Неожиданно он поскользнулся, чуть не упал. Прямо перед ним встал уродливый острый высокий камень.
Но в то же мгновение чья-то сильная рука обхватила его, остановила, не дав упасть и удариться о камень. Неожиданный спаситель помог Корсу Канту выпрямиться. Юноша стоял, покачиваясь, все еще не вполне придя в себя после жуткой сцены в покоях Ланселота.
— Ты чуть было не сбил меня с ног, пьяный дурень с бараньими мозгами, — проворчал король Лири — и оскалился, показав зубы.
— Государь, — промямлил бард и неуклюже, но все же учтиво склонил голову. Все-таки этому эйрскому грубияну не следовало потешаться над бедами Корса Канта, хоть он и был королем Изумрудного острова.
— Шляешься пьяный по ночам невесть где. Чуть башку не раскроил ведь. Я тебе жизнь спас. Теперь можешь что-нибудь сочинить про это. Какие-нибудь вирши.
— Вирши?
Выговор Лири смутил Корса Канта.
— Ну, вирши.., песню. Ты ведь это можешь?
— Благодарю, всенепременно, — отозвался Корс Кант со всем достоинством, на какое только был способен.
Юноша смущенно смотрел на монарха. Лири был не слишком высокого роста и не очень грузен. Он не обладал ни спокойной властностью Артуса, ни царственной осанкой Меровия. Он не был и великим воином вроде Ланселота, не мог похвастаться необычайной ученостью Мирддина и предприимчивостью Кея (поговаривали, будто Лири, будучи верховным друидом Эйра, распорядился отмечать приход весны принесением в жертву беременных быков и петушиных яиц, и не желал отступать от этой традиции даже теперь, когда религия, привнесенная Патриком, распространилась по острову).
И все же что-то было в этом седом, как лунь, старике со злорадной всезнающей ухмылкой, что-то такое, что заставило Корса Канта остаться и все выложить ему.
— Я.., я видел ее.
— Ее? Ты о ком?
— О ней. Я видел ее, Анлодду, мою.., некогда мою возлюбленную.
— Твою кого, парень?
Бард раздраженно хлопнул в ладоши.
— Ну, как ты не понимаешь! Ты ведь был когда-то молод! Мою.., суженую.
Корс Кант почувствовал, как по щекам его бегут слезы. «Господи, прошу тебя, пусть он не увидит моей слабости!» — Иисусе, мальчик! Так ты почитал ее суженой только до той поры, как увидал? Что тебя напугало? Ее огненные патлы?
— Да нет же, стар.., то есть.., государь! Я хотел сказать, что увидел ее с Лан… Лан… — Бард умолк, сжал кулаки и прижал к вискам.
Лири увел Корса Канта подальше от входа во дворец и усадил на холодную каменную скамью со спинкой в форме треугольника. Ближе к вершине треугольника в камне был вырезан глаз. Король Эйра уселся рядом с бардом.
— Ну, юноша, поведай мне свои печали. Расскажи мне, что стряслось.
Бард открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что ничего не случилось, но вместо этого слова потоком сорвались с его губ. Корс Кант рассказал королю все-все об Анлодде, начиная с того дня, когда они вдвоем отправились на прогулку верхом и побывали в чудесной пещере, до того мгновения, как он застал принцессу в покоях Ланселота.
Холодный камень скамьи леденил ноги Корса Канта. Он наклонился, протер глаза. Ему так хотелось избавиться от видения обнаженной Анлодды на ложе с Ланселотом.
— Что же мне делать? — спросил он короля. — Я потерял ее. Она не…
— Больше не принцесса?
— Нет… Я хотел сказать, что она больше не…
— Больше не воительница?
— Да нет! Не прерывай меня, прошу! Она не…
— Она больше не Анлодда?
Корс Кант простонал, но сдержал ругательство. Оскорблять короля Эйра не следовало ни в коем случае.
— Но помилуй, ты ведь как раз это пытаешься мне втолковать! У тебя выходит, что раз твоя милашка Анлодда, пусть и не слишком охотно, позволила герою Камланна обладать ею, она уже больше не твоя суженая, не та, кого ты обожал, не та, кого ты полюбил.
Корс Кант дрожал, ему было холодно, как самой лютой зимой, а ведь и до конца осени еще далеко.
— Она — та, кто она есть, — пробормотал он. — Она сказала мне об этом давным-давно. Надо было послушать ее.
— А может, ты и послушал, как знать? Бард уныло усмехнулся.
— Тогда спрашивается — кто я такой?
— А разве ты не всегда задаешь себе этот вопрос?
— Я мог бы ответить: я — тот, кто я есть.
— Ну, а я тогда вопрошу: кто такой — ты, и мы вернемся к началу.
Корс Кант наклонился вперед, уставился на землю, ища хоть какие-нибудь признаки жизни. Но нет, трава умерла. У его ног свернулись жухлые коричневые стебельки. Даже муравьи, и те уползли поглубже под землю — так было холодно.
— Я теперь не знаю, как верить ей. Она сказала, что она — принцесса, дочь принца Горманта, изменника! Но Кей сказал, что Гормант отрекся от нее. Как же я могу верить всему, что она говорит или делает, если не верю даже тому, кто она такая?
Лири хмыкнул, — Ну нет, она принцесса, это точно. Она высокого рода, ты уж мне поверь. Повыше, чем принц Гормант. Знаешь, бывает, при дворе, где еще действует право гостя, появляется персона знатного рода — король, к примеру…
Корс Кант вздрогнул.
— Государь.., не хочешь ли ты сказать, что Анлодда — дочь некоего короля, навестившего некогда Харлек? От этого мужчины ее зачала супруга Горманта, да упокоится ее душа в мире?
— Что сказал, то сказал.
— Гм. Тогда понятно, почему Гормант так себя повел. И почему он вообще не жаловал Анлодду. Государь, прошу, скажи, это так?
— Я говорю тебе: я знаю, что она высокого рода, самого что ни на есть королевского.
— Самого что ни на есть? — юноша обернулся, посмотрел на короля Лири, но тот только загадочно улыбался. — Господи Иисусе, — прошептал Корс Кант.
— Она.., тебе дочь?
— Она выросла дочерью Горманта, принца Харлекского, вот все, что могу сказать. Она говорит правду, но и он не врет, все зависит от того, как посмотреть.
— Стало быть, ты мне всего лишь сказал, — попытался резюмировать юноша, — что она — та, кто она есть?
— Вот-вот. Только что ты за это уцепился? На самом-то деле все гораздо серьезнее, юноша. Ты знаешь, кто она такая, но ты — это ты, и сможет ли она жить в твоем мире, а ты — в ее?
— Но ведь она не изменится?
— Еще как изменится! И ты тоже, куда бы ты ни пошел — налево, направо, вперед или назад. И гадать тут нечего. Я тебя не стану спрашивать про завтрашний день, его не видят даже боги. Я спрашиваю тебя про сегодняшний. Любишь ли ты ее, как прежде, или нет?
— Да, — ответил Корс Кант, не задумываясь. — Погоди… Если бы она…
— Нет-нет, не сворачивай! Хоть раз сказал верное слово, и тут же на попятную! Ты ведь ей как-то сказал, что любишь ее, но ведь тогда ты жаждал ее тела, а?
«В ту ночь, когда приехал Меровий, в покоях Гвинифры!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
