себе. Нехорошо это…
— Ну, раз он погиб, ему уже все равно, а вот ты, мать, меня откровенно расстраиваешь.
— Добро пожаловать в клуб, я в последнее время многих расстраиваю.
— Кора, нельзя же так! Черт подери, ты же не одна, в конце концов! Ты так докатишься черт знает до чего! — обеспокоенно ругался Бурбуль, но его слова разбивались о стену равнодушия, как прибой о скалу.
— Может, это было бы справедливо, — едва слышно произнесла не похожая на саму себя Кора, глядя остекленевшим взглядом куда-то в сторону. — Он был прав, если бы не я… Если бы я не устроила Джейса работать к нам, он бы не погиб…
— Кто это сказал? Кто "он"?
— Его брат.
— Ну, милая моя, с горя на кого только не кинешься! Мало ли что он сказал! Это же был единственный путь к свободе. И Джейс сам его выбрал. В конце концов, мужик сам должен распоряжаться своей жизнью. Вот он и распорядился. Знал, на что шел.
Кора слушала молча, отрешенно. Все доводы тонули в тумане, окутавшем ее сознание.
— Это не честно, Бурбуль… — еле слышно произнесла она. — У него был шанс на свободу, на счастье с кем-то. Он же уже начинал жить… Он не заслужил этого… Мы с тобой сами выбирали свою работу, но для него это был единственный шанс… Как я могу не винить себя? Я же продала его…
— Очень просто. Ты сделала для него все, что могла. Поверь, мало кто вообще стал бы так впрягаться на твоем месте. Этот братец его должен тебя на руках носить, а не с дерьмом смешивать. И вообще, мог бы и помягче с любимой женщиной своего брата…
Кора болезненно скривилась.
— Какая я любимая? Бывшая хозяйка — да. А любимая уже другая была, судя по всему. Я — никто.
— Ууу, как все запущено, оказывается. А ну-ка, с этого момента поподробнее, — Бурбуль подсел к Коре и приобнял за плечи.
Кора сухо изложила суть встречи с предполагаемой новой пассией Джейса. Эмоций в ее голосе не было ни грамма. Бурбуль внимательно выслушал ее, потом долго молчал и, наконец, авторитетно выдал:
— Не верю. Херня все это.
— Как херня, если я сама видела?
— Ну и что? Мало ли что там себе надумала какая-то левая шмара? Я сам видел, что Джейс в тебя влюблен по уши. А такие мужики, если уж влюбляются, то крепко. Погоди… ты из-за этого теперь себя давишь и нормально не выпускаешь пар?
— Да не давлю я! — вдруг огрызнулась Кора, отстраняясь. — Что мне, головой об стену биться? Ну вот что мне делать, Коди, а? Что я кому расскажу? Что у меня погиб… кто? Мой бывший любовник? С которым два года как разошлись?! Да я себя идиоткой чувствую, понимаешь?! Потому что мы уже никто друг другу, а я…
Вскочившая было Кора остановилась, будто наткнулась на стену. Голос, набиравший силу от гнева, вдруг надломился:
— Я дышать не могу, когда вспоминаю, что его больше нет. Да пусть бы он не вернулся никогда ко мне, но хоть бы он жил, Коди! Хоть бы жил… Я же только хотела, чтобы он стал свободен, понимаешь? Со мной, без меня, да какая разница! Он заслужил быть свободным, быть счастливым… А теперь его нет…
По ее лицу катились слезы, но рыдать навзрыд у Коры уже не было сил. Она закусила губу и отвернулась, задержав дыхание и позволяя соленым каплям струиться по щекам. Бурбуль встал, подошел к ней и неожиданно нежно обнял.
— Дыши, глубоко дыши, легче будет, — ласково проговорил он. — Какая же ты все-таки дурёха. Вам же, бабам, так хорошо — включила фонтан из обоих глаз, прорыдалась, посопливилась, и легче стало! А у тебя вечно все не как у всех. Зубы стиснула и терпишь. Зачем? Кому от этого легче? Эх ты!
Не любивший "водных шоу" и не терпевший женских эмоциональных сцен Коди удивительно терпеливо относился к таким моментам с Корой. Хотя, стоило признать, моменты эти можно было пересчитать по пальцам одной руки. Других женщин он утешать не умел и не любил, всегда это у него получалось коряво и грубовато, но с любимой Ведьмочкой бывалый вояка был необычайно мягок. Вот и сейчас Бурбуль позволял ей спокойно поплакать и просто ждал, когда она выдохнется. Когда Кора, наконец, отстранилась от него, стало ясно, что желаемого катарсиса не произошло — ее лицо было мокрым, раскрасневшимся и все таким же безжизненным. Легче ей не стало, стало просто… пусто. И очень, очень холодно.
— Что-то я стала часто рыдать, когда мы с тобой видимся, — горько усмехнулась она без малейшей тени веселья.
— На то и есть друзья, — пожал плечами Коди, протягивая ей носовой платок.
— Пойду умоюсь, — не поднимая глаз сказала Кора, принимая платок.
Ей было некомфортно после такого проявления чувств, да и трясло довольно заметно. Хотелось поскорее уединиться, если нельзя было свернуться в клубок прямо здесь и сейчас, то хотя бы сунуть руки в горячую воду и согреться. Когда она вновь вернулась в комнату, то выглядела чуть посвежее, видимо, смогла немного совладать с собой. Лицо все так же отсвечивало серым, особенно вокруг глаз и рта, а веки и нос припухли от слез. Но по крайней мере, Кора выглядела чуть более собранной. Бурбуль внимательно посмотрел на нее, потом на часы. Что-то прикинул в уме и объявил:
— Вот что, пойдем-ка со мной.
— Куда? — недоверчиво прищурилась Кора.
— Увидишь.
— Коди, я устала. У меня начинает болеть голова. Я домой хочу.
— Не ной. Пойдем, а то потом жалеть будешь.
— Да куда ты меня тащишь?! Никуда я не хочу!
— Так, либо идешь сама, либо я тебя сейчас как мешок с картошкой возьму и отнесу сам.
Кора посмотрела на него с осуждением, но почувствовала, насколько серьезен ее друг, и обреченно махнула рукой.
— Ладно, идем.
Коди отвез ее туда, где начиналась тропа к "жетонному дереву". На ее вопросы он больше не отвечал, и Кора перестала их задавать, просто следуя за другом по
