, всеми силами стараясь улыбнуться. Однако его лицевые мышцы, видимо, объявили бойкот своему хозяину. Посему он устало машет рукой и бросает это неблагодарное занятие – выдавливание из себя улыбки.
Оно и правильно – если настроения нет, чего лишний раз напрягаться…
Спрыгиваю с подоконника, надеваю легкие сандалии, хватаю шляпу в руки и выхожу вслед за Димой из номера.
Позже, сидя за столиком уличного кафе, мы оба вяло ковыряем ложками в кофейных чашках, стараясь не смотреть друг на друга. Почему – бог его знает! Все сегодня как-то ненормально с утра. В конце концов, потеряв надежду нормально позавтракать – аппетита-то нет! – Дима предлагает проехаться в город, мы садимся в маршрутное такси, которое направляется прямехонько на улицу, указанную в электронном письме.
Доехав, мы находим дом номер 4, поднимаемся на третий этаж. Нам открывает смазливая длинноногая барышня в пестром шелковом халате. Зачем мы пришли, она понимает не сразу, а, уразумев суть проблемы, зовет супруга:
– Коля!
Из глубины квартиры выползает здоровенный кавказец с золотой цепью толщиной в палец на волосатой груди. На наши, не слишком складные объяснения о поисках двери лилового цвета, он отвечает одним возгласом-движением:
– Так поехали, чего ж мы ждем?
Находясь в одних пестрых шортах, майке и вьетнамках, хозяин хватает ключи и срывается вниз по лестнице, затем приглашает нас проехаться в своем джипе и везет на другой конец города в частный сектор.
– Вот, – указывает Николай рукой на небольшую постройку в глубине сада, входная дверь которой сильно смахивает на ту, которую мы ищем.
Спрашиваем разрешения, подходим ближе. Металлическая дверь действительно выкрашена в лиловый цвет, а на ее торце два сплетающихся в танце павлина с расправленными веером хвостами.
– Надо попробовать войти в нее, – незаметно шепчет Дима.
– Можно?.. – робко спрашиваю Николая, взявшись за круглую резную ручку двери, на что он благодушно отвечает:
– Дверь закрыта на ключ… Я вас, пожалуй, оставлю: посмотрите, пощупайте, можете сфотографировать, если нужно. А я пойду с теткой поздороваюсь, если она проснулась, конечно. Да, и, кстати – она не продается!
– Мы же не покупать ее собрались, – недоуменно пожимает плечами Дима и берет меня за руку, – ну, что, идем?
